Серапис - Эберс Георг Мориц. Страница 55

— Нет, мой дорогой, я не могу этого сделать: меня ждут еще другие обязанности.

— И меня также! — воскликнул префект убедительным тоном. — Но ты отдалась мне всецело, ты не принадлежишь больше себе одной: ты моя, и я настаиваю, требую, чтобы ты исполнила мою первую просьбу! Иди к моей матери или оставайся дома. Где бы ни был твой отец, там не место моей будущей жене. Я подозреваю, куда отправился почтенный Порфирий. Мне следует предупредить тебя, Горго: судьба старых богов решена. Римское войско несравненно сильнее защитников язычества. Клянусь тебе нашей любовью и всем, что мне дорого и свято: не далее завтрашнего дня Серапис будет ниспровергнут.

— Я знаю это, — сказала Горго. — Ты получил приказ уничтожить статую бога.

— Получил и должен повиноваться. Девушка кивнула ему головой.

— Ты не можешь не исполнить своего долга, — заметила она без малейшей тени неудовольствия, — так решила судьба. Но помни, Константин, что бы ни случилось, мы связаны неразрывными узами. Никто не в силах нас разъединить. Какие бы бедствия ни разразились над нами, мы будем стоять друг за друга до самого конца.

Горго протянула любимому человеку свою горячую руку и с нежностью посмотрела ему в лицо. Потом она еще раз обняла его мать и крепко поцеловала.

— Пойдем, пойдем со мной, дитя мое! — молила Мариамна.

Но девушка освободилась из ее объятий и промолвила:

— Идите к себе домой, если вы меня любите, идите, оставьте меня одну!

С этими словами она удалилась в спальню, где лежала покойница, и, прежде чем другие успели последовать за ней, отперла потайную дверь, завешанную ковром, и торопливо вышла из дома.

ГЛАВА XXI

Стояла душная ночь. Темные тучи заволакивали северную сторону горизонта. Над свинцовой поверхностью Мареотийского озера, как над горячей ванной, клубился беловатый пар и мелькали пенистые гребни волн. Тусклый месяц, окруженный красноватым сиянием, скупо освещал окрестности, выглядывая из дымки тумана. Каменные стены домов, накалившись во время дневного зноя, еще сильнее нагревали воздух на погруженных в таинственный полумрак пустынных улицах Александрии. С запада, по направлению к пустыне, черные тучи были окрашены желтоватым отблеском, и в жаркой, тяжелой атмосфере ярким заревом вспыхивали зарницы. Теплый ветер, дувший с юго-запада, приносил с собой едкую песчаную пыль, которая колола и точно обжигала лицо.

Измученная Горго с трудом подвигалась вперед в сопровождении старого жреца. Природа и все живые существа казались подавленными безотчетной тревогой. Порывистый ветер, вспышки молний, странная форма и цвет нависших облаков придавали картине всей ночи какой-то необыкновенный отпечаток. Казалось, сами стихии предчувствовали бедствия Вселенной, готовившейся к чему-то неслыханному, ужасному. Горго закутала голову покрывалом и накидкой, чтобы не задохнуться от песка, попадавшего в рот и слепившего глаза. Ее виски горели, как в огне; сердце мучительно билось учащенными ударами, и девушка с трудом следовала за своим провожатым.

Заслышав позади себя шаги, она вздрагивала от испуга, думая, что ее догоняет Константин. При каждом порыве ветра, осыпавшего ее лицо колючими песчинками, при каждой вспышке зарницы кровь застывала в жилах Горго, потому что эти грозные явления казались ей предвестниками наступающего конца. Она хорошо знала дорогу от ее дома до лесной биржи Порфирия, но теперь то же самое расстояние как будто удесятерилось. Наконец жрец Сатурна и его взволнованная спутница достигли цели.

У одной из калиток магик сказал пароль и подал условный знак поставленным здесь часовым. Пришедшие миновали кучи бревен, скрывавшие вход в подземный канал. Знакомый раб освещал им путь. Все трое спустились вниз и стали пробираться вдоль узкого подземелья. Здесь было тесно и довольно душно. Летучие мыши, встревоженные факелом проводника, летали над их головами неслышно, как призраки, взмахивая темными крыльями. Они внушали Горго страх и отвращение, но все-таки в этом укромном месте она чувствовала себя безопаснее, чем на улице. Таинственная темнота туннеля и колеблющийся красноватый отблеск огня на его стенах привели девушку в особенное настроение. Этот трудный путь вел ее к прекрасной, возвышенной цели. Скоро окружающий мрак должен рассеяться, и Горго увидит дивное великолепие знаменитого храма. При этой мысли ею овладело чувство невольного восторга и благоговения, которое совершенно прогнало прежнюю тревогу.

Смерть под священными сводами Серапеума в объятиях Константина казалась ей блаженством. Ожидать своего последнего часа в пышном чертоге царя богов — что могло быть лучше подобной участи? Пускай поразит ее судьба в этих местах, полных божественной благодати. Жизнь дала Горго все, чего она могла желать, и где в целом мире нашла бы она себе лучшую гробницу, чем это святилище владыки Вселенной, перед которым трепещут все остальные боги?

С самого детства дочь Порфирия привыкла посещать величественный гигантский храм Сераписа, и теперь она живо представляла себе его громадные галереи, наполненные тысячами благородных сподвижников Олимпия, воодушевляемых одним возвышенным чувством. Девушка ожидала услышать здесь набожное пение восторженных юношей и мужчин, которые из глубины сердца возносят хвалу великому богу, готовые пожертвовать жизнью за веру отцов своих. Горго думала, что на дворах Серапеума дымятся сжигаемые жертвы, что под сводами святилища ходят волны благовонных курений, и лучший цвет александрийской молодежи с солидной грацией исполняет под предводительством жрецов торжественный танец вокруг украшенных цветами алтарей.

Молодая девушка ожидала встретить Порфирия среди почтенных старцев, собравшихся возле мудрого Олимпия и занятых набожной беседой о грядущих переворотах, о великих тайнах бытия, среди адептов 70, благоговейно наблюдавших в обсерватории Серапеума за пророческим течением небесных светил, движением облаков и вещим полетом птиц. При мысли об отце Горго снова почувствовала острую боль в сердце, представляя себе, как будет поражен Порфирий этим неожиданным ударом. Однако девушка полагала, что печальное известие он должен встретить приготовленным ко всему худшему, ввиду неотвратимых бедствий, связанных с ниспровержением Сераписа.

Перспектива очутиться среди множества мужчин, наполнявших храм, нимало не смущала Горго. Присутствие отца и ее почтенного наставника и друга, Олимпия, служило ей гарантией полной безопасности. Кроме того, там находилась Герза, которая не откажет девушке в своем покровительстве. Да и кто же мог бы оскорбить ее девическую скромность в роковую ночь, когда всякий верующий со страхом ожидал собственной гибели и разрушения Вселенной? Так думала дочь Порфирия, пока они все трое не дошли до крепких ворот, замыкавших канал.

После того как им отворили, Горго со своими провожатыми вступила в предназначавшиеся для религиозных мистерий подземные отделения храма. В этих местах адепты подвергались трудным испытаниям, прежде чем удостоиться высшего посвящения и быть принятыми в число эзотериков 71. Залы, комнаты и ходы, которые Горго видела первый раз в жизни, скудно освещались редкими лампами и факелами, но все, что она могла здесь заметить мимоходом, наполняло ее душу благоговейным трепетом, возбуждая впечатлительную фантазию девушки. Этот удивительный подземный мир поражал бесконечным разнообразием. Каждый уголок, каждая колонна и лепная фигура изумляли своими причудливыми формами, резко уклоняясь от всего обыкновенного и естественного. Так, за комнатой в форме трехсторонней пирамиды, наклонные стороны которой сходились наверху острым углом, следовал зал, изображавший многогранную призму.

Дорога, окаймленная сфинксами, вела через длинный, широкий проход. Горго невольно ухватилась за одежду своего провожатого, потому что с правой стороны, позади фигур загадочных животных, зиял темный провал. В другом месте пришлось проходить под нависшей скалой, откуда с диким ревом низвергался шумящий водопад, исчезавший в бездонной глубине. Отсюда путники попали в обширный грот, высеченный в скале, и увидели перед собой ряд позолоченных голов крокодилов. Здесь у Горго стеснилось дыхание от запаха дыма и смолы, потому что они шли мимо железных жаровен и странного вида печей. Со стен смотрели на девушку разрисованные красками барельефы, представлявшие собою страшные фигуры осужденных грешников: Тантала, Иксиона 72 и Сизифа, ворочавшего свой громадный камень. По обеим сторонам узких проходов виднелись кладовые, также вырубленные в скале и запертые толстыми железными дверями, как будто в них были спрятаны несметные сокровища или скрывались недосягаемые тайны. В иных местах одежда Горго задевала то статую, то какой-нибудь прибор, плотно закутанный коврами и занавесками.