Язон четырех морей - Бенцони Жюльетта. Страница 72

– Я постараюсь, сир!..

Снова отпускающий жест руки, но, видно, так уж было предопределено, что Наполеон сегодня никак не мог закончить с Марианной, ибо он удержал ее еще раз.

– Я совсем забыл! Можете сказать этой неугомонной особе, которая томится в желтом салоне, что ее дорогой Фурнье уже месяц назад получил назначение в Испанию! Это чтобы ее не слишком соблазняла возможность провести зиму в Анвере. И наконец… относительно графа Чернышова. Когда он вернется во Францию, я постараюсь, чтобы он услышал, что я о нем думаю! Даю вам слово! Я никогда не допущу, чтобы причиняли зло тем, кого я люблю! И ваш случай не первый, так было всегда.

– Сир, – промолвила Марианна, до слез взволнованная этим последним и таким неожиданным доказательством привязанности, – как выразить вам…

– Не пытайтесь! До скорой встречи, госпожа княгиня!

На этот раз уже было все. Дверь закрылась между Наполеоном и княгиней Сант’Анна, но Марианна унесла с собой великое чувство утешения, прежде всего от гарантии, что Язон будет жить, затем от уверенности, что она вновь обрела если не любовь, с которой, кстати, она не знала бы что делать, то по меньшей мере дружбу Императора. Она давала ей полную свободу действий, которой она не преминет воспользоваться.

– Итак? – с беспокойством спросила Фортюнэ Гамелен, когда ее подруга присоединилась к ней в желтом салоне.

– Помилование Язона уже состоялось! Император признал его невиновным в смерти Блэка Фиша, но осталась эта история с фальшивыми деньгами… Он… идет на каторгу!

Креолка сдвинула брови, задумалась, затем пожала плечами.

– Жестокое испытание, но оттуда можно выйти живым при его могучем здоровье. Ты узнала, куда и на сколько его посылают?

Нет, Марианна не знала. В своем расстройстве она даже не подумала справиться об этих двух элементарных сведениях, хотя бы о первом. Ибо второе не имело значения, будь Язон осужден на десять, двадцать, тридцать лет или пожизненно, раз она решила пойти на все, чтобы организовать ему бегство. Она удовольствовалась тем, что увлекла подругу за слугой, внезапно появившимся, чтобы проводить их во двор, где ожидали их лошади.

– Уедем отсюда, – сказала она только. – Удобней будет поговорить у тебя… Мне есть что тебе сказать…

Уже в то время, как в сгущающихся сумерках она ехала рысью рядом с подругой к ее домику, Марианна представляла в воображении грядущие дни. Прежде всего как можно скорей вернуться в Париж! Ей не терпелось оказаться дома, с тех пор как она узнала, что Жоливаль ждет ее там вместе с Аделаидой. Это на него, только на него одного она рассчитывала, на его изобретательный ум и его глубокое знание людей и вещей, чтобы составить план побега, который освободит Бофора. С тех пор как она обрела уверенность, что ее возлюбленный не умрет, ей все виделось окрашенным в розовый цвет оптимизма, может быть, немного чрезмерного, который обеспокоенная Фортюнэ постаралась умерить. Ибо Марианна, похоже, считала, что все теперь пойдет как по маслу, что являлось довольно опасной позицией.

– Не надо думать, что бегство будет легким, Марианна, – сказала она ей мягко. – Людей, которых ведут на каторгу, охраняют очень строго. Подобную операцию подготовляют долго и тщательно, если хотят иметь хоть какую-то гарантию на успех.

– Тот человек в Лафорс, Франсуа Видок, убегал уже бог знает сколько раз! Это не должно быть таким сложным!

– Он убегал действительно, но разве его не ловили всякий раз? Единственный шанс Язона, если тебе удастся вырвать его у охраны, немедленно сесть на корабль, идущий в его сторону. На море жандармы будут бессильны… Так что надо все приготовить, а начинать следует с корабля.

– Это все мелочи, которые мы уладим в последний момент. Я утверждаю: то, что сделал этот Видок, Язон тоже сможет…

– Марианна! Марианна! – вздохнула креолка. – Ты рассуждаешь сейчас как маленькая девочка. Я согласна с тобой, что самое важное – это спасенная жизнь, но имей в виду, на каторге малейшая ошибка может быть роковой, и нельзя сравнивать Язона с этим многоопытным завсегдатаем тюрем, Видоком! Будь осторожна и не наделай глупостей!

Слишком счастливая, чтобы так легко позволить себя смутить, молодая женщина только беззаботно пожала плечами, убежденная, что будущее широко откроется перед ней и ее другом. Она теперь представляла себе каторгу чем-то вроде морской тюрьмы, где заключенные работают целый день на свежем воздухе и где с помощью денег всегда возможно добиться от стражников уступчивости и снисходительности. Этот последний пункт – деньги – даже не волновал ее: если далекий муж лишил ее пособия, у нее остались сказочные драгоценности, с которыми она расстанется без сожаления ради Язона. Однако, когда на другой день вечером, после горячих излияний отыскавшихся, она услышала почти то же самое из уст Аркадиуса, она почувствовала, что беспокойство возвращается. Аркадиус проявил искреннюю радость, узнав, что Язон избежал сиюминутной опасности, но не скрыл от Марианны, что каторга – это такое место, где смерть может настигнуть в любой момент.

– Каторга – это форменный ад, Марианна, – сказал он ей, – а ведущая туда дорога – ужасная Голгофа; смерть находит сотни случаев, чтобы ударить: истощение, болезни, ненависть других, наказания, опасная работа. Замену смертной казни каторгой едва можно назвать милостью, и, если мы хотим попытаться устроить побег, нам необходимо проявить бесконечную осторожность, чрезвычайное терпение, ибо заключенный такого порядка будет охраняться более строго, и любая наша неудача может оказаться для него роковой. Вы мне позволите стать во главе операции?..

Марианна с удивлением отметила, что несколько недель разлуки состарили Жоливаля. Его лицо, всегда такое жизнерадостное, осунулось, а виски засеребрились. Поездка в Экс принесла одно разочарование, ибо герцог Отрантский категорически отказался вмешиваться в дело Бофора. Он довольно грубо сослался на то, что окружавшие Императора люди вполне могут сами все выяснить, особенно с таким ничтожеством, как его преемник. Он даже высказал о Марианне такое мнение, что Жоливаль счел нужным умолчать о нем.

«Княгиня она или нет, но у этой женщины такое лицо и тело, которое дешево не купишь. Раз она пробудила желание в Наполеоне, она вытянет из него все, что захочет, даже теперь, когда он во власти жены! Вмешиваясь в эту историю, я рискую только усугубить мою немилость».

И разочарованный Аркадиус несолоно хлебавши вернулся в Париж, чтобы узнать там об исчезновении Марианны. День за днем с помощью Талейрана и Элеоноры Кроуфорд он пытался узнать, что же случилось с молодой женщиной и ее спутником. Расследование предшествовавших исчезновению обстоятельств привело их к Лафорс, но дальше следы исчезли. Люди из тюрьмы видели, как мнимый нормандец с «дочерью» мирно ушли рука об руку по Балетной улице, завернули за угол и… исчезли, словно растворившись в воздухе. Все, что от них осталось, – это найденный в Сене труп кучера с перерезанным горлом.

– Мы считали вас мертвыми! – добавила Аделаида, чьи покрасневшие глаза носили следы пережитого горя. – Как было не подумать, что с вами обошлись так же? И мы боялись… до того дня, когда г-н Кроуфорд вернулся наконец домой и дал нам знать о вашем похищении женщиной и замаскированными испанцами. Насколько он понял, вас решили не убивать, по крайней мере сразу, а дождаться конца процесса.

– Приговор привел нас в отчаяние! – вмешался Жоливаль. – Я предположил, что Пилар спрятала вас в Мортфонтене, и поехал туда, всюду искал, но безрезультатно. Впрочем, вы тогда уже убежали, ведь я там был на этой неделе.

Глядя на их лица, носящие следы пережитых из-за нее волнений, Марианна испытывала угрызения совести. Конечно, по возвращении в Париж она могла, она должна была хотя бы предупредить кузину, но, когда она услышала, что Язон приговорен к смерти, она думала только об одном: как спасти его. Все остальное в мире исчезло для нее.

Чтобы искупить свою вину, она проявила столько нежности и внимания, что скоро все было забыто. Аркадиус подвел под этим черту: