Ярмарка любовников - Эриа Филипп. Страница 12

Однако хитрости молодых людей не всегда удавались, так как хозяин гостиницы хорошо знал уловки студентов, и им приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы провести его. Девушка просто-напросто разделяла свою комнату с бездомным студентом, что не возбранялось правилами проживания в гостинице. Постелив матрац гостю на пол, она укладывалась на сетку кровати. Из всех девушек, предоставлявших временное пристанище бездомным студентам, особенным уважением пользовалась немка по имени Лизель по той простой причине, что только в ее номере была отдельная ванная комната. Ей надо было лишь перетащить свой матрац в ванную комнату, и ночевавший у нее студент, прикрыв за собой дверь, чувствовал себя как дома.

Если постоялец задерживался на две или три ночи, парень с девушкой приходили к решению, что спать на одной кровати намного удобнее. И случалось, что жар молодых тел, узкая кровать или приснившийся сон делали свое дело. Молодые люди занимались любовью или чем-то похожим на это. Но без всяких последствий. Любовь была для них отдыхом, чем-то вроде физического упражнения, коктейля, выпитого вдвоем. Им не надо было переходить на «ты», так как здесь царило всеобщее братство и обращаться друг к другу на «вы» не было принято. Редко, когда такого рода отношения продолжались долго. Конечно, здесь тоже были свои симпатии, кому-то оказывалось большее предпочтение по сравнению с другими, люди привыкали друг к другу, но ревности и в помине не было. В Жюсье сложилась лишь одна устойчивая пара. И товарищи парня и девушки заметили их связь только спустя два месяца. А самим участникам столь неординарного события за все это время, возможно, и в голову не пришло, что их поведение оказалось из ряда вон выходящим.

Что же касалось Реми, то ему не приходилось жаловаться на законы, по которым жила крошечная республика. Он не любил Пьеретту Оникс, поэтому разрыв с ней не нанес ему глубокой душевной раны. Ему казалось, что теперь к нему не скоро придет настоящая любовь. Ударившись в крайность, он стал сторонником тех, кто видел в занятии любовью лишь спортивный интерес.

Согласно этой теории он переходил не задерживаясь из одной девичьей комнаты в другую. Никто из обитательниц Жюсье и их подруг не относился к нему с неприязнью. Его нельзя было назвать уродом, дураком, занудой или сплетником. Если юноша не входил в их число, о нем в Жюсье складывалось благоприятное мнение. Кроме того, прошел слух, что он хорошо занимается любовью, что окончательно укрепило его авторитет.

С девушками он придерживался того же метода, который использовал с Оникс в первую ночь. Ибо это была превосходная тактика, замечательное руководство к действию, которое его ни разу не подводило. Сначала одно, потом другое и только затем главное: такой сценарий имел успех, ему не надо было напрягать свое воображение, чтобы полностью удовлетворить партнершу, о чем она, как правило, ему с благодарностью говорила.

Если Реми еще не стал любовником всех девушек, проживавших в Жюсье, то можно было смело предположить, что наступит день, когда обстоятельства сложатся таким образом, что он переступит порог комнат оставшихся девиц, в постели которых он еще не побывал.

И только с одной из них – он это знал заранее – ничего подобного произойти не могло. Между тем она была молода, красива и умна. Ее звали Женевьева.

Девушка была старше его. Окончив факультет права, она не хотела возвращаться в свой маленький провинциальный городок, откуда родители послали ее учиться в Париж. Раз в год во время каникул она проводила месяц в родных краях и, раздраженная, возвращалась задолго до начала занятий, в который раз отказав выгодному жениху и получив очередное серьезное предупреждение от отца, что он будет меньше посылать ей денег, если она не одумается.

В Жюсье ее не считали девственницей, и, вероятно, оно так и было на самом деле. О личной жизни Женевьевы было известно очень мало. И Реми, не сумев добиться большего, чем дружеское расположение этой девушки, выделял ее среди других студенток. Ему казалось, что она лишена чудовищного сочетания развращенности и детской незрелости мышления, свойственного большинству проживавших в гостинице покладистых мессалин.

Во время товарищеских вечеринок, когда собравшиеся в просторном номере у Лизель парни, сидя на полу в клубах сигаретного дыма, попивая виски и слушая музыку проигрывателя, начинали обнимать своих соседок, Реми, словно заключив с Женевьевой молчаливый договор, не следовал их примеру. По крайней мере, это касалось только их двоих. Женевьева не проявляла такую сдержанность по отношению к другим юношам, красивым или не очень. И Реми в свою очередь не обделял своим вниманием ни одну, даже самую невзрачную из юных палестинок.

И он и она не сговариваясь отступали от своей обычной линии поведения. Казалось, что, если между ними возникнут любовные отношения, они обретут какой-то иной смысл.

Однажды неожиданно для себя он увидел Женевьеву в чужом незнакомом доме, куда с неохотой пошел на вечеринку. Она стояла у книжного шкафа, приоткрыв застекленную створку, и перелистывала старые книги.

– Надо же! Это ты? – удивилась она. – Посмотри какая книга. Ты не находишь, что этот маленький Гулливер просто прелестен?

Он остановился около нее. До этого момента ему на вечеринке было скучно.

– И мне так кажется, – призналась она.

Они были в гостях у подруги Жоржи Патена, принадлежавшей к сливкам общества, родители которой перед отъездом оставили в ее полном распоряжения дом и прислугу. И она устроила дружескую вечеринку. Однако ей не следовало приглашать одновременно молодых людей из высшего общества и банду космополитов из Жюсье. Молодые люди из высшего света поначалу сделали вид, что им симпатичны парни в одежде, модной на Монпарнасе, и девушки со всех концов света в свитерах и в обуви на низком каблуке. Но обитатели Жюсье держались особняком, танцуя только в своем узком кругу. Уязвленные светские молодые люди поскучнели. Они ожидали подходящего момента, чтобы с достоинством удалиться. А студенты только и мечтали поскорее от них избавиться.

– Когда часы пробьют двенадцать ночи, будет веселее, – сказал Реми.– Вивиана пригласила этих снобов только из-за прислуги. Но она хочет, чтобы мы остались. Чужие уйдут, и мы сможем поужинать в тесной компании.

– Принеси что-нибудь выпить, – попросила Женевьева, – и прихвати стаканы.

– Закрой дверь, – произнесла она, когда он вернулся.– Садись, здесь нам никто не помешает.

В комнате стояли удобные, обтянутые кожей мягкие глубокие кресла с высокими спинками. Ровные ряды книг закрывали стены, обитые гобеленом. Светильники в форме больших китайских ваз под шелковыми расписными абажурами распространяли нижний свет. Все вокруг дышало благополучием, стабильностью, как бы отгораживая от внешнего мира, и свидетельствовало о размеренной жизни хозяев, знаменуя вершину успеха.

На столе в рамках эпохи Людовика XVI стояли две фотографии, на которых застыли на белом фоне бородатый мужчина в мантии и в судейском колпаке на голове и дама с высокой прической и с едва прикрытой прозрачной тканью грудью.

– Я как раз хотела, – произнесла Женевьева, – с тобой поговорить.

– Да?

– Да… Я хочу попрощаться с тобой. Я уезжаю.

– К родителям?

– Нет, совсем наоборот. Родители отказались высылать мне деньги. Вот уже три месяца, как я ничего от них не получаю.

– Почему же ты ничего мне не сказала? Я начал зарабатывать. Да и отец немного смягчился. Я бы тебе одолжил. Сколько тебе надо?

От удивления Женевьева улыбнулась. Казалось, она подумала, что он совсем не похож на остальных обитателей Жюсье.

– Нет, – ответила она, – спасибо. Я уже нашла другой выход. На этот раз с семьей покончено. В августе, когда я была у них, мне пришлось отказать четвертому жениху. Отец пришел в ярость и наговорил много неприятных слов. Я уехала. И что же теперь?.. Работать? Но сейчас не так-то легко найти место. К тому же я ленивая, и это мне хорошо известно. Я люблю праздность, комфорт, материальное благополучие, автомобильные путешествия, дорогие гостиницы. Люблю также деньги, чтобы иметь возможность покупать красивые вещи, книги. А работа и трудная жизнь… Возможно… Но только не в одиночестве. Я знаю: у меня есть способности. Ведь мне не составило особого труда сдать экзамены. Я бы вполне могла стать адвокатом или писательницей. Но, повторяю, только не в одиночестве. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом со мной.