Непутевые заметки по Европе - Экслер Алекс. Страница 8

Далее мы отправились просто гулять по Парижу. Как это мило — гулять по Парижу. Идешь себе по какой-то улочке, как вдруг выясняешь, что это — Монпарнас. После этого прогулка приобретает совсем другой оттенок. Я ГУЛЯЮ ПО МОНПАРНАСУ! Я! И МОНПАРНАС! Впрочем, через несколько минут об этом забываешь и прогулка становится чем-то обыденным, хотя и весьма приятным. Через пару часов мы добрели до Тюильри. Это знаменитый парк. А знаменит он тем, что дорожки в нем усыпаны мелким, ослепительно белым песком, который покрывает вас чуть ли не до колен. Поэтому о приближении Тюильри можно догадаться километров за пять, если внимательно разглядывать прохожих. В отличие от Парка культуры имени Горького колесо обозрения там — намного меньше. Ну, не во всем же Парижу нас обгонять.

Мы вернулись в отель, поскучали немного в номере, и я решил прогуляться в магазин, чтобы накупить пива, пепси-колы и т.д., ибо брать эти напитки по заоблачным ценам из мини-бара номера может позволить себе только полный идиот. Нарезая все увеличивающиеся концентрические круги вокруг отеля в поисках продовольственного магазина, я как-то внезапно осознал, что задача — не настолько тривиальная, как это казалось вначале, тем более что как таковых ларьков с выпивкой и сигаретами у них практически нет. Простой парижский рабочий после смены у станка курит свой «Житан» и пьет свое «Божоле» в кабачке или баре. Насчитав двадцатый магазин модной одежды, двенадцатый обувной, тридцать четвертый ювелирный и сорок пятый часовой магазин, но не обнаружив ни одного продовольственного, я был вынужден прибегнуть к помощи прохожей, у которой, очаровательно грассируя, спросил по-русски: «Мадам! Где здесь мэгэзин?». Парижанка (вот бестолочь!) привела меня к киоску, торгующими газетами и журналами, после чего коварно удалилась. Напитков в киоске не было, так что мне оставалось только блеснуть единственным французским словом, которое я знал, — “Marlboro”. Закурив сигаретку, я уселся на скамеечку (позже оказалось, что сидел я на Елисейских Полях) и стал вырабатывать план действий. И вот тут пригодился мой богатый опыт путешествий по Европе! «Экслер! — сказал я себе. — Если есть хоть один продуктовый магазин в Париже, то это — арабский магазин! Его и надо искать!». Преисполненный самых радужных надежд, я начал рыскать по Парижу, выискивая взглядом арабские надписи. И что вы таки думаете? Не прошло и десяти минут, как в первом же магазинчике с арабской вывеской я обнаружил полный комплект того, что мне нужно! А как меня обслуживали! Половина магазина сбежалась, чтобы поиграть в игру «Угадай, что хочет Экслер!». Я всем телом и руками изображал названия яств и напитков, которые хотел приобрести, а эти шустрые ребята переворачивали весь магазин вверх дном, чтобы найти требуемые наименования. Они даже были настолько любезны, что взяли у меня кошелек и сами отсчитали требуемую сумму (правда, зачем, кроме франков, им понадобились сто рублей и двадцать чешских крон, ума не приложу).

Вечером мы решили на улицу не ходить, так как нагулявшиеся за день ноги отказывались повиноваться, поэтому спустились вниз, чтобы поужинать в ресторане отеля. Заведение было — просто шикарное! Метр д’Отель (так, кажется, пишется эта должность) с такой торжественностью принял на хранение мой рюкзак, что я даже пожалел, что не надел бабочку на джинсовую рубашку. Меню обсуждали минут пятнадцать, что, в общем-то, неудивительно, так как официант при этом говорил по-французски, я — по-русски, а Мария — по-английски. И тут мне представился уникальнейший шанс — вспомнить босоногую московскую юность, а также жестоко отомстить за поруганные памятники Пушкину, Гоголю, Марксу и Эрнесту Тельману! Я заказал — ЖАРЕНОГО ГОЛУБЯ! Неважно, что он был мал и костляв (в номере лежали две сумки, набитые продуктами арабского магазинчика, так что тылы были защищены), все равно я чувствовал себя отважным мстителем, обгладывая каждую косточку.

На следующий день мы посетили художественную галерею в Лувре. Французы очень странно поступили с этим замком: вместо того чтобы пускать посетителей с парадного крыльца, они прорубили в центре площади дыру, чтобы алкающие художественных промыслов спускались вниз по эскалатору. Вероятно, они боялись, что посетители затопчут своими белыми ботинками (Лувр находится рядом с парком Тюильри) ковры парадного входа. Над дыркой, кстати, они возвели весьма уродливое конусообразное стеклянное сооружение, весьма напоминающее парник и полностью портящее все впечатление от самого замка. Говорят, что в прессе были острые дискуссии по поводу этого странного сооружения, но французы вспомнили, что «против Эйфелевой башни тоже все протестовали, а потом она стала символом Парижа», — тем и утешились. На мой взгляд, без особого ущерба для посетителей этот парник можно было сделать приземистым. Впрочем, чего это я лезу со своим уставом в чужой Собор Парижской Богоматери?

Внутри Лувр мало чем отличается от Третьяковки. Те же картины, те же статуи, то же огромное количество русскоговорящих туристов (примерно в той же пропорции с иностранцами, как и в Третьяковке).

Это был наш последний день в Париже, поэтому вечером мы решили шикануть и сходить в «Мулен-руж» или в «Лидо». Мария в «Мулен-руж» уже была, поэтому я предложил сходить в «Лидо». Билеты туда мы заказали у портье отеля. К его чести, надо сказать, что он долго нас уговаривал сходить все-таки в «Мулен-руж» (Ах! Как жаль, что мы его не послушались!), но мы настаивали, после чего он заказал нам билеты в «Лидо», удержав 50 франков себе, видимо, в качестве моральной компенсации. Мы принарядились (я даже сделал «стрелку» на джинсах), вышли из отеля, и я шикарным жестом, который позаимствовал у парижан, остановил такси (от шикарного жеста расстегнулся браслет на часах, и они упали на мостовую; вот, оказывается, почему у них так много часовых магазинов). Таксист попался какой-то туповатый и все никак не мог понять, куда ему ехать, хотя слово «Лидо» я произносил как истинный парижанин. Впрочем, его недоумение скоро стало понятно, так как ровно через две минуты мы остановились у «Лидо», которое находилось через дом от нашего отеля. Дав таксисту неслыханные чаевые (200% от суммы, которую мы уплатили за поездку), мы с трепетом в сердце зашли в это прославленное заведение. Внутри, как говорится, было немного бедновато, но чисто. Зал представлял собой амфитеатр со столиками, который спускался к довольно большой сцене. Туда продается два вида билетов: только на представление, которое начинается в 21 час, или на ужин и представление. Мы взяли билеты с ужином, чтобы основательно подготовиться к восприятию шоу, о котором столько слышали. Меню в «Лидо» очень простое: минимальная комплектация, средняя комплектация и набор для гурманов. Впрочем, горячее блюдо в каждом комплекте было в двух вариантах. К каждому набору полагалась бесплатная бутылка шампанского. Хотя, понятное дело, если они берут по 200 долларов за каждый ужин (сумма немаленькая даже для Парижа), то уж шампанское действительно должно быть «бесплатное». Самое во всем этом интересное то, что кормят отвратительно. Не буду перечислять, что именно там давали на ужин. Достаточно перечитать ту часть этих заметок, которая посвящена меню торжественного мероприятия отеля «САС-Интернейшнл» в Брюсселе. В довершение всего к нам еще подсадили двух американцев — разорившегося бизнесмена из Нью-Йорка и его брата — мелкого фермера, с которыми завязался классический дебильный разговор русских с американцами: «Корбачьефф, перьестроука, бальяльяльяльяйка, матрьешка» и прочая байда. Американцы, кстати, оказались совсем не такими уж тупыми: бизнесмен знал, что у нас президент — Горбачев, хотя его брат был уверен, что в России царствует Ленин. Через полтора часа после начала ужина началось, наконец, шоу. Еще в момент неудачи с такси я понял, что вечер вряд ли удастся «на все сто», поэтому кабаре-варьете меня даже не разочаровало. Ибо разочаровываться было уже некуда. Автором шоу был американец (свежая мысль для французского кафешантана, не правда ли?), он же был главным танцором и основным запевалой (и то, и другое, и третье он делал отвратительно). На сцене поочередно менялись декорации Голливуда, небоскребов и автоматов с кока-колой, создавая неповторимую французскую атмосферу. От репертуара захудалого ночного клуба шоу отличалось только богатством оформления и голыми грудями худосочных танцовщиц. Ну нам-то, россиянам, привыкшим к тому, что даже в «Спокойной ночи, малыши» Каркуша исполняет стриптиз и рекламирует прокладки «Олвейз», это зрелище было явно не в диковинку, зато фермер из пропуританенной нынче Америки был в диком восторге и вел себя один-в-один как волк-деревенщина из классического мультфильма: все время свистел, рычал от восторга, орал: «Первый класс! Посмотри — какие сиськи у этой телки! Мне это нравится!» и прочее, периодически со страшной силой хлопая меня по плечу, отчего я носом врезался в бокал с шампанским. А я все думал — почему в мультфильме поведение волка так натурально выглядело? Оказывается, они просто рисовали с натуры. К счастью, даже самые волнующие шоу имеют обыкновение заканчиваться. Мы вежливо распрощались с американцами, обменялись адресами (я им дал адрес психоневрологического диспансера ленинградского района города Москвы), фермер попросил передать от него привет «Корпачьеву», а я ему обещал прислать в видеозаписи настоящее русское шоу — Правительственный Концерт, посвященный 24?му съезду КПСС. Там, по крайней мере, груди — не в пример шикарнее.