Дневник Васи Пупкина - Экслер Алекс. Страница 13

– Ну, не знаю, – признался Толян.

– "Гитарра", – выпалил Колян и победно обвел глазами автобус.

– Круто, – восхитился Толян. – А еще какими глубокими познаниями ты можешь блеснуть?

– Да я этот испанский язык за два года практически полностью выучил! – раздухарился Колян. – Он, кстати, довольно простой. На русский очень похож. Берешь русские слова, прибавляешь непривычные окончания, а по пути вставляешь всякие "лос", "эл ла" и "де". И все. Вот, к примеру, как будет "урок литературы"?

– Ну, – мрачно спросил Толян. – Ну не тяни, дубина!

– "Урока де литература". А президент клуба?

– Небось, "клуба де президенте", – вставил я.

– Ты знал! – недовольно сказал Колян.

– Ничего я не знал, – возмутился я. – Просто догадался. А вот, к примеру, как ты переведешь "Иль монументо ди Кристофоро Коломбо"?

– Ой! – сказал Колян. – Ты тоже в испанской школе учился?

– Ничего подобного, – довольно ответил я. – Просто странствуя по свету, я не закрываю глаза.

– Знаю я, по какой Свете ты странствуешь, – саркастично заметил Толян.

– Стоп, мужики! – сказал Колян. – Давайте все-таки на тему названия определимся, а всякие сексуально-эротические разговоры – потом.

– Ну? – ответил Толян. – Я еще не слышал конструктивных предложений. Москитом я называться не намерен. Кстати, – вытащил он кусочек шпаги из ножен, – мне помнится, что именно я у нас художественный руководитель ансамбля. И за мной последнее слово.

– Никто на твою власть не посягает, – успокоил его Колян. – Я же просто советуюсь. А может быть назовемся "Четыре кабальерос"?

– Ага, – опять рассердился Толян. – Кабальерос, мучачос, грингос, амигос и сигариллос. Насмотрелся своего Бандероса, вот из тебя и поперла всякая испанос. А ты, между прочим, простой русский хулиганос, а совсем даже не испанский кабальерос. Компрене, амиго?

– Да! Я русский хулиганго! – с вызовом заявил Колян. – Как и ты, между прочим. И что ты теперь предлагаешь? Название в стиле "а ля рюсс"? Давай назовем ансамбль "Бутылка водки".

– Хорошая мысль, между прочим, – одобрил Толян. – Народ на концерты так и попрет.

– Не выйдет, – сказал Колян. – Начальник лагеря такое название воспримет как провокационный намек. Все же знают, что он по ночам квасит до синих крокодилов.

– Ду коомен мучо-мучо рапидо, – неожиданно выпалил Володян, который до этого не издавал ни звука.

– Это еще что значит? – поразился Толян.

– "Ты пришел очень-очень быстро", – перевел Володян. – Это я в какой-то книжке прочитал.

– Бриндамуш пелу пекуш, – подлил я масла в огонь.

– Господи! А это что? – спросил Толян.

– "Выпьем за КПСС", – объяснил я. – У меня папик всегда это в качестве первого тоста произносит. Чтобы, как он говорит, враг не догадался.

– Так, мужики, хватит мне тут лингофонный кабинет устраивать, – решительно сказал Толян. – Если есть предложения – высказывайте, а слушать вашу белиберду я больше не намерен.

– Давайте назовемся просто и со вкусом: "Русские", – предложил Колян.

– Было уже, – сказал я. – Они с годик на эстраде попели, а потом в Америку смотались.

– Тогда давайте возьмем название "Незатихающий экстаз", – вдруг предложил Володян.

Толян стал долго и вдумчиво смотреть на Володяна, от чего тот вдруг как-то занервничал.

– Эротические фантазии мучают? – спокойно спросил Толян. – Иди голову под кран засунь. Или спортом займись. Мы музыкальный ансамбль, а не банда из борделя.

– Ну как знаете, – разобиделся Володян. – Я же как лучше хотел. Чтобы девушки почувствовали некоторый намек.

– Так, все! – заявил Толян. – Митинг на тему названия считаю закрытым. Коляну объявляется строгий выговор за провокационные разговоры. Если безобразие не прекратится, строгий выговор будет с занесением прямо в табло, как только приедем на место.

Колян надулся, и мы остаток пути ехали молча.

12 июля: Тут весело. Только дел – по горло. Не замечаю, как день пролетает. Даже за дневник не брался неделю. Так наломаешься за день и за ночь, что пальцы не в состоянии держать ручку. А после этих треклятых барабанов каждое слово, написанное на бумаге, вызывает мучительную отдачу в пальцах. Поэтому пишу кратенько, чтобы не исстрадаться совсем. Вот только кушать очень хочется, потому что порции в столовой явно не рассчитаны на наши взрослые организмы.

В лагере есть спортивный отряд, состоящий из юных боксеров. Крутые ребята. Но мы – тоже не промах. Во второй день устроили с ними футбольный матч. Боксеры – ребята, конечно, мускулистые, но играли бестолково, вот только толкались безбожно. Но мы их все равно сделали, как девочек и даром.

Меня сначала поставили на ворота, но я сходу пропустил два мяча и был со страшной силой обруган Толяном, так что чуть было не пришлось заявить о своем выходе из ансамбля. После этого на ворота поставили Малыша (это такой парень из нашего отряда, который под два метра ростом что вверх, что вширь), и больше ни одного гола мы не пропустили, потому что у Малыша на груди не только рюмка стоит, а целый котел с компотом водрузить можно. Ему ничего делать и не надо было. Просто стоял себе, как скала, а об него разбивались мячи и боксеры.

Еще мы в команду взяли нового паренька по фамилии Кошкин. Он-то всю кашу и заварил. Играть толком не умеет, зато носится по площадке, как колобок и ногами выводит из строя боксеров. Понятно, что мужики немножко обиделись. Тем более, что они проиграли 2-5. Вот после матча конфликт и возник. Боксеры отловили Кошкина и собрались ему показать преимущества техничной работы руками против его, как они сказали, ногомашества. Кошкин сразу стушевался, мы примчались его выручать, немного поскандалили и договорились провести дружескую драку за пределами лагеря.

Главное, наши парни в такой раж вошли. Сначала побежали в барак и принялись стаскивать с себя всякие цепочки и крестики, отдавая их на хранение девчонкам. Те тоже такие гордые были, прям как царевны Ярославны, провожающие мужей на войну. Я стащил с шеи веревочку, на которой висел портрет барабанщика из Deep Purple, и отдал ее девочке Люде, которую сразу приметил как потенциальную подругу. Люда с готовностью взяла ее на хранение и поклялась, что если я погибну в нелегком бою, то она сохранит этот талисман для потомков.

А Кошкин, кстати, такой негодяй оказался! Сам эту кашу заварил, а во время подготовки к сражению заявил, что он, дескать, пацифист, поэтому на драку не пойдет, но нас благословляет. Всем сразу и драться-то расхотелось. Но пришлось отправляться, чтобы авторитет не потерять.

Боксеры нас уже ждали. Сначала, конечно, познакомились. У них клички оказались какие-то однотипные. То ли дело у нас: Толян-хулиган, Вася-Барабанщик, Дима-Малыш, Серега-Граф, Витька-Дай Затяжку. А у них: Миха-120 кило, Серега – 200 кило, Андрюха – 170 кило. Толян поинтересовался – что означают эти клички? Вес, что ли? Оказалось, что не вес, а сила удара.

Тут все совсем погрустнели. А Толян дипломатично поинтересовался – в чем причина конфликта, и не можем ли мы решить его мирным путем, потому что уважаем боксеров и не хотим доставлять им неприятностей боем с непрофессионалами. Те ответили, что вся проблема в Кошкине, который слишком рьяно махал ногами. Толян заявил, что Кошкину он сам накостыляет с удовольствием, после чего мы все подружились, и в знак мира обменялись сигаретами.

14 июля: Потихоньку начали репетиции. Аппаратура в лагере оказалась вполне пристойная. Намного лучше, чем в школе. Вот только с репертуаром как-то не вытанцовывалось. Я требовал играть "Purple", Колян заявлял, что теперь кроме "Prodigy" ничего играть не будет, Володян неожиданно объявил, что он на клавишах кроме "Лунной сонаты" пока ничего изобразить не может, а Толян, как художественный руководитель, требовал, чтобы мы первым делом исполнили "Я помню все твои трещинки". Я на это заявил, что песню папы Карло пускай играют без меня, Толян пошел красными пятнами, обозвал меня "дятлом" и немного покритиковал мою манеру игры, треснув по голове медной тарелкой. Больно, кстати.