Ярмарка любовников - Эриа Филипп. Страница 11
VII
Однажды в пятницу, когда Реми работал утром над эскизами в квартире Пьеретты Оникс, он с удивлением заметил, что она так и вертится около него, что было совсем несвойственно этой женщине, сдержанной, ненавязчивой, старавшейся ни при каких обстоятельствах не связывать молодого человека. В своей просторной однокомнатной квартире, состоявшей из спальни и ванной комнаты, она позволила Реми устроить мастерскую. Она придвинула к окну длинный дешевый стол в современном стиле, за которым раньше обедала. С того дня, как у нее поселился Реми, она перестала устраивать дома холостяцкие пирушки и товарищеские вечеринки; по утрам же они завтракали вместе за столом для игры в бридж, который теперь использовался не по назначению.
Реми нравилось работать в доме Пьеретты Оникс. Ей были известны все секреты мюзик-холла, что позволяло порой подсказывать юному любовнику удачные решения. Ее замечания были не только конкретны, они помогали Реми избежать карандашных правок мадам Леоны. Оникс никогда не навязывала своего мнения, а всегда терпеливо ожидала, когда он спросит ее совета, если работа над эскизом подходила к концу.
И ему показалось странным, что она склонилась над еще незавершенным эскизом.
– Если это предназначается Капри, – сказала она, – необходимо предусмотреть нижний костюм. Капри не станет танцевать в таком длинном платье до конца номера.
– Но это же вальс, – возразил Реми.– В сцене, посвященной Вене, она исполняет вальс.
– Ну и что? Не сомневайся, вальс будет с элементами акробатики. Капри в танце всегда использует элементы акробатики. Оставь юбку для выхода, но придумай облегающий тело нижний костюм, чтобы она смогла сбросить платье.
Реми зажег сигарету. Стоявшая рядом Оникс была в пижаме. Поплиновая ткань плотно облегала ее упругие груди. Мужской покрой одежды подчеркивал узкую линию ее бедер. И только еще не подправленное косметикой лицо при ярком дневном освещении не выглядело свежим. Лишь со сцены глаза Оникс казались большими, а в жизни они были совсем иными. Маникюрной пилочкой она приводила в порядок ногти.
– Хорошая погода, – произнесла она, не отрываясь от своего занятия.– На этой неделе ты поедешь куда-нибудь отдохнуть?
На выходные дни приятели из гостиницы Жюсье часто прихватывали с собой Реми за город на автомобиле. Занятая в программе Оникс никогда не возражала, чтобы он немного проветрился.
– Нет, – ответил Реми, – ничего такого не намечается. Я остаюсь в городе. А что?
– О, ничего… Только если тебя пригласили, ты напрасно из-за меня отказался. Честно говоря, у меня на эти выходные назначена одна встреча.
– Ничего, я поработаю дома. Немного помолчав, Оникс спросила:
– Мики, скажи, а Пекер? Он нигде ведь сейчас не играет? Может быть, он завтра поедет куда-нибудь за город на машине? Попроси его взять тебя с собой.
– Пекер? Но ты же знаешь, что он терпеть не может загородных прогулок. Тем более что с некоторых пор он стал просто невыносим. Он напивается каждый вечер. Когда он в таком состоянии, лучше с ним не встречаться.
– Ну тогда попроси у него машину. Ты закончишь работать над эскизами в Шабли, там очень хорошо кормят. Отправляйтесь туда компанией, втроем или вчетвером.
Неожиданно Реми, который до сих пор продолжал рассеянно водить карандашом по бумаге, повернулся на стуле лицом к Оникс и посмотрел на нее. Она по-прежнему как ни в чем не бывало подпиливала ногти. Но все же почувствовала на себе взгляд Реми. Однако головы не подняла. С вежливой улыбкой он произнес:
– Возможно, в воскресенье я тебе буду мешать? К тебе должен кто-то прийти? Почему ты прямо не сказала? Тебе нужно кого-то принять здесь?
– Да.
– Но это же совсем просто! Я поужинаю с друзьями, вот и все. А после представления в полночь зайду за тобой в твою ложу.
Оникс молчала.
– Может быть, ты хочешь, чтобы я переночевал в гостинице? К тебе приезжает родственница? Кто-то из провинции?
– Да, да, именно так! – произнесла Оникс с оттенком нетерпения в голосе.
Когда после этих слов, упавших тяжелой гирей, наступила полная тишина, она подняла голову. Реми стоял перед ней. Не шевелясь, он, как ребенок, стоял с раскрытым ртом и не сводил с нее глаз. Она поняла, что только сейчас он догадался, какого рода визит она ждет. Боже, какой же он еще ребенок! Ему даже в голову не приходило, что это означает! Могла ли она предположить подобную наивность? Если бы ей это было заранее известно, она бы придумала какой-нибудь другой, более подходящий предлог. Но что же он думает? На какие средства она живет? На мизерную зарплату, которую получает в мюзик-холле? Благодаря экономии на обедах, за которые он платит, когда они вместе иногда ходят в ресторан, или же благодаря нескольким погашенным им счетам, которые он обнаруживает, когда случайно вскрывает ее почту?
– Ну ладно, Мики, будет!..– произнесла она.
И, раскрыв ладони, развела руками, как бы говоря: «Ну что ты! Все просто, разве ты не понял? И ничего от этого не изменится». Но он, словно оцепенев, по-прежнему стоял перед ней. Неожиданно он, словно школьник или юная девушка, залился краской.
Она шагнула ему навстречу. И только тогда он вышел из оцепенения. Повернувшись к ней спиной, не зная, что делать, он вошел в ванную и запер за собой дверь.
Женщина громко крикнула:
– Мики!
И тут же поняла, что потеряла его навсегда.
С того времени, как Реми шесть месяцев назад переселился в гостиницу Жюсье, он не заводил долгих любовных связей. Его устраивали лишь мимолетные встречи. Поселившись в гостинице, он перенял все холостяцкие привычки ее постоянных обитателей, вплоть до манеры говорить и чувствовать.
Благодаря тому, что он близко познакомился с артистической средой, когда жил с Пьереттой Оникс, ему казалось, будто все мужское население Жюсье с первого дня приняло его с распростертыми объятиями. Можно было подумать, что за годы, проведенные в доме на Центральном рынке, он утратил способность сопротивляться влиянию окружающей среды.
Он сдался. Он больше не стремился к свободе и не желал чем-то отличаться от других. Его уже не влекла независимость; скорее он хотел, чтобы его оставили в покое. После долгих лет бунтарства, когда Реми действовал наперекор окружающим, то есть зависел от воли других, стоило ему только распрощаться с семьей, настроенной к нему враждебно, как на следующий же день он стал конформистом. Как и квартира Оникс, гостиница Жюсье стала его прибежищем. Но он ошибался, считая, что в богемную среду его приняли на равных: на самом деле он безвольно примкнул к ней.
В Жюсье у него был десяток приятелей, но не было ни одного друга. Он пережил десяток любовных приключений, но так и не завел ни одной любовницы.
Молодые люди жили сегодняшним днем. Транжиры, не умевшие жить по средствам, легкомысленно относившиеся к своим занятиям, они не отличались прилежностью, когда постигали науки кто в Сорбонне, кто в Специальной архитектурной школе, кто в Сельскохозяйственном институте, кто в Школе декоративного искусства или медицины. Они жили впроголодь, когда у них кончались деньги, и заказывали в номер черную икру, как только у них что-то появлялось в карманах.
Более умеренные в расходах, более практичные и прилежные в науках девушки, напротив, вели более упорядоченный образ жизни. Посланные учиться родителями из провинции или из-за границы, студентки после долгих размышлений выделяли на жизнь определенную сумму денег, которой распоряжались, чтобы свести концы с концами. Девушки составляли наиболее стабильную часть обитателей Жюсье. Именно на их помощь в трудную минуту могли рассчитывать молодые люди.
Девушки поочередно приглашали на обед того студента, у которого в конце месяца было пусто в кармане. Студентки одалживали деньги своим приятелям. Когда хозяин гостиницы выгонял из номера за неуплату какого-либо незадачливого постояльца, а жертвой такой несправедливости всегда оказывался молодой человек, то всякий раз находилась добрая душа из числа студенток, которая предоставляла ему свою комнату, а сама отправлялась ночевать к подруге.