Столетнее проклятие - Эйби Шэна. Страница 5

— Вовсе нет, — искренне ответила Авалон.

— Твоя попечительница… как ее там?

— Леди Мэрибел, — подсказала Авалон.

Леди Мэрибел опекала ее последние пять лет. Как видно, для Брайса это был слишком короткий срок, чтобы заучить имя дамы, к которой он сам же и отправил Авалон.

— Да-да, конечно! Леди Мэрибел, надеюсь, не была слишком огорчена тем, что ты так скоро покидаешь Лондон?

— Думаю, что нет, милорд.

Леди Мэрибел чуть ли не своими руками уложила дорожные сундуки Авалон — лишь бы та поскорей уехала подальше от назревающего скандала. Она хорошо относилась к Авалон все эти годы, но свою незапятнанную репутацию ценила высоко.

— Это моя дорогая женушка предложила пригласить тебя в Трэли, а вот поспешил с приглашением именно я! — Брайс буйно расхохотался, хлопая себя по объемистому животу. — Терпеть не могу ждать!

— Ваше приглашение было как нельзя кстати, — пробормотала Авалон.

Посланец кузена, одетый в цвета дома де Фаруш, прибыл как раз в ночь того достопамятного бала. Авалон так долго не видела своих родовых цветов, что не сразу их распознала и минут пять мешкала, прежде чем взять у посланца письмо.

Ее желают видеть в Трэли. Лорд де Фаруш желает, чтобы она возвратилась домой, и так далее, и тому подобное… Авалон пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы тут же, в переполненной зале, не пуститься в пляс от радости. И не важно, на самом ли деле лорд де Фаруш так жаждет ее видеть. Она уедет из Лондона, а это самое главное!

Какая ирония судьбы — ее спас от докучной придворной жизни именно этот человек, после гибели отца унаследовавший его титул и земли! Разряженные сплетницы были правы в одном: пять лет назад Брайс не хотел и слышать о ней. Он даже отказался встретиться со своей кузиной, которая так некстати выжила в том давнем набеге на родовой замок. Это было тяжелое унижение, причем прилюдное. Четырнадцатилетняя Авалон, смятенный и неуклюжий подросток, была отослана в Гаттинг, крохотное поместье леди Мэрибел, и с тех пор родня даже и думать забыла о ее существовании.

Однако же в конце концов Брайс послал за ней. И вот она наконец-то — после стольких лет! — вернулась домой.

И теперь, глядя на новообретенного родственника, который совершенно не знал ее, но полагал, что вправе решать ее судьбу, Авалон впервые ощутила укол беспокойства. Она не могла понять причины — то ли ей не понравилась внешность Брайса, то ли его чересчур шумное дружелюбие, — но что-то определенно было не так…

Но ведь это совершенно естественно, что Брайс пригласил ее приехать в Трэли. В конце концов, они — родня, ее отец был прежним лордом де Фаруш. Быть может, Брайс наконец решил, что пора признать и принять свою кузину, что она уже достаточно пожила в Гаттинге и Лондоне под опекой Мэрибел.

Брайс опять захохотал.

— Пойдем, познакомишься с моей женушкой! Она так ждала твоего приезда! Смею сказать, в последнюю неделю она только об этом и говорила!

В тени дверного проема, который вел в главный зал, стояла высокая рыжеволосая женщина в алом платье. За ее спиной полукругом стояли женщины, одетые попроще, — как видно, служанки. Ухватив Авалон за руку, Брайс повел ее к этой компании, вернее — потащил; стараясь поспеть за ним, Авалон едва не запуталась в юбках.

Брайс подтолкнул ее к своей жене — с таким видом, словно хвастался редкостной добычей.

— Погляди-ка, Абигейл, кого я привел! Нашу прекрасную кузину Авалон!

Женщина в алом платье не тронулась с места, только чуть откинула назад голову, словно пыталась разглядеть что-то прямо перед собой. Потом уставилась в пустоту за спиной Авалон и произнесла:

— Добро пожаловать в Трэли. — Голос у нее был хрипловатый, невнятный. — Или, вернее сказать, добро пожаловать домой.

— Благодарю вас, — почти растерянно отозвалась Авалон, стараясь побороть разочарование.

Судя по тону Абигейл, вряд ли она уж с таким нетерпением ожидала ее приезда. Брайс, словно желая загладить этот прохладный прием, стал еще громогласнее.

— Дорогая кузина, ты, должно быть, устала с дороги! Войди в дом, отдохни, освежись. Как ты, верно, счастлива, что вернулась в Трэли!

Он провел Авалон мимо женщин, окружавших Абигейл. Все как одна проводили девушку внимательным взглядом.

Главный зал за эти годы тоже изменился, стал теснее, что ли; незнакомые гобелены висели на стенах, Да столы были расставлены иначе. Даже свет, лившийся в окна, изменился, стал резче и ярче. Было во всем этом нечто странное, неуловимо неправильное. Тонкие иголочки беспокойства кололи все сильнее, и все трудней было от них отмахиваться.

Авалон ощутила, как в глубинах ее сознания шевельнулась потревоженная во сне химера.

Брайс махнул рукой, и к ним подошла служанка, молодая женщина чуть постарше Авалон.

— Сейчас, дорогая кузина, тебя проведут в твои комнаты, и ты сможешь отдохнуть — до вечера. Мы с нетерпением ждем, что ты присоединишься к нам за ужином.

Авалон взглянула на своего кузена — в расшитой ониксами тунике светловолосый толстяк выглядел более чем внушительно — и ощутила в его вежливых словах скрытое повеление. Неправильность, окружавшая их, сгущалась, становилась почти осязаемой.

— Доброго дня тебе, кузен Брайс, — сказала Авалон, приседая в реверансе.

Брайс одарил ее ослепительной улыбкой.

— И тебе доброго дня, Авалон.

Комнаты, которые отвели Авалон, были другие, не те, в которых она жила ребенком. Кажется, в этих покоях жила тогда одна благородная дама, милая и добрая. У нее всегда находилось ласковое слово для маленькой Авалон. Как же ее звали? Ах да, леди Луделла. «Что же с ней сталось?» — подумала Авалон — но тут же отогнала эту мысль. Если Луделлу убили пикты, она не желала знать, как это произошло.

Комнаты были великолепны: кровать застлана мягкими шкурами, пол выстелен свежим, приятно пахнущим камышом, в очаге весело пляшет огонь. Здесь был даже ковер, роскошный образчик персидской фантазии с таким прихотливым цветочным узором, что от одного взгляда на него болела голова.

Словом, здесь царил уют — да что там, настоящая роскошь, яснее слов говорившая о благосостоянии нынешних хозяев замка. Отчего же тогда Авалон не могла избавиться от ощущения, будто угодила в ловушку?

Она подошла к окну и выглянула наружу, отыскивая взглядом ту самую березу. Из этого окна были видны только самые верхние ветви дерева. Впрочем, Авалон была рада, что старое дерево, спасшее ей жизнь, по-прежнему живет и зеленеет.

Никто и никогда не заговаривал с нею о том набеге. Ни Хэнок, ни Мэрибел, ни даже слуги. Все словно хотели, чтобы это страшное событие стерлось из памяти. Остался ли в замке хоть кто-нибудь из тех давних времен, когда жизнь еще казалась Авалон простой и радостной? Быть может, да. Быть может, кто-нибудь и остался…

Вошла служанка — низенькая, невзрачная. Она присела в реверансе, затем распахнула дверь, и слуги внесли дорожные сундуки Авалон. Сундуков было много.

Авалон и служанка молча следили за тем, как слуги один за другим вносили сундуки, ставили их в ряд у стены и снова уходили.

— Скажи-ка… — начала Авалон, и девушка дернулась, как ужаленная. Авалон подавила улыбку. — Извини.

Смутившись, служанка покраснела до корней волос, торопливо отвела взгляд.

— Не знаешь ли ты случайно, что стало с той женщиной, которая раньше жила в этих комнатах?

Служанка с затравленным видом помотала головой и уставилась в пол — как будто этот простой вопрос привел ее в полное замешательство.

— Что ж, ладно. Но, может быть, кто-нибудь другой знает?

Девушка испуганно посмотрела на Авалон и тут же перевела взгляд на слуг, которые все носили и носили сундуки. Авалон проследила за ее взглядом — и увидела то, что, кроме нее, никто не видел. Неправильность вползала в открытую дверь, и ее незримые щупальца обвивались вокруг ног служанки. Авалон резко сморгнула — и видение исчезло.

Служанка не шелохнулась, и Авалон снова обратилась к ней:

— Может быть, скажешь хотя бы, как тебя зовут?