Время любить - Бенцони Жюльетта. Страница 7

Но Жилетта де Вошель подошла и встала рядом с Катрин:

– Я еду с вами! Я верю в невинность госпожи Катрин.

– И я тоже, я тоже ей верю! – вскричала Марго, подражая Жилетте. – Я тоже хочу ехать с вами!

Эрменгарда де Шатовиллен расхохоталась.

– Поостерегитесь, мессир Боа, так вы можете остаться без людей.

– Ну, это меня бы удивило! У добропорядочных людей не может возникнуть желания путешествовать вместе с подозрительной женщиной, которая накликает на нашу голову проклятие. Езжайте… раз уж нет возможности передать виновную в руки правосудия, не проливая при этом крови, но мы больше не хотим вас видеть!

Он стоял впереди всей своей группы паломников, которые так и теснились один к другому, как бы стараясь подальше отодвинуться от подозреваемой. Катрин чуть не плакала от обиды. Стыд жег ее словно раскаленное железо. И так как Эрменгарда жестом пригласила ее подняться на лошадь, она с жаром воскликнула:

– Как же мне ехать, не доказав своей невиновности, не…

– Если у вас был бы самый маленький шанс это сделать, я сама бы посоветовала вам добраться до Конка, – возразила Эрменгарда, – но эти люди не дали бы вам это сделать. Они же фанатики и действуют без суда и следствия. В седло!

Толпа расступилась перед маленьким отрядом, к которому присоединилась Жилетта, а на крупе лошади последней пристроилась счастливая, как ребенок, Марго. Проезжая мимо Жербера, Катрин придержала лошадь и очень высокомерно бросила:

– Вы осудили меня, даже не выслушав, мессир Боа. Вот она, ваша справедливость, вот оно, ваше правосудие!

– Да что вы теряете время в пререканиях с этими людьми? Они же упрямее ослов! – с нетерпением крикнула Эрменгарда.

Между тем Жербер поднял глаза на молодую женщину и голосом, в котором не слышалось никакого выражения, прошептал:

– Может быть, у вас был сообщник! Если вы невинны, идите с миром, но я не думаю, что это возможно. Что касается меня…

– Что касается вас, то вы очень довольны, что под этим предлогом помешали мне продолжать путь вместе с вами, так ведь?

– Да, – признался он искренне. – Я очень доволен этим. Рядом с вами ни один мужчина не может серьезно думать о спасении души. Вы опасная женщина. Хорошо, что вы от нас уходите.

Катрин не смогла сдержать горького смеха:

– Большое спасибо за комплимент. Продолжайте же вашу дорогу с молитвой, мессир Боа, но что-то подсказывает мне, что мы еще свидимся.

На этот раз Жербер ничего не ответил. Но перекрестился с такой поспешностью, с таким страхом, что Катрин, несмотря на свой гнев, чуть не рассмеялась прямо ему в лицо. Между тем Эрменгарда в полном нетерпении подъехала, ухватилась за повод лошади Катрин.

– Довольно, моя дорогая. Поедем же!

Катрин послушно последовала за подругой и, взявшись за поводья, пустила лошадь мелкой рысью.

За спиной у всадников послышалась песнь паломников, эхо которой донес им дувший с юга ветер.

Катрин сжала зубы, чтобы не заплакать. У нее возникло ощущение, что этой песней паломники хотели защитить себя, очиститься от той грязи, которая невольно попала и на них.

Мало-помалу звуки песнопения затихли. Обе женщины ехали какое-то время молча. Но вдруг Катрин, которая молча перебирала в уме последние события, заметила, что широкая улыбка расползлась по лицу ее спутницы. Она почувствовала, что Эрменгарда тайно радовалась своей победе, и со злостью вскричала:

– Вы-то, я думаю, не нарадуетесь? Остается только подумать, что это вы и подложили мне камни в кошель.

Вовсе не задетая резким тоном молодой женщины, вдовствующая графиня заявила:

– Будьте уверены, мне жаль, что я не способна на такое, мне не хватает хладнокровия. Ну, перестаньте хмуриться! Вы же быстрее доберетесь до Испании, и Бог вовсе не станет на вас за это сердиться, потому что вы ни в чем ровным счетом не виноваты. Смотрите… да взгляните же, как прояснилось небо. Будто сам Господь Бог разогнал тучи на нашем пути… Разве вам не кажется это добрым признаком?

Несмотря на плохое настроение, Катрин не смогла удержать улыбки.

– Мне нужно помнить, – сказала она, – что вы всегда обладали искусством, дорогая Эрменгарда, перетащить небо на свою сторону… или по меньшей мере устроить так, чтобы все в это поверили. Но мне очень хочется узнать наконец, как эти проклятые рубины попали ко мне?

– Время покажет! – глубокомысленно пробормотала Эрменгарда.

Измученные и задохнувшиеся от слишком быстрой езды, Катрин и ее спутники добрались до остановки в Фижаке, где они сняли жилье в самом большом постоялом дворе в городе. Усталые от пережитого утреннего происшествия больше, чем от переезда, Катрин и Эрменгарда, отправив спутниц в церковь, устроились на свежем воздухе внутри постоялого двора, под ветвями огромного платана. Вдруг во двор вошел человек и быстро направился к ним. Это был Жосс Роллар. Подойдя, он пал на колени около Катрин.

– Это я украл рубины, – сказал он, оглядываясь на служанок, несших корзины с бельем. – И я же, делая вид, что споткнулся, подложил их вам в кошель. И вот я пришел просить у вас прощения!

Катрин молчала, глядя на человека, униженно молящего у ее ног, а Эрменгарда сделала героическое усилие, чтобы встать со скамейки и схватиться за костыль. Ей это никак не удавалось, и она возопила:

– И ты приходишь к нам и рассказываешь все это?! Я немедленно отправлю тебя к судье, у которого уж наверняка найдется обрывок веревки для твоей шеи. Эй, там! Сюда, мигом!..

Взгляд Катрин остановился на лице этого человека с чертами, в которых причудливым образом смешались резкость с некой утонченностью.

– Одну минуту! Я сначала хочу, чтобы он ответил на два вопроса.

– Спрашивайте, – произнес Жосс. – Я отвечу.

– Прежде всего, почему вы это сделали?

– Видимо, мне придется исповедоваться перед вами. Я отправился в Галисию только затем, чтобы скрыться от палача – тот ждет меня в Париже с длинной и очень крепкой веревкой. Тогда я решил побродить по белу свету… Когда я увидел статую всю в золоте и в камнях, то подумал: возьми я несколько штучек, этого никто не заметит, а моя старость будет обеспечена.

– Но зачем же было втягивать в это меня? – вскричала Катрин. – Ведь меня могли убить.

Жосс горячо возразил:

– Нет. Вам это не грозило. Я – бедный горемыка, нищий проходимец… А вы, вы – знатная и благородная дама. Так ведь просто не возьмут и не повесят благородную даму. И потом, здесь же была ваша подруга. У благородной дамы есть защита… и воины с оружием. Я знал, что она вас отстоит. А меня бы повесили на первом же дереве без суда и следствия. Когда я увидел монахов, понял, что погиб. Тогда…

– Тогда вы подсунули мне вашу добычу, – спокойно закончила рассказ Катрин. – А если, несмотря ни на что, мне бы грозило наказание?

– Клянусь Богом, в которого никогда не переставал верить, я бы признался. И если бы мне не поверили, я стал бы драться за вас до смерти!

Некоторое время Катрин хранила молчание, взвешивая слова, которые он только что произнес с неожиданной серьезностью. Наконец она сказала:

– Теперь второй вопрос: почему вы пришли сюда и признались в преступлении? Вы же не знаете, как я стану действовать, не сдам ли вас в руки правосудия.

– Да, это был риск с моей стороны, – кивнул Жосс. – Но я больше не хотел оставаться с этими бесчеловечными святошами. С того момента, как вы уехали, путешествие лишилось всякого интереса и…

– И ты сказал себе, – вмешалась Эрменгарда, – что, если уж рубины не дались тебе в руки, остался еще королевский изумруд.

Но и опять Жосс не удостоил ее ответом. Выдержав взгляд Катрин, он сказал:

– Если вы думаете так же, мадам Катрин, выдайте меня, не сомневайтесь больше. Я только хотел вам сказать, что я поступил плохо, но очень об этом сожалею. Чтобы исправить свой поступок, я пришел предложить свои услуги. Если вы разрешите, я последую за вами, буду вас защищать… Я нищий бродяга, но умею махать шпагой не хуже любого господина. В дороге всегда есть нужда в крепкой руке. Клянусь спасением моей души, что буду служить вам верно.