Валентина - Энтони Эвелин. Страница 60

Двадцать второго ноября Великая Армия покинула Оршу. Император получил известие, что русские захватили его обоз с провиантом у Минска. Отступление было отрезано, мост через Березину на Борисов атакован и почти полностью разрушен. Перед французами простиралась ледяная река, преграждая путь в Польшу, из Борисова угрожал Чичагов, а Кутузов и его силы напирали сзади. Наполеон приказал сжечь бумаги и приготовить оружие, чтобы либо победить, либо погибнуть в битве. Сорок тысяч человек без лошадей и оружия начали последнюю стадию самого страшного отступления в истории войн.

Валентина с Де Шавелем и Александра с майором первые два дня путешествовали в санях, двигаясь очень медленно из-за глубокого снега. Ночью они спали в санях, Де Ламбаль и Янош стерегли лошадей. Лошади отощали, но все равно за ними постоянно следили голодные глаза с тех пор, как они оставили Оршу. На третье утро случилось непредвиденное. Валентина, которая спала в объятиях Де Шавеля, проснулась, услышав выстрелы и ржание лошади. Майор и Александра выпрыгнули из саней с пистолетами в руках.

Когда Валентина выглянула, то увидела сцену, которую страшно даже представить.

Янош лежал на земле мертвый. Одна из лошадей была убита, ее уже раздирали голодные люди. Потом они набросились на живую лошадь.

– Вы, грязные свиньи, – кричала Александра, – проклятые каннибалы, оставьте моих лошадей в покое. Господи, я сейчас перестреляю их. Оставьте меня, я буду стрелять!

Валентина подбежала к ней, и Де Ламбалю удалось наконец вырвать пистолет из ее рук. Он швырнул его Валентине.

– Спрячьте это, ради Бога, – попросил он. – Если она начнет стрелять, они растерзают нас на куски.

– Мои лошади, – кричала Александра. – Они едят их живьем! – Плача и упираясь, она все-таки позволила майору и Валентине увести себя. От запаха крови у Валентины закружилась голова, она упала в сани. Де Шавель с побледневшим лицом стоял рядом с ней.

– Я сейчас потеряю сознание, о Господи, какой ужас!

– Это должно было случиться, – сказал полковник, майор кивнул. – За нами следили с начала пути. Они голодают, они прошли уже тысячи миль в этом аду. Нельзя винить их за это. Удивительно, что они не убили нас.

– Свиньи! – не могла успокоиться Александра. Ее бил озноб, а глаза горели, как угли. – Грязные французские свиньи!

– Пошли. – Майор подошел к ней. – Мы должны двигаться. Нам больше ничего не остается.

Она подняла голову и посмотрела на него, слезы замерзали на ее щеках.

– Идите к черту, я ненавижу вас!

– Я знаю, – терпеливо произнес он, – но лучше не смотреть на все это. Пойдемте.

Де Шавель обнял Валентину и пошел рядом с майором. Александра двинулась следом, немного отстав, отказываясь от помощи и не желая разговаривать. Уже почти стемнело, когда она позволила майору подойти к ней, потом Валентина услышала, что она плачет.

Было слишком холодно, чтобы разговаривать, было трудно идти по глубокому снегу, но, к счастью, небо оставалось чистым и ясным, и луна ярко освещала дорогу. Вокруг них двигались такие же тени, изо рта которых вырывались клубы пара. Некоторые из них останавливались и замерзали до смерти.

Валентина шла, опираясь на левую руку любовника, но она чувствовала, что он слабеет с каждым шагом.

– Майор, – позвала она, – мы должны отдохнуть, он устал.

– Кто-нибудь хочет разбить лагерь? – крикнул он в темноту, откуда появились неясные тени, которые затем превратились в людей.

– У меня есть одеяло, кто может разжечь огонь? – Солдат с женским шарфом на голове достал драгоценное одеяло, кто-то нашел палки, Де Ламбаль двигался среди них, организовывая их и направляя.

Когда разожгли огонь, все стремились протолкаться поближе к нему, оттесняя других и теряя последние силы в этой борьбе. Де Шавель достал пистолет.

– Назад, черт вас возьми! Назад! Все будут греться по очереди. Разожгите еще один костер, здесь достаточно дров.

Насилие прекратилось так же быстро, как и началось. Разожгли еще два костра. В темноте плясал желтый огонь, вокруг которого толпились дрожащие люди.

– Моя маленькая, – нежно сказал Де Шавель своей возлюбленной. – Ты замерзаешь, возьми мое пальто.

– Нет, нет! Мне достаточно тепло, любовь моя. Я просто устала.

Они прислонились друг к другу, съели кусок хлеба и бобы, выпили глоток коньяка. Все свои запасы они несли на себе. Майор прятал от Александры фляжку с бренди, чтобы она опять не впала в ярость, которая заканчивалась обычно слезами.

– Я никогда не видел ее такой, – прошептал Де Шавель, – и представить не мог, что она может заплакать.

– Янош служил ей с детства, – объяснила Валентина. – Поль уже успокоил ее.

– Они любовники? – спросил Де Шавель.

– Да, – ответила она. – Как и мы, любимый.

– Ты уверена, что не жалеешь об этом? – прошептал он.

– Я сожалею о каждой минуте, которую провела без тебя, – ответила она. – Мне неважно, что с нами случится. Даже если нас убьют, мы будем вместе. Когда ты полюбил меня? Он улыбнулся.

– Бог знает. Здесь, когда ты мне снилась, когда я умирал под Бородино. Может быть, в Польше, но не отдавал себе в том отчета. Но сейчас я люблю тебя. – Он поцеловал ее.

– Это и правильно, дорогой полковник, – злобно заметила Александра из своего угла. – Ее очаровательный муж чуть не повесил ее. Ха, она вам даже не сказала этого! Но если этого не сделала она, то сделаю я.

Александра медленно и подробно рассказала ему всю историю, приключившуюся с ее сестрой.

– Любовь моя, – прошептал он дрожащим голосом. – Спасибо, дорогая княжна, что вы открыли мне глаза на то, чем я обязан графине и что должен графу Груновскому. Я найду и убью его, эта цель поднимет меня из могилы.

– Очень благородно, – сказала Александра майору. – Но лучше бы у него была правая рука. Каково будет, если Теодор убьет его после всего этого? Если ты не дашь мне бренди, то я толкну тебя в костер, любимый!

– Один глоток, – сказал Де Ламбаль. – Не больше. Я знаю это твое настроение, когда ты готова со всеми подраться. Достаточно!

Она прильнула к нему и вздохнула.

– Я любила этого несчастного дурака Яноша. Он делал мне игрушки, когда я была ребенком. Я должна была убить их за Яноша! И за моих лошадей… Обними меня, Поль, мне холодно и тяжело на сердце!