Рука в перчатке - Эберхарт Миньон Гуд. Страница 36

– Да, я был в своей комнате и собирался идти в салон, когда услыхал шум и выскочил в коридор.

– Вы, стало быть, не подождали, не произойдет ли чего нового?

– Нет. Я поступил, как обычно.

– И что же вы сделали?

– Я побежал по коридору и услышал, как где-то захлопнулась дверь. Постучал к тете Амелии и спросил: "Дафна, ты здесь?" Она помедлила, потом что-то ответила, не помню, что. Послышались голоса, распахивались двери, включили свет. Я направился к салону и...

– Зачем?

– Даже не знаю. Просто пошел туда – и все. Он же был рядом. Я вошел, включил свет, а он там уже лежал. Вот и все.

– И в дальнем конце коридора вы никого не заметили?

– Никого.

Уэйт вновь и вновь с особой педантичностью задавал вопросы о самых незначительных деталях. Снова и снова одно и то же. Кто в последний раз разговаривал с Арчи? Им оказался Лейн, принесший Арчи сигареты.

Он был очень благодарен. Случилось это около десяти.

– Мисс Хэвиленд, ваша комната находится рядом с той, которую занимал Шор. Вы ничего не заметили и не слышали?

– Ничего.

Последовали новые вопросы.

Порой Уэйт возвращался к ночи, когда убили Бена. И Роули снова пришлось пункт за пунктом повторить всю историю, которая с ним приключилась.

– Я шел к себе в комнату, когда услышал выстрел. И когда наутро я спустился вниз, мне сказали про убийство. Труп нашла Мэгги в библиотеке.

Это был великий час для детектива, о чем Дафна и не подозревала. Вопросы сыпались, как из рога изобилия. Прошло немало ужасных часов, когда сопротивление наконец ослабевает, и истина проступает наружу.

Порою детектив прикидывался простаком. Например, у нее он спросил про расстояние, которое пришлось пройти от ее комнаты по коридору, и сразу вышел, очевидно, проверять ответ. И еще пример: он ушел в комнату Арчи и оставался там довольно долго, пока ее расспрашивал про Арчи другой полицейский, маленький толстячок с узкими глазками – его звали Тилли.

Зато Гертруда со страдальческим лицом, но ненавистью в голосе, ответила:

– В последние годы я ничего о нем не слышала, во всяком случае, ничего хорошего, это уж точно.

Роули надулся и попытался осадить мать по-латыни:

– О мертвых... – но был грубо прерван:

– Ах, перестань. Сейчас не время для французских цитат. И для уловок тоже. Только правда.

И сказал это не полицейский – ложным пафосом блеснула Гертруда.

– Это не французский, Гертруда, – заметила Амелия. – Пожалуйста, возьми себя в руки.

– Да, мама, пойдем, лучше пойдем отсюда, – пробормотал Роули.

И даже Джонни решил вмешаться:

– Это... это все ее мигрень, мистер... э... мистер Тилли... мигрень.

– Тиллинхауз, – поправил его детектив.

– Тиллинхауз, – повторил Джонни, машинально приглаживая рукой волосы. – Можно больше не тревожить мою сестру? Она нездорова.

– Ее допросит Уэйт, – пожал плечами Тиллинхауз.

– Все могут разойтись, – долетел от двери голос Уэйта. – Но дом не покидать.

Было уже около пяти вечера.

Все поспешно удалились. Дафна ощутила рукой прикосновение Денниса.

Перед уходом она слышала, как Тиллинхауз говорил другому полицейскому:

– Давно пора произвести арест.

Тот согласно кивнул.

Оба смотрели куда-то мимо, и когда Дафна оглянулась, она увидела Денниса, беседовавшего с Амелией.

Кого они имели в виду – Денниса? Или, может, Амелию?

Однако с каждым разом вопросы становились все абсурднее.

Она, конечно, знала, что люди постоянно меняются. Но знала также, что Амелия давно играла роль главы семейства.

Вернувшись в свою комнату, она поспешила извлечь из шкафа желтое платье. Как могла она так долго продержать при себе эту убийственную улику! Давна долго возилась со спичками (камин давно погас), но ткань горела плохо. Орудуя маленькой каминной кочергой, она ворошила его, давая доступ воздуху к голубоватым язычкам огня.

Она страшно устала. Руки дрожали. По-прежнему в голове роились разные вопросы. Кто убил Бена? И Арчи? Она была так уверена, что Бена убил он!

Роули не поднял бы руку на отца. Нет, он не мог!

Она пошевелила платье, и пламя вспыхнуло сильнее. Тут неожиданно ей пришло в голову, что тетушки Амелия и Гертруда, собственно, тоже ничего не смогли бы.

Деннис как-то сказал, что подозревает Гертруду.

Но Амелия по части силы и воли казалась значительнее.

И еще Амелия была куда умнее.

Был ли в самом деле хоть один след, который вел к убийце? И о котором Деннис ничего не знал?

Дафна сидела у камина, когда к ней постучался Джонни. Сначала она думала, что это Деннис, и хотела пойти открыть. Но потом вспомнила про молоток – находку Мэгги – и не решилась.

Лишь узнав негромкий голос Джонни, она шагнула к двери.

– Боже, как здесь холодно, – поежился тот. – Растопи камин. Слушай, Дафна, полагаю, я должен тебе сказать... ты же понимаешь... Я бы признался. Про убийства. То есть, про обоих.

Он смотрел на нее, мигал и говорил все быстрее:

– Ну-ну, Дафна. Подойди, присядь. Не смотри так на меня. Боже, я ведь должен был это сделать!

И пока она не успела ни о чем спросить, поспешно продолжил:

– Тут ничего не поделаешь. Смотри, Даф... Ну – ну, дорогая, если ты так воспринимаешь, я ничего не говорил. То есть, конечно, уже сказал, но...

Он опустился в шезлонг, сунув руки в карманы. Глаза смотрели полусонно, лицо прорезала тонкая сеть морщинок.

– Слушай, Дафна, ты любишь Денниса?

– Да.

– Гм, – Джонни пристально посмотрел ей в глаза. – Ты ведь что-то сожгла? Тянет паленым.

– Одно платье. Отец, о чем ты? Я ничего не понимаю. Не могу и помыслить, что...

– Я сказал, что я бы сознался. – Отсутствующим взором он окинул валявшиеся на шезлонге обрывки меховой отделки. – Долго так не может продолжаться. И притом, ведь нет другого выхода.

– Да ты что... – Она пыталась понять, чего он добивается. – Ты же с ума сошел. Тебя арестуют. Обвинят в убийстве.

– Нет, – покачал он головой и даже слегка улыбнулся, – я бы сам себя обвинил. Что это было за платье, Дафна? Эти маленькие обрывки мне что-то напоминают. Это платье, в котором ты была, когда...

– Когда убили Бена.

Отец украдкой покосился на нее и отвернулся к камину.