Император - Эберс Георг Мориц. Страница 45

С беспокойством всматривался юноша в бледное лицо Селены; он приподнял ее неподвижные руки вверх и искал на ее светлой одежде следы крови, но их не оказалось.

Заметив, что она дышит и что губы ее шевелятся, он крикнул Мастору:

– Кажется, Аргус только повалил ее, но не укусил. Она лишилась чувств. Беги скорей в мою комнату и принеси мне голубоватую скляночку из моего ящика с мазями, а также кубок с водой.

Раб свистнул собаке и поспешил исполнить приказание.

Антиной продолжал стоять на коленях возле безжизненной девушки и приподнял голову, украшенную мягкими густыми волосами.

Как прекрасны были эти мраморно-бледные благородные черты, каким трогательным казалось ему болезненное подергивание ее губ, и как приятно было этому избалованному императорскому любимцу, которому любовь навязывалась сама повсюду, где бы он ни появлялся, по собственному почину выказать себя сострадательным и готовым помочь.

– Очнись же, очнись! – говорил он Селене. Но она не шевелилась, и он все с большей настойчивостью и нежностью повторял: – Да очнись же!..

Она не слышала его призыва и оставалась без движения даже тогда, когда он, краснея, накинул на ее обнаженное плечо пеплум 80 , сорванный с нее собакой.

В это время явился Мастор с водой и голубым флакончиком и, вручив вифинцу то и другое, поспешно удалился со словами:

– Император зовет меня.

Антиной положил голову девушки к себе на колени. Смочив лоб Селены оживляющей влагой, он дал ей вдохнуть запах крепкой эссенции в склянке и опять громким и задушевным тоном проговорил:

– Да очнись же, приди в себя!..

На этот раз ее бескровные губы раскрылись и показали два ряда маленьких снежно-белых зубов; веки, скрывавшие ее глаза, медленно приподнялись.

С глубоким вздохом облегчения Антиной поставил стакан и флакон на пол, чтобы поддержать ее; но едва он снова повернулся к ней, как она быстро и порывисто поднялась и в смертельном страхе, обвив руками его шею, вскричала:

– Спаси меня, Поллукс, спаси! Чудовище проглотит меня!..

Антиной, испугавшись, хотел схватить руки девушки, но они бессильно упали.

Селена затряслась, точно охваченная лихорадочной дрожью. Она снова подняла руки и приложила их к вискам с выражением страха и смущения в лице.

– Что это значит?.. Кто ты? – тихо спросила она.

Он быстро встал с пола и, поддерживая девушку при ее попытке подняться и встать на ноги, сказал:

– Благодарение богам, ты жива! Наш большой пес свалил тебя на землю. У него такие страшные зубы.

Селена стояла теперь против юноши; при последних словах его она снова вздрогнула.

– Ты чувствуешь боль?.. – с беспокойством спросил Антиной.

– Да, – отвечала она глухим голосом.

– Он укусил тебя?..

– Кажется, нет. Подними вон там пряжку; она упала с моего пеплума.

Вифинец поспешно исполнил ее просьбу; прикрепляя одежду на своем плече, девушка спросила вторично:

– Кто ты?.. Каким образом попала молосская собака в наш дворец?

– Она принадлежит… она принадлежит нам. Мы приехали поздно вечером, и Понтий…

– Значит, ты принадлежишь к свите архитектора из Рима?..

– Да. Но кто ты сама?..

– Я – дочь дворцового смотрителя Керавна, Селена.

– А кто такой Поллукс, которого ты, очнувшись, звала на помощь?

– Какое тебе до этого дело?..

Антиной покраснел и отвечал в смущении:

– Я испугался, когда ты так порывисто вскочила с его именем на устах, после того как я привел тебя в чувство при помощи воды и этой эссенции.

– Я бы и без того очнулась, а теперь могу дойти сама. Тот, кто приводит в чужой дом злых собак, должен лучше смотреть за ними. Привяжи крепче своего пса, потому что дети, мои маленькие сестры и брат, проходят здесь, когда им хочется выйти на свежий воздух. Благодарю тебя за помощь. Где же мой кувшин?..

При этих словах она начала искать глазами прекрасный сосуд, который в особенности любила ее покойная мать. Увидав его разбитым на куски, она всхлипнула и вскричала с раздражением:

– Это гнусно!

С этим возгласом она повернулась к Антиною спиной и пошла домой, осторожно ступая на левую ногу, в которой чувствовала сильную боль.

Юноша молча смотрел на удалявшуюся стройную фигуру Селены. Ему хотелось последовать за девушкой, высказать ей, как прискорбен для него этот несчастный случай, и объяснить, что собака принадлежит не ему, а другому человеку, но он не посмел.

Она давно уже исчезла из его глаз, а он все еще стоял на том же самом месте. Наконец он собрался с силами, медленно пошел в свою комнату, сел там на постель и мечтательно смотрел на пол до тех пор, пока император не заставил его очнуться.

Селена едва удостоила юношу взглядом.

Она чувствовала боль не только в левой ноге, но и в затылке, где зияла рана. Ее густые волосы задержали кровь.

Она была в совершенном изнеможении, и потеря прекрасного кувшина, который теперь придется заменить новым, причиняла ей такую сильную досаду, что она даже не обратила внимания на красоту фаворита.

Медленно, усталой походкой, вошла она в комнату, где отец уже ожидал ее. Он привык получать воду постоянно в один и тот же час, и так как Селена запоздала теперь больше, чем обычно, то он, ради препровождения времени, тихо ворчал и бранил ее про себя.

Когда дочь наконец переступила порог, он тотчас заметил, что она пришла без кувшина, и сердито спросил:

– Я сегодня так и не получу воды?..

Селена покачала головой, опустилась на стул и начала тихо плакать.

– Что с тобой?.. – спросил Керавн.

– Кувшин разбился, – печально ответила она.

– Будь внимательнее к дорогим вещам, – сказал ей отец с упреком. – Ты вечно хнычешь, когда не хватает денег, а между тем разбиваешь половину вещей, нужных в хозяйстве.

– Я была сбита с ног, – возразила Селена, отирая глаза.

– Сбита с ног?.. Кем?.. – спросил смотритель дворца и медленно встал.

– Злой собакой архитектора, который прибыл вчера вечером из Рима и которому мы в эту ночь дали хлеба и соли. Он ночевал в этом дворце.

– И он травит мое дитя своей собакой?.. – вскричал Керавн, вращая зрачками.

– Собака была одна в коридоре, когда я вышла.

80

Пеплум, или пеплос, – древнегреческая и римская верхняя одежда свободного покроя, обычно застегивавшаяся пряжкой на левом плече, правое плечо оставалось открытым.