Время любить - Бенцони Жюльетта. Страница 9

Жосс не успел ответить, а к Катрин уже направился монах:

– Да пребудет с вами мир Господен, сестра моя! Чем мы можем вам помочь?

– Дать нам комнату, где мы могли бы выспаться, – ответила Катрин. – Но с нами много людей. Остальные на подходе, и я боюсь…

Старый монах приветливо улыбнулся, по его лицу разбежались морщинки.

– Господина, который прибыл к нам только недавно? Не бойтесь. Дом у нас большой и открыт перед вами.

Но Катрин уже не слушала его. На пороге конюшни она заметила офицера, который, несомненно, был начальником солдат охраны. Он все еще не снял оружия, а поверх его кирасы был надет плащ с гербом. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Катрин прекрасно узнала этот герб – он принадлежал герцогу Бургундскому!

В голове у нее каруселью закрутились мысли. Как же так! Неужели герцог Филипп здесь? Она не верила своим глазам, глядя на лилии и герцогские полосы, изображения Золотого Руна… того самого Золотого Руна, знака ордена, некогда основанного в память о ней!

Монах мягко подергал за уздечку ее лошади.

– Дочь моя! Вам плохо?

Не двигаясь, устремив глаза на офицера, Катрин спросила:

– Этот господин, что приехал к вам… Кто он?

– Личный посланец монсеньора герцога Филиппа Бургундского.

– Посланец? К кому?

– Вы думаете, я это знаю? Видимо, к кастильскому монарху или к королю Арагона, а может быть, речь идет и о короле Наваррском. Но вы так нервничаете, дочь моя! Пойдемте! Отдых вам будет на пользу.

Немного успокоенная, Катрин решилась сойти с лошади в тот самый момент, когда Эрменгарда и все остальные из их компании с шумом появились во дворе приюта. Графиня казалась очень недовольной. Меча глазами молнии, она гневно обратилась к Катрин:

– Во что вы играете? Мы еле догнали вас!

– Я не могу терять время, Эрменгарда! – сухо возразила Катрин. – Я испугалась, что к вечеру не попаду сюда, и ускакала вперед.

– Мне, однако, кажется… – начала было графиня. Но слова ее замерли на губах, а в ее серых глазах вспыхнула радость. Она тоже узнала гербы на одежде офицера. – Кажется, у нас здесь будет с кем проводить время?

Катрин холодно улыбнулась.

– Я посоветовала бы вам, моя дорогая графиня, избегать этого господина. Вы разве забыли, что вы – изгнанница и в очень дурных отношениях с герцогом Филиппом?

– Ба! – произнесла Эрменгарда с беззаботностью. – Мы же далеко уехали от Брюгге и Дижона. Более того, у меня сохранилось несколько верных друзей при дворе герцога Филиппа! Наконец, вы же знаете, я никогда не была трусливой!

И мадам де Шатовиллен направилась к двери, у которой все стоял офицер и следил за приближением этой внушительной особы. Она обратилась к офицеру:

– Скажи мне, дружок… кто твой господин?

– Посол монсеньора герцога Филиппа Бургундского, графа Фландрского…

– Сделай милость, не перечисляй всех титулов герцога, я их знаю лучше тебя. Мы же так протопчемся на этом самом месте до восхода солнца! Скажи мне лучше, кто же этот посланник?

– Да кто вы сами, что учиняете мне такой допрос, мадам?

Но Эрменгарда не успела побагроветь от гнева, потому что чья-то рука отстранила офицера, и еще совсем молодой мужчина, одетый с необычайной простотой, не исключавшей некоего изящества, показался на пороге. Блики от огня высветили узкое лицо с такими тонкими губами, что они казались запечатанными печатью. Длинный и прямой нос нависал над ними. Ледяной взгляд голубых, слегка выпуклых глаз охладил пышущее гневом лицо Эрменгарды. Вдруг их выражение изменилось: улыбка расслабила правильные черты его холодного лица, а тусклые глаза заблестели.

– Дорогая моя графиня! Я боялся вас пропустить и уже…

Сдержанный и властный жест пожилой женщины прервал его слова, но было слишком поздно: Катрин не только услышала неосторожную фразу, но увидела и жест. Она вышла из тени и подошла к своей приятельнице.

– А меня, Ян, – сказала она холодно, – вы тоже боялись пропустить?

Художник Ян ван Эйк, камердинер герцога Филиппа Бургундского и его тайный посланник по разным, особенно личным делам, не стал утруждать себя притворством. Радость, которая отразилась на его лице, была искренней.

– Катрин!.. Это вы?

Он был так счастлив, что молодая женщина почувствовала, как в ней тает подозрение. Они были хорошими друзьями во времена, когда она царила при Бургундском дворе и в сердце герцога. Много раз она позировала этому великому художнику, гений которого ее восхищал, она ценила также верность его дружбы. Ян даже был слегка влюблен в нее и никогда этого не скрывал.

– Это именно я, друг мой… и я очень рада вас вновь увидеть! Что вы делаете так далеко от Бургундии? Думаю, я правильно поняла, что у вас было назначено свидание с мадам Эрменгардой?

Говоря так, она бросила взгляд в сторону своей подруги и увидела, как та слегка смутилась. Но ван Эйка вовсе не взволновал ее вопрос.

– Свидание – это слишком громко сказано! Я знал, что мадам Эрменгарда направлялась в Компостел-Галисийский, и, так как моя миссия направляла меня по тому же пути, я просто-напросто надеялся поехать вместе с ней.

– Так герцог направил вас к монсеньору святому Иакову? – произнесла Катрин с иронией, которая не ускользнула от художника.

– Ну-ну, – сказал он с улыбкой, – вы же хорошо знаете, что мои миссии всегда бывают тайными. Я не имею права о них говорить. Но войдем же в дом, стало совсем темно.

Сидя за большим столом между Эрменгардой и Яном, Катрин слушала их и не очень-то вмешивалась в разговор. Бургундские дела, которые они обсуждали, стали для нее чуждыми, она не находила в них ни малейшего интереса. Даже разговор о герцогском наследнике, этом малыше Карле, графе де Шаролэ, которого герцогиня Изабелла родила за несколько месяцев до этого, не заинтересовал ее. Оба собеседника вели речь о мире, умершем для нее навсегда.

Но если она крайне мало обращала внимание на их разговоры, то смотрела на них с интересом, вызванным сообщением Жосса. Когда Катрин вышла из отведенной ей кельи и направилась в большой зал, он поджидал ее, неподвижно стоя в почти полной темноте. Она вздрогнула, увидев, как он возник из темени, но он быстро приложил палец к губам. Потом прошептал:

– Этот господин, прибывший из Бургундии… его-то и ждала благородная дама!

– А что вы об этом знаете?

– Я слышал, как они совсем недавно разговаривали под навесом для сена. Остерегайтесь! Он прибыл из-за вас!

Большего он не успел сказать, так как к ним направлялась Эрменгарда с Жилеттой и Марго. Катрин отложила на более поздний час разговор с Жоссом. А Жосс растворился во тьме, как настоящий призрак. Но именно о его сообщении все время думала Катрин, пока они ели. Мадам де Шатовиллен была такой веселой и довольной, что Катрин уверилась в правоте слов Жосса. Похоже, что именно художника она и ждала. Но тогда какое отношение могла иметь их встреча к самой Катрин?

Катрин была не из тех, кто надолго оставляет без ответа вопрос, да еще до такой степени волнующий. Поэтому, так как трапеза закончилась и Эрменгарда, потягиваясь и зевая, встала, Катрин решила перейти в наступление. В конце концов, до этого момента она считала ван Эйка другом. Так пусть он докажет это!

– Ян! Я хотела бы с вами поговорить!

– Здесь? – произнес он, бросая беспокойный взгляд в направлении группы горцев, занятых едой.

– А почему бы и нет? Эти люди не знают нашего языка. Это баски. И потом, – прибавила она с тонкой улыбкой, – неужели первых же встречных людей может заинтересовать наша беседа?

– Посланник всегда начеку… просто по обязанности! – ответил ван Эйк с улыбкой, странным образом походившей на ту, какой одарила его Катрин. – Но вы правы: мы можем поговорить и здесь. И о чем же?

Катрин ответила не сразу. Она медленно прошлась до камина из грубых камней, где мало-помалу сникал огонь.

Ян ван Эйк с уважением отнесся к ее молчанию. Художник был очарован тонким силуэтом, выделявшимся на краснеющем фоне. Ткань платья с анатомической точностью повторяла изгибы тела. Тонкий профиль был словно вырезан из золота, а густые черные ресницы накладывали на лицо волнующую тень. И художник не мог не отметить, что красота этой женщины стала более утонченной и духовной. «Если герцог опять ее увидит, – подумал ван Эйк, – он будет ползать у ее ног, как раб… или… убьет ее!»