Столетнее проклятие - Эйби Шэна. Страница 8
Она уйдет в монастырь. Надо только найти влиятельный монастырь, способный устоять перед гневом, который непременно вызовет ее решение у всех заинтересованных сторон. Чем ближе к Риму, тем лучше, размышляла Авалон, прекрасно понимая, что так далеко ей никогда не добраться. Она слыхала о некоей обители в Люксембурге, которая идеально подходила для ее цели; сгодилась бы и Франция. Но, боже милостивый, теперь ей недоступно и это! Куда она сможет добраться за один день?
Лучше бы она никогда не приезжала в Трэли. Лучше бы ушла в монастырь еще несколько месяцев назад. Но в Гаттинге было так уютно, леди Мэрибел была к ней так добра… И, по правде говоря, Авалон никогда по-настоящему не прельщало монастырское житье — просто этот выход казался ей наилучшим.
И все же в глубине сердца она всегда хранила образ Трэли, родного дома, всегда думала о том, как чудесно было бы вернуться туда. С годами Трэли стал видеться ей тихой пристанью, убежищем ото всех невзгод. Слишком уж велик оказался соблазн в последний раз увидеть родной дом, прежде чем навсегда заточить себя в стенах монастыря.
У Авалон вдруг подкосились ноги, и она чуть ли не упала на кровать. Ей просто не верилось, что все ее мечты о Трэли оказались разбиты всего лишь по прихоти алчного толстяка.
Годами она плыла по течению, влекомая неодолимым потоком своей судьбы, годами мечтала вырваться на свободу и обрести власть над теми силами, которые так бесцеремонно обращались с ее жизнью.
Годами грела ее сердце ложная, как оказалось, надежда — вернуться в Трэли. И вот теперь ей предстоит расплата за все эти бесплодные мечты!
В дверь комнаты поскреблись — так тихонько, что Авалон почти не расслышала. Звук повторился — тихий, но настойчивый, словно скреблась мышка.
Авалон глубоко, судорожно вздохнула и, шагнув к двери, распахнула ее настежь.
На пороге стояла закутанная в плащ Эльфрида.
Авалон отступила на шаг, и девушка метнулась в комнату и присела в торопливом реверансе.
— Миледи, я подумала, что нужно дать вам знать.
Я о той леди, о которой вы спрашивали.
Авалон не сразу поняла, о чем она, — казалось, что разговор о Луделле состоялся не пару часов назад, а целую вечность.
Даже сейчас, когда злость на Уорнера и Маркуса переполняла сердце Авалон, одно упоминание о Лу-Делле вызвало в ней странное ощущение. Как будто ей было жизненно необходимо узнать, что за этим кроется.
«Найди ее», — прошептала химера, вдруг открыв свой чудовищный глаз.
Авалон вздрогнула. Нет, она не станет искать Луделлу! Боже милостивый, да какое ей сейчас дело до тайн прошлого?
«Найди ее», — настойчиво повторила химера.
«Нет, нет, — упорно возразила ей Авалон, — у меня нет на это времени!»
«Найди ее!»
До завтрашнего дня остались считаные часы!
«Найди ее!» — разбушевалась химера.
И Авалон с отчаянием и гневом покорилась, хорошо зная, что не сможет избавиться от этого неотвязного голоса. Он будет звучать все громче и громче, пока не поглотит все ее внимание — и тогда она неизбежно попадется завтра в сети, расставленные Брай-сом.
Это же бессмысленно! Но химера никогда не утруждала себя заботами о здравом смысле. Авалон это просто бесило.
«Найди ее».
— Где она? — спросила вслух Авалон, ненавидя саму себя.
Эльфрида огорченно всплеснула руками.
— Миледи, она мертва.
Авалон пожалела, что не может рассмеяться в лицо химере. «Вот тебе! Леди Луделла мертва». Авалон бесстыдно обрадовалась этой новости — но тут же ее охватила печаль.
Бедная Луделла умерла. Она и двенадцать лет назад была уже немолода, так что не было причины думать, будто…
Эльфрида, которая не сводила глаз с Авалон, прервала поток ее мыслей:
— Но вы, миледи, если пожелаете, можете поговорить с мистрис Херндон.
— Мистрис Херндон? Кто это?
— Она ухаживала за леди после того, как ее прогнали… то есть, — Эльфрида испуганно огляделась, — после того, как она покинула замок.
«Судьба», — подумала Авалон, внутренне холодея.
— Где живет мистрис Херндон? — спросила она.
— В деревне, миледи, — тотчас ответила девушка. — Мистрис Херндон — бабушка деревенского трактирщика.
2.
Стражники у ворот не обратили особого внимания на двух девушек, которые покинули замок вместе с другими слугами, направлявшимися ночевать в деревню.
Эльфрида, оставшаяся без плаща, мелко дрожала — хотя, как подозревала Авалон, не столько от холода, сколько от страха.
Девушка отважно вызвалась проводить Авалон к мистрис Херндон — и это до того, как Авалон дала ей еще три золотые монеты. Похоже, своим первым Даром она пробудила в маленькой служанке поистине слепую преданность. Такого с Авалон еще никогда не случалось, и она просто не знала, что с этим делать.
Коричневый плащ Эльфриды был из грубой шерсти. Он немилосердно колол лицо и руки, однако Авалон терпела. Она надвинула капюшон пониже и шла, опустив голову, мелкими робкими шажками, как ходят слуги.
Под плащом на ней было ее собственное платье — самое неброское из всех, но все же явно принадлежащее благородной даме. Свои приметные волосы Авалон спрятала под темно-синей вуалью, а для верности перехватила ее на висках полотняной лентой. На самом деле это был пояс. Эльфрида придумала повязать его на голову, поскольку все головные уборы Авалон были из золота и серебра.
Обе девушки всем сердцем надеялись, что издалека Авалон никто не отличит от других служанок, возвращавшихся домой.
Стражники и вправду ничего не заметили. Они тут же принялись жаловаться друг другу на нежданный наплыв в замок высокородных гостей.
— В конюшнях, я слыхал, они спать не желают, — зло сплюнув, проговорил один. — Для них, лордов, это, видишь ли, неуместно. Требуют, чтобы их устроили в главном зале.
— Ага, — мрачно отозвался второй стражник, — а мы, стало быть, спи в конюшнях…
Эльфрида оскользнулась в грязи и, чтобы удержаться на ногах, ухватилась за плечо Авалон. От этого движения плащ, как на грех, съехал, открыв вуаль и часть лица Авалон. Девушка поспешно поправила плащ, низко натянула капюшон, не смея глянуть ни на стражников, ни на прочих слуг.
Эльфрида испуганно зашептала:
— Я не нарочно, миледи, ей-богу, не нарочно…
Авалон ожгла ее предостерегающим взглядом, и маленькая служанка вмиг примолкла. Вид у нее был испуганный. Авалон вынудила себя улыбнуться и взяла девушку за руку.
Стражники ничего не заметили — теперь они дружно ворчали на то, что в конюшнях, дескать, крепко воняет лошадиным потом, а от некоторых высокородных лордов несет и похуже.
«Дурные новости», — подумала Авалон. Брайс, похоже, постарался собрать на завтрашний праздник как можно больше свидетелей задуманного нового обручения.
Уже не завтрашний, тут же поправила она себя. Праздник состоится сегодня вечером. Минула полночь, а значит, наступил новый день.
Деревня была довольно близко от замка Трэли — множество бревенчатых или сложенных из дерна хижин, две таверны и даже трактир. Толпа слуг растеклась по узким улочкам, постепенно иссякая — люди один за другим исчезали в дверях хижин.
В трактире сдавали на ночлег всего четыре комнаты. Авалон помнила это с детства — Фрина, ее верная нянька, заходила сюда всякий раз, когда им доводилось бывать в деревне. Здесь подавали сладкий эль и пирожки с мясом.
«Сейчас, наверное, все комнаты в трактире заняты», — подумала Авалон — и не ошиблась. Более того, в небольшой трактирной зале было шумно и людно, посетители — в основном мужчины — ели, пили и громко хохотали над немудреными шутками. Эльфрида явно была напугана таким столпотворением, однако лишь крепче сжала руку Авалон и принялась решительно протискиваться через толпу. Только губы у нее побелели, выдавая испуг.
Вослед им кричали, свистели, а какой-то рыжебородый здоровяк ухитрился шлепнуть Эльфриду пониже спины, вызвав бурное одобрение окружающих. Девушка, однако, решительно пробивалась вперед, увлекая за собой Авалон, и скоро они оказались у подножия узкой лестницы, которая вела наверх.