Узник в маске - Бенцони Жюльетта. Страница 74

– Мошенник! Негодный мошенник!

Вслед за оскорблением, произнесенным с крайним презрением, прозвучали гневные возгласы. Лозен резко поднялся и, наклонившись над столом, подверг белого, как мел, Сен-Реми яростной словесной атаке:

– Я видел, как вы вытащили эту карту из своего рукава! Вообразили, что здесь у нас притон, к которому вы привыкли? Полюбуйтесь, господа! Вот еще одна и еще!

В довершение оскорбления Лозен хлестнул новичка картами по лицу. Тот поднялся и потянулся дрожащей рукой к эфесу шпаги.

– Вы лжец! – прохрипел он. – Если здесь и есть мошенник, то это – вы.

Все вокруг остановили игру. Сам король бросил карты и подошел к ссорящимся.

– Государь! – вскричал Лозен со своей обычной дерзостью. – Вам следовало бы тщательнее подбирать кандидатов на королевскую ласку. Этому человеку не место здесь, как и во всяком приличном обществе.

– Государь, – вмешался Кольбер, бросившийся на выручку своему протеже, – здесь какое-то недоразумение! Господину де Лозену, наверное, показалось...

Неожиданно подал голос Месье:

– Показалось? Хорошо, что он не такой слепец, как все остальные! Господин де Лозен у нас на глазах извлек из рукава этого человека припрятанные там карты. И кто только придумал усадить его ко мне за столик! Если он так вам приятен, братец, пригласили бы его за свой!

– Государь, – попробовал защититься Сен-Реми, – я стал жертвой заговора, задуманного моей вечной противницей, герцогиней де...

– Если вы посмеете произнести ее имя, то, клянусь, я перережу вам глотку! – взревел Д'Артаньян, вошедший в зал во время партии и стоявший позади кресла короля. – Что за негодный способ оправдываться – чернить достойную даму, на которую только что обрушилось горе – гибель сына на королевской службе!

– Довольно! – постановил король.

Взгляд его холодных, как лед, глаз скользнул по двум противникам и остановился на капитане мушкетеров. Как и все присутствующие, он знал, что подобная ссора может закончиться одним-единственным способом. Он, конечно, мог бы распорядиться об аресте мошенника, но тревога, отпечатавшаяся на обычно бесстрастном лице Кольбера, заставила его отказаться от этого решения. Если бы его протеже угодил в тюрьму, то пострадала бы его честь, а король слишком высоко ценил таланты своего слуги. Поэтому он обернулся к Д'Артаньяну со словами:

– Сударь, извольте позаботиться, чтобы это печальное происшествие было завершено надлежащим образом, но не здесь. Главное, не забывайте, что ваше решение нас совершенно не интересует.

Мадемуазель, пришедшая в ужас при мысли, что ее возлюбленному грозит смертельная опасность, попыталась вмешаться:

– Это немыслимо, государь! Король не может...

Людовик насмешливо улыбнулся кузине.

– О чем вы говорите, милейшая? Разве произошло нечто, способное вас взволновать? Лично я уже ничего не помню. Продолжим игру!

Он снова взял в руки карты, а Д'Артаньян увел Сен-Реми и Лозена. Тот перед уходом широко улыбнулся и подмигнул госпоже де Монтеспан, которая, уступив свое место госпоже де Жевр, нашла Мари и отвела ее в сторонку.

– Испросите разрешения удалиться! – посоветовала она. – Это единственное возможное для вас поведение, ибо вы с минуты на минуту лишитесь жениха.

– Вы считаете, что господин де Лозен...

– Проткнет его шпагой или заставит подавиться пулей? Нисколько в этом не сомневаюсь, ведь он – один из искуснейших клинков королевства и выдающийся стрелок. У вашего Сен-Реми нет ни малейшего шанса, даже если он хорошо стреляет из пистолета и выберет это оружие, поскольку обращение со шпагой наверняка не относится к его талантам, в его-то возрасте... В любом случае вам вполне пристало покинуть двор и вернуться к матушке. Все с пониманием отнесутся к вашему желанию горевать в одиночестве.

Мари вытерла дрожащей ладонью мокрый лоб.

– Я не могу поверить, что это не сон, Атенаис! Какая счастливая случайность, что милый Лозен заметил его жульничество...

Пряча лицо за веером, госпожа де Монтеспан ответила:

– Жульничество? Оно существует только в бурном воображении Лозена и в поразительной ловкости его пальцев. С него станется вытащить карту из носа самого короля! А теперь ступайте, и быстрее! Я навещу вас у матери. Кошмару конец!

– Он это сделает? – недоверчиво спросила Мари.

– Да, сделает – ради вас и вашей матушки. Вот какой он верный друг!

Госпожа де Монтеспан не ошиблась: через два часа на опушке сен-жерменского леса в присутствии Д'Артаньяна и двоих его мушкетеров Лозен всадил Сен-Реми смертельную пулю промеж глаз. Поутру, на розово-золотистой заре, показавшейся ей прекрасной, как никогда, спасенная Мари отъехала от дворца в карете. На душе у нее было легко, и она заранее предвкушала радость матери и Персеваля, которым ей не терпелось поведать о подвиге, совершенном бравым Лозеном ради них троих. Не выдержав волнения, она крикнула кучеру:

– Нельзя ли побыстрее? Мне хотелось бы скорее добраться до дома!

Глава 12

Что произошло на Крите

После победного возвращения Мари на улицу Турнель Сильви каждое утро ходила к мессе в монастырь Визитации Святой Девы Марии, причем всегда одна, не позволяя ни Мари, ни Жаннете ее сопровождать.

– Никогда не перестану благодарить господа, вернувшего мне дочь и поразившего нашего врага. Хочу, чтобы моя молитва дошла до его ушей без помех... – твердила она.

– Разве монахини – не помеха? – обиженно спрашивала Жаннета.

– Монахини – другое дело. Их молитвы не только не отвлекают господа и Святую Деву от моей, а, наоборот, помогают. Если вам тоже хочется ходить к утренней мессе, выберите другое место.

И она уходила в одиночку, с молитвенником в руках, завернувшись, как простая горожанка, в черный плащ с капюшоном, который скрывал ее от посторонних глаз. После отъезда из Фонсома она отказалась от атрибутов герцогского выезда, которые использовала прежде, чтобы порадовать деревенских жителей: кареты, ливрейных лакеев, молодого слуги с красной бархатной подушечкой. Зачем вся эта суета безутешной матери, на которую обрушилась ярость короля?

Но в это утро она была почти что счастлива: накануне Мари получила письмо госпожи де Монтеспан, в котором сообщалось о судьбе Лозена. Беспокоиться за славного малого больше не было нужды, хотя раньше Сильви не сомневалась, что Людовик не даст ему спуску. Ведь Лозен осмелился устроить скандал в присутствии самого монарха и вынудил его закрыть глаза на строго порицаемый им способ сведения счетов – дуэль! Однако, по словам маркизы, тревога Сильви была напрасной. «Король, – писала она, – поставил господину Лозену в вину его безрассудство и пригрозил разжалованием и заточением в Бастилию, но потом сменил гнев на милость, и теперь снова ходят слухи о предстоящей свадьбе Лозена и Мадемуазель. Сама я ни минуты не сомневалась, что этим все и кончится: король очень любит капитана своих гвардейцев, умеющего его позабавить; к тому же – но это строго между нами! – я склонна думать, что он вовсе не удручен тем, что Лозен освободил его от обузы, которую на него взвалил из каких-то собственных непонятных соображений Кольбер и которая, как он догадывался, возмущала всех достойных людей...»

В этот ранний утренний час на мессе было совсем немного молящихся. Часовня стояла прямо на улице Сент-Антуан – достаточно было преодолеть несколько ступенек. Сильви предпочитала оставаться в глубине часовни и приближаться к алтарю со свечой только для причастия. В этот раз, отходя от стола со святыми дарами, она с удивлением обратила внимание на коленопреклоненную женщину в темной вуали, появившуюся рядом с ее местом на скамье, где остался лежать ее молитвенник. Она с благочестивым смирением вернулась на место, но тут же отшатнулась: от незнакомки исходит запах амбры, который Сильви не забыла, несмотря на истекшие годы, потому что с ним были связаны самые тяжкие в ее жизни воспоминания. Впечатление было таким сильным, что она схватила молитвенник с намерением перейти на другое место, но не тут-то было: ей в бок уперлось что-то твердое, и тихий, но властный голос произнес: