Королевство теней - Эрскин Барбара. Страница 65

– Как всегда, прекрасно, спасибо, – ответила она, заставив свой голос звучать ровно и спокойно.

Последовала долгая пауза, потом Клер услышала в трубке учащенное дыхание. Это Антония Маклауд, запыхавшись, поднялась в холодный кабинет мужа и села в его кресло.

– Клер, дорогая, как ты?

Арчи стоял у нее за спиной, дожидаясь пока она освободит его место. Она чувствовала его нетерпение, оно ощущалось как нечто почти осязаемое.

– Все в порядке. – Клер заставила себя говорить ровным тоном. – Мама, могу я приехать навестить тебя?

Последовало едва заметное замешательство. Антония взглянула на мужа. Его круглое обветренное лицо с красными прожилками на носу было обращено к окну, за которым, полускрытые пеленой дождя, виднелись холмы Пертшира. Вздохнув, она крепче сжала трубку.

– Мы сейчас заняты, дорогая. Может быть, немного позднее – это было бы замечательно...

– Хорошо. – Глаза Клер наполнились слезами. – Я позвоню тебе, ладно?

– Конечно, дорогая. Передай привет Полу.

Послышались гудки. Клер, продолжая держать трубку в руке, молча смотрела на телефон. Вот и весь разговор – пара дежурных фраз...

Бросив трубку, Клер порывисто встала.

– Каста! – Она повернулась к камину. Недосушенные дрова только начали разгораться. Собаки в комнате не было. Внезапно испугавшись, Клер распахнула дверь и выбежала в холл. – Каста? – Ее голос эхом разнесся в пустом зале. – Каста? – Она бросилась к кухонной двери, распахнула ее. Свет был погашен; вокруг стояла тишина, только тикали старые часы в углу. Все было выключено, даже плита уже остыла. – Сара? – Клер озиралась по сторонам, ее голос дрожал. – Сара, где ты?

Она уже все поняла. Машина, стоявшая обычно позади дома, отсутствовала, корзинка Сары исчезла с обычного места у двери и поводок Касты тоже не висел на крючке. Они, должно быть, уехали в Дедхем или Колчестер и оставили ее одну.

– Сара?! – уже без всякой надежды услышать ответ, опять позвала она. – Сара, ну почему ты не дождалась меня? – Слезы текли у нее по щекам, когда она медленно вернулась обратно в холл и присела на нижнюю ступеньку лестницы, обхватив колени руками. Ее била дрожь.

Представь себе место, где тепло, где можно расслабиться, где тебе хотелось бы сейчас оказаться... Голос Зака звучал так явственно, словно он был совсем рядом.

Давай, расслабься. Успокойся. Не замыкайся в себе. Заставь свой разум бороться с тем, что его угнетает. Где это место, Клер, где ты больше всего любишь бывать?..

– О Боже! Уходи, Зак! Это больше не помогает. Ты же знаешь, что не помогает! – В отчаянии она зажала уши руками. – Пойми – все кончено! Я не могу ничего сделать, Зак. Я уже пыталась. Ничего не получается. Я потеряла ее!

Той ночью, когда уехали Эмма и Питер, Клер попробовала вызвать Изабель; зажгла свечу, напрягла воображение. Однако ничего не произошло. Не было ни транса, ни теней; она не видела событий далекого прошлого. Клер сидела на полу спальни перед свечой, отчетливо различая каждую деталь вокруг себя, ощущая, как в комнате становится холоднее, но только потому, что выключено отопление. Шум ветра и скрип деревьев доносился из сада за окном; морского прибоя не было слышно. Все напрасно. Она попыталась еще раз, утром, и опять безрезультатно. Похоже, Изабель покинула ее. Все выглядело так, словно она ушла и захлопнула за собой дверь в тот мир. Теперь Клер никогда не узнает, донесли ли лорду Бакану о ее визите в комнату Роберта; не узнает, стали ли Роберт и Изабель любовниками; никогда больше не увидит Данкерн, каким он был в те времена: высоким, гордым, неприступным замком, возвышавшимся над скалами, словно часовой, стоящий на страже Северного моря. На мгновение ее охватил страх. Потом она почувствовала облегчение. В ту ночь она спала без сновидений.

Клер медленно встала. Нужно отвлечься... Она должна с кем-нибудь поговорить. Она прошла в гостиную и дрожащей рукой набрала номер. Гудки долго звучали в тишине...

Уже выйдя из дверей своего дома в Кью, Эмма, услышав телефонный звонок в холле, сделала было шаг назад, потом пожала плечами. Слишком долго вновь отпирать дверь. Кто бы это ни был, он может позвонить еще раз, если дело важное. Она повернулась и вышла на улицу...

Клер стояла, прижав трубку к уху, и смотрела на дождь. Яркие маргаритки на клумбе поникли, превратились в коричневые шарики на тонком стебле.

Она насчитала десять гудков, потом повесила трубку. Какое-то время она смотрела на телефон, потом устало подошла к камину и опустилась на колени, чтобы подбросить дров в огонь.

Она была одинока и расстроена, в ее двадцатом веке за окнами лил дождь... В тринадцатом веке ярко светило солнце. Без каких-либо усилий с ее стороны, безо всякого предупреждения – Изабель вернулась...

Изабель не оказала сопротивления, когда ее отвели назад, в ее комнату. Она не сказала ни слова, когда ее муж приказал своим людям доставить ее, если понадобится, даже силой, в Эллон, а оттуда, через восточную равнину – на северо-восток, в замок графа Бакана.

Спрятав лицо под накидкой, она ехала, выпрямив спину и гордо подняв голову, во главе своего эскорта. Ее сопровождали две женщины: Майри и одна из родственниц Бакана, Мэг. Элис так и не появилась.

И вот, наконец, они прибыли. Освещенный ярким солнцем, замок Эллон возвышался на берегу реки Итан; на самой высокой его башне развевался штандарт вдовствующей графини. Изабель придержала коня. Следовавший за ней эскорт остановился. Она подняла покрывало, ощутив теплые лучи солнца на лице, и посмотрела в сторону многолюдного поселения, окружавшего замок. Вокруг, сколько мог ввдеть гааз, зеленели поля, засеянные молодой пшеницей.

Так прошло несколько минут; ее лошадь, опустив голову от усталости после долгой дороги, стояла неподвижно. Мужчины вполголоса переговаривались за спиной Изабель, но не торопили ее; офицеры из свиты ее мужа вносились к своей госпоже по-разному. Коннетабль Данкерна считал ее избалованным ребенком; управляющий огромными поместьями графа Бакана относился к ней с симпатией; она пользовалась любовью слуг и простолюдинов. И лишь капелланы всех замков и младший брат ее мужа, священник Уильям Комин, ненавидели ее. В глазах церкви она была воплощением всего самого презренного: красивая женщина, непокорная жена, не родившая своему мужу наследника... Где бы она ни появлялась, мужчины оборачивались в ее сторону, плененные ее очарованием, ее стройной, изящной фигурой, ее природной живостью и открытым смелым взглядом. Все знали, что молодая графиня ненавидит и боится своего мужа; многие догадывались, что она любит другого.

Уильям Комин и вдовствующая графиня Бакан уже ждали ее в парадном зале замка Эллон, когда Изабель пересекла мост и спешилась у входа. Она почтительно поцеловала их обоих, с замиранием сердца увидев мрачные выражения их лиц.

Уильям коротко переговорил с сопровождавшими ее офицерами и отпустил их, а вслед за тем выпроводил и всех слуг. Через несколько минут в зале остались только они трое. Худой высокий мужчина, Уильям напоминал своего брата только цветом волос. На его суровом аскетическом лице постоянно лежала печать доходящей до фанатизма непримиримости к людским слабостям. В руке он держал письмо.

– Ваш муж написал мне о вас, миледи, – без предисловий начал он. – То, что он сообщает, меня очень огорчило. – Он бросил пергамент на стол. – Он просит, чтобы мы с матерью, – он кивнул в сторону вдовствующей графини, – проследили за вами во время вашего пребывания здесь и позаботились, чтобы ваши дела были расследованы во всех деталях.

Изабель удивленно посмотрела на него. Во рту у нее пересохло. Она почувствовала, что ее пошатывает, вероятно, от усталости после долгой дороги, но старалась держаться прямо.

– Я не знаю, что вы имеете в виду! – с возмущением произнесла она. – Какие еще мои дела? – Шагнув к столу, она схватила письмо и дрожащими пальцами развернула свиток.

Послание было написано ее мужем собственноручно и запечатано его личной печатью. Изабель читала его со все возрастающим ужасом. Он обвинял ее в колдовстве и черной магии, в смерти ребенка и в том, что с помощью колдовских чар она избегает беременности. В письме было также обвинение в прелюбодеянии; утверждалось, что она уже совершила такой грех в своих мыслях. Возможно, и не только в мыслях – в Сконе ее застали наедине с мужчиной. Изабель медленно читала письмо, чувствуя на себе пристальный взгляд двух пар глаз. В груди у нее похолодело от ужаса, ноги подгибались. Корявые черные буквы расплывались и прыгали перед глазами. Из последних сил стараясь не выдать волнения, она дочитала письмо до конца и бросила обратно на стол.