Скорость, маневр, огонь - Иванов Анатолий Степанович. Страница 19

– Я и сам не знаю, как все это вышло, – засмеялся Павлович. – Фашист, наверное, в последний момент подумал, что на тот свет уйдем вместе, а оно вот как получилось.

В этом бою немцы потеряли два самолета и сбили один наш, но летчик выбросился из него с парашютом и приземлился на своей территории. Я же от места вынужденной посадки добрался до Багерово на попутной машине, а через двое суток поехал перегонять отремонтированный самолет.

Приближался день Красной Армии – 23 февраля 1942 года. Его мы ждали с нетерпением и очень волновались. Ведь в этот день вместе с другими молодыми авиаторами будут принимать в партию и нас, земляков-ленинградцев: Анатолия Макарова, меня, Николая Скворцова.

Партийное собрание было коротким. На нем никто не произносил длинных и торжественных речей. Хотя я и прошел свой кандидатский стаж и вжился в семью летчиков-коммунистов, однако, когда секретарь партийной организации назвал мою фамилию, стало как-то не по себе: шутка ли, принимают в партию! Достоин ли я носить высокое звание коммуниста?

Но вот слово взял комиссар эскадрильи Ильин.

– Я поручился перед партией за Анатолия Иванова и рекомендую его в члены ВКП(б). Уверен, что товарищ Иванов оправдает это высокое звание. На его счету уже имеется два сбитых фашистских самолета, десятки боевых вылетов. Он мой ведомый почти во всех полетах, смелый, решительный и хорошо подготовленный летчик. Такой не подведет ни партию, ни своих товарищей.

Предоставили слово, а я стою, с ноги на ногу переминаюсь. Чувствую лоб взмок, жарко стало. Никогда со мною такого не бывало – стою и… молчу.

– Ну, что же ты думаешь делать дальше? – подбадривает председатель собрания.

– А что дальше! – вырвалось наконец, – дальше должен воевать как коммунист. Буду бить фашистов злее.

– А устав партии и ее программу знаешь? – спрашивают товарищи.

– Вроде знаю. Главное сейчас Гитлеру шею свернуть надо.

Грохнул одобрительный смех, я тоже улыбнулся и смахнул пот со лба.

За принятие меня в члены Коммунистической партии проголосовали единогласно.

Наш полк продолжал вести активные боевые действия.

– Получена задача, будем прикрывать штурмовые действия «чаек», – объявил майор Осипов.

Истребители И-153 прозвали «чайками» за характерный конструктивный излом верхнего крыла. В полете они были действительно похожи на быстрокрылых чаек.

– А где они базируются, эти «чайки»? – спросили летчики.

– На соседнем аэродроме, возле населенного пункта; Марфовка.

– Имейте ввиду, что эти «птички» здорово клюют фашистов, – предупредил летчиков командир полка. – Не подкачайте…

– Не оскандалимся, – уверенно заявил командир эскадрильи капитан Терпугов.

Все мы знали, что самолеты И-153 в основном производили штурмовые действия. Бомбами и пулеметным огнем они громили живую силу и технику противника. «Чайки» были очень маневренными самолетами и отлично справлялись со штурмовыми заданиями.

В этот день смешанная из первой и второй эскадрилий группа в составе восьми И-16 под командованием Терпугова пришла к аэродрому Марфовка и, пока сделала круг, двенадцать «чаек» были уже в воздухе. Мы сопровождали их на штурмовку занятого немцами населенного пункта Дальние Камыши.

Фашисты встретили нас сильным зенитным огнем. Но «чайки» самолеты верткие и попасть в них не так-то просто. К тому же и они не остаются в долгу: заметят зенитку – бомбой по ней. Немало их уничтожили. А когда плотность зенитного огня уменьшилась – бросились на штурмовку врага.

Словно по земле огненный смерч прокатился: взрывы, пожары. Внизу – настоящий ад.

А мы тем временем на своих «ишачках» барражируем сверху. Вражеских самолетов в небе не видно. Смотрим, капитан Терпугов покачиванием самолета с крыла на крыло подает сигнал: «Иду в атаку». Видать тоже решил штурмовать боевые порядки немцев.

Мы за ним. Но тут совсем неожиданно я увидел, как из района Феодосии приближается шестерка «мессершмиттов». Немцы быстро набирают высоту и на максимальной скорости спешат атаковать нашу группу.

Капитан Терпугов и другие летчики продолжают штурмовку и, должно быть, не видят фашистских самолетов. Предупредить их невозможно, радиосвязи нет. Раздумывать некогда. Мгновенно принимаю решение: сорвать замысел врага. Энергично разворачиваюсь и встречаю лобовой атакой первого же «мессера». Однако немец ее не принимает и проскакивает мимо.

Иду в лобовую атаку на второго. Тот тоже не хочет лезть на рожон. Смотрю, группа «чаек» и И-16 начинает уходить в направлении Керчи. Пока я развернулся и начал догонять товарищей, вижу как тут же «мессершмитты» заходят ко мне в хвост. Я снова разворачиваюсь и отбиваюсь пушечным огнем. Затем снова пытаюсь догнать свою группу. Повторяется та же история: немцы у моего хвоста, разворачиваюсь и – из пушек. Маневрируя таким образом, я не смог догнать группу наших истребителей, так как самолет не располагал достаточной для этого скоростью. Расстояние между моим И-16 и удаляющейся группой становилось все больше и больше.

Немцы уверены в расправе и даже, кажется, не спешат. В который уже раз выхожу на прямую и начинаю догонять своих. Лечу, осматриваюсь по сторонам и опять вижу как пара «мессершмиттов» с превышением становится справа, вторая пара занимает такую же позицию слева. А третья уже висит сзади.

Теперь я уже полностью осознал, какая нависла опасность. Мысли молниеносно проносятся одна за другой. И такая досада меня разобрала: ведь сегодня должны вручать партбилет, а я в таком положении!

И вот началось. С трех направлений шестерка «мессершмиттов» обрушилась на меня в пикировании. Ну и жарко было! Всякие маневры применял, выжимал из своего «ишака» невозможное, а из-под удара немцев все же выходил. Но что это? Мой самолет теряет высоту. Температура масла приблизилась к максимальной, давление упало и винт самопроизвольно перешел на большой шаг. Уменьшилась тяга мотора. Попробовал в лобовой атаке ударить по немцу из пушек, а они не стреляют: кончились боеприпасы и атака прошла впустую.

Все, конец. Винт крутится, но тяги уже никакой, скорость падает, маневр с набором высоты не выполнить.

Положение, прямо скажем, неприглядное. Уж тут-то немцы по-настоящему «проверили» мою технику пилотирования. Малейшую ошибку противник мог использовать и доконать оторвавшийся от группы самолет.

Измотался до предела. Во рту пересохло, не хватало дыхания. И самолет тоже выбился из сил, мотор его задыхался от неимоверного напряжения.

А немцы неиствовали, заходили в атаки и парами и в цепочку. Атаковали по горизонтали и по вертикали. Вот один снова подкрадывается сзади, второй на вираже ведет заградительный огонь: стараются действовать наверняка.

– Нет, не собьете, гады! Сам воткнусь в землю, но не позволю сбить!

Так и гоняли меня фашисты минут около десяти, которые показались вечностью. И вдруг смотрю и глазам не верю: летит И-16. Оказывается это Вася Панфилов поспешил на выручку.

– Смотрю, – рассказывал потом он, – шестерка немцев тебя гоняет. Ну, я и махнул на подмогу. Больше никто из группы не заметил, куда ты пропал.

Сразу стало как-то легче, от одного вида самолета Панфилова воспрянул духом. Тут уже мы начали маневрировать в паре, прикрывать друг друга и продолжать полет, маневрируя так называемыми «ножницами». В результате шесть фашистских истребителей так и не смогли ничего с нами сделать. Мы благополучно прилетели и сели на свой аэродром.

Не терпелось скорее осмотреть самолет. Вместе с техниками обследовали чуть ли не каждый сантиметр площади крыльев, фюзеляжа и хвостового оперения и наконец нашли две пробоины: одну возле консоли крыла, вторую – в этом же крыле недалеко от элерона.

Шесть фашистских истребителей не могли основательно продырявить одного «ишачка» даже тогда, когда у меня не осталось ни одного снаряда, а мотор вот-вот должен был заклиниться.

После этого случая я уверовал в себя, в умение ловко маневрировать в сложных условиях боя, уверовал в надежность И-16 и в великую силу взаимной выручки. Ведь Василий Панфилов, выручая меня, сам мог погибнуть. Вот он боевой девиз советских летчиков в действии: «Сам погибай, но товарища выручай!»