Алая нить - Энтони Эвелин. Страница 86

Они голыми поплавали в теплой воде бассейна, лениво вытерли друг друга на жарком солнце. Ему нравилось ухаживать за ней, касаться твердых грудей, чувствовать гладкость ее кожи. Он сказал ей, какая она красивая и что он к ней испытывает. Она немного научилась итальянскому, и теперь, когда он говорил на своем родном языке, его речь была для нее не просто музыкой и ритмом. Шло время, сиеста кончилась. Скоро проснутся домочадцы. Они набросили друг на друга халаты, завязали пояса и вернулись на виллу. Он подхватил ее сзади и поднял в воздух.

– Наверх, – прошептал он. В этот миг пронзительно зазвонил телефон. Он отпустил ее.

– Немезида [26], – засмеялась она и подошла к телефону. Ральф Мэкстон спрашивал разрешения прийти попрощаться с ней.

– Ты все устроил? – спросила Клара.

– Около часа назад он согласился. Я даже дал ему время перезвонить, если он струсит, но он не перезвонил.

Он услышал возбужденный смех Клары на другом конце провода.

– Умница Майк, – ликовала она. – Умница Майк, но когда же? Когда это произойдет?

– Думаю, чем раньше, тем лучше, – ответил О'Халлорен. – Я не хочу, чтобы мерзавец остыл. И не хочу здесь болтаться. Он желает узнать насчет оплаты. Что ему сказать?

Она поспешно соображала.

– Он вернется, чтобы получить деньги?

– Он думает, что да, – был ответ. – Он требует банковский чек.

– Выпиши ему чек в мой банк в Париже, – сказала она. – А потом вернешь. Я хочу присутствовать, Майк.

Это его добило.

– Не сходи с ума, – запротестовал он. – Оставайся на месте. Ты все узнаешь, как только я смогу позвонить тебе.

– Не буду я сидеть и ждать, – сказала она. – Не спорь со мной. Я вылетаю.

Он почти завопил в исступлении:

– Ради Бога, Клара! Ты хочешь стоять рядом и смотреть?

– Это был бы идеальный вариант, – сказала она. – Говорю тебе, не спорь со мной. Я долго ждала этого. Я хочу быть рядом, когда они все получат по заслугам!

Он пытался отговорить ее, но она повесила трубку.

Она собиралась: швыряла вещи в чемодан. Руки у нее дрожали. Она позвала горничную и в своей властной манере объявила, что уезжает на несколько дней. Нет, отрезала она, не знаю, когда вернусь. Когда все кончится, сказала она себе. Первым будет Стивен. Потом эта бесцветная блондинка и мальчишка.

– О папа, – вслух сказала она, – папа, когда это кончится, ты упокоишься с миром. Они заплатят за все, что сделали со мной. А потом я вернусь домой, и Джо Нимми с компанией ответят за то, что они сделали с тобой. Это займет много времени, но я клянусь, клянусь, что доберусь до них всех... – Она улыбнулась мысли, пришедшей ей в голову. Где ей остановиться? О'Халлорен выехал из «Карлтона». Он устроился в маленьком пансионе подальше от побережья на случай, если Мэкстону придет в голову искать его с дурными намерениями; он был осторожен, ее умница Майк. Это хорошо, полицейские учатся осторожности у преступников. Он получит свои деньги. Когда сделает то, чего она хочет. Всегда плати по договору, Альдо научил ее этому. Они делают, ты платишь.

Он может вернуться в Нью-Йорк, к своей жене и детям, к работе в агентстве. Ей все равно, что он будет делать, когда все кончится.

Где же ей остановиться? В единственном месте, которое она знает. В гостинице, где они жили во время медового месяца, где ее муж впервые изменил ей с женщиной. И пообещал ей, что так будет еще много раз, а она плакала, и умоляла, и задыхалась от запаха духов той женщины, «Жуа». Отель «Де Пари». Она позвонила и заказала номер на неопределенный срок. Потом билет на дневной рейс в Ниццу.

– Стрелять умеете? – спросил О'Халлорен.

– Умею, из охотничьего ружья. В фазанов, не в людей.

О'Халлорен со злостью взглянул на Мэкстона.

– Кончайте дурака валять, – рявкнул он. Достал свой пистолет, выложил на стол. Разрядил его, снова зарядил и протянул Ральфу. – Теперь вы, – сказал он.

Он удивился, как ловко Мэкстон управлялся с оружием. Затем Майк взял с кровати подушку, взгромоздил ее на стул.

– Теперь прицельтесь и спустите распроклятый курок.

У Мэкстона был наметанный глаз; великий сельский спорт кое-чему научил его, невзирая на его сопротивление. Не то чтобы он был против ежегодного массового истребления куропаток и фазанов, просто ему это было неинтересно. Он поднял пистолет, прицелился в середину подушки и выстрелил. Звук выстрела оказался пугающе громким. Дыра зияла как раз посередине. Несколько перьев покружились в воздухе и медленно упали на ковер.

– А вы не боитесь, что кто-нибудь услышит? – спросил он.

– Нет. Они все на кухне. Если попасть в человека пулей такого калибра с такого расстояния, дыра будет с кулак. Хотите попробовать еще раз?

– Откуда я знаю, что расстояние будет именно таким? – сказал Мэкстон. – Дайте мне меньшую мишень. Если вы уверены, что никто сюда не прибежит на шум. – Он осмотрел пистолет. Стандартный «смит-и-вессон». Действительно большого калибра. Он стал наблюдать за О'Халлореном.

Все это происходило в номере маленькой гостиницы. В пустом номере, не там, где жил американец. Мэкстон не знал его адреса. Он заметил, как этот человек осторожен. Как недоверчив.

– Попробуйте-ка так, – предложил О'Халлорен. На той же подушке он нарисовал шариковой ручкой мишень. Круг размером с человеческую голову. И снова пристроил подушку на стуле. – Валяйте; – скомандовал он.

Мэкстон попал в середину круга.

Майк снял подушку и засунул под покрывало. В воздухе плавало еще несколько перьев. Он сказал:

– Можете не беспокоиться. У вас прямо природный дар. Теперь обсудим подробности.

Ральф протянул ему пистолет.

– А именно деньги и способ, которым они будут уплачены, – уточнил он.

Через час они расстались. Они вышли из гостиницы порознь. Ральф Мэкстон вышел первым. «Смит-и-вессон» лежал у него в саквояже с маркой местного универмага. Они договорились, что он убьет Стивена Фалькони вечером через два дня. Когда дело будет сделано, Майк даст ему чек, и он получит по нему деньги, как только приедет в Париж. Чек будет выписан на вымышленное имя – подставное лицо, прикрывающее клиента О'Халлорена, решил Мэкстон.

О'Халлорен тоже вышел и заплатил за комнату. Его ни о чем не спрашивали. Он провел там только полдня. К нему наверх поднимался другой человек. В гостинице решили, что это обычная причина. Комната оставалась свободной, пока не прибыл следующий случайный посетитель. До того времени никто и не взглянул на постель.

Полина Дювалье неважно себя чувствовала. Она проводила почти все время в своей комнате, отдыхая после гала-вечера в Антибе. Ничего страшного, успокаивала она управляющего, который пришел справиться о ее здоровье. Просто устала. Поездка слишком возбудила ее. Она больше не собирается выходить в свет. Бармен Эжен навестил ее. Он принес колоду карт. Она поблагодарила, но ей не хотелось раскладывать пасьянс.

На следующий день она решила, что в состоянии добраться до своего привычного уголка бара и посмотреть, как жизнь идет мимо. Она спустилась поздно. С трудом поднялась, позволила горничной помочь ей одеться. Ей приходилось бороться с апатией, когда хотелось только лежать в постели и не замечать, как проходят часы. Ее шампанское охлаждалось, ее карты лежали наготове.

Но кто-то пытался сесть за ее столик. Она увидела женскую спину и услышала, как Эжен упрямо повторяет: очень жаль, мадам, но это место всегда занято. И громкий голос женщины, выдающий в ней американку.

– Это нигде не написано. Здесь нет таблички. Если он занят, почему на нем нет таблички? В общем, я буду сидеть здесь. Принесите мне скотч с водой и много льда.

Эжен не сдвинулся с места. Полина держалась поодаль, за дверью в бар. Внезапно она ощутила, что слабеет и вся дрожит.

У нее отнимают ее место, ее укромный уголок в жизни. Ей пришлось ухватиться за дверной косяк. Она слышала голос Эжена. Он уже не был увещевающим. Он звучал сердито, на повышенных тонах.