Последний волк - Эрлих Генрих Владимирович. Страница 30

Они остановились, тяжело дыша, почти у самой середины этой стены, у кажущихся непроходимыми зарослей калины, раскинувшей в зимней тоске свои изломанные ветви, как воздетые согнутые в локтях руки.

Преследователи, не менее уставшие, расположились полукругом, отрезав Стае все дороги к спасению.

– Мужики! Здесь все свои, нормальные ребята. Мы же ни в чем не виноваты, это все Волк со своей сучкой. Давай к нам! – раздался крик Афганца.

Волк молчал, искоса поглядывая на Стаю.

Они остались втроем – Волк, Буль и Шарик. За их спиной находился узкий лаз в коллектор, в который с трудом протиснулась Альма и теперь встревоженно оглядывала оттуда отдохнувшую, беснующуюся, но пока держащуюся на безопасном расстоянии свору собак. Шарик, в котором взыграли гены дедушки-терьера, встал в боевую стойку, широко расставив лапы и угрожающе рыча: «Мы принимаем бой!»

– Подожди, Шарик, не надо, – спокойно сказал ему Волк, – ты бы шел отсюда. Зачем тебе в чужом пиру похмелье? Живи.

– А как же вы?

– Мы разберемся. Ну, давай, прощай, времени не остается.

Шарик нехотя отпрыгнул в сторону, обернулся напоследок и помчался прочь. Его никто не преследовал.

– Хороший парень, веселый, – сказал Буль.

– И смелый, – согласился Волк.

– У нас нет шансов, – продолжал он, по-прежнему спокойный. – За собаками едут двуногие.

– Да, я заметил, – отрешенно сказал Буль.

– Там, сзади, большая труба, выше меня, и очень длинная, час пути. Они не рискнут преследовать нас, по крайней мере, сразу.

– Я знал, что у тебя есть что-то в запасе. Ты он уверенно шел.

– Пойдем, у нас мало времени.

– Спасибо, Волк, но я остаюсь. Повеселюсь напоследок, – Буль обвел свору немигающим, устремленным внутрь него взглядом, и свора на мгновение притихла. – Твое время пришло, Волк. Прощай!

– Ты сделал свой выбор, Буль. Прощай!

Люди в предвкушении конца охоты, но не радостном, не возбужденном, добрались, наконец, до стены и следы происшедшего здесь боя заслонили даже тяжесть потерь в деревне и вид распластанных в поле борзых. На небольшом пятачке хрипел, брызгал кровью, тянул, царапая землю, лапы в попытке отползти, закатывал глаза в предсмертной агонии клубок тел. Все было кончено, но виновника бойни нашли много времени спустя, когда разгребли клубок. На Буле не осталось ни одного нерастерзанного клочка кожи, но его зубы намертво впились в горло последнего поверженного им противника. Их так и не смогли разжать.

Но пока люди недоуменно оглядывались – кто? – оставшиеся в живых собаки услужливо кивнули на бывших членов Стаи. Но их и так уже вычислили – по здоровому, но неухоженному по человеческим канонам виду, по особой не вышколенной, не городской стати, по шеям, не привыкшим к ошейникам. Охотники в жажде мести вскинули ружья и рывок бывшей Стаи врассыпную запоздал. Пули засвистели им вдогонку и они один за другим кувыркались, подбитые, на поле, но люди стреляли и по лежащим, озлобленно-радостными криками приветствуя каждое попадание, от которого конвульсивно взлетали лапы жертв, даже тогда, когда они были мертвы.

Волк бы не удивился происшедшему – ни исходу боя, ни жестокости людей, ни скорой неотвратимости наказания за предательство. Не удивился, если бы хоть на мгновение оглянулся назад и задумался.

– Буль их задержит, – крикнул он Альме, юркнув в лаз. – Вперед! Вперед!

Он думал только о том, что впереди. Время задумываться о том, что прошло, еще не настало.

Часть пятая

Они уходили все дальше и дальше на восход. Зима выдалась холодной и бесснежной, но это только помогало им – они бежали, не сбавляя хода, напрямик через леса и поля, сторонясь укатанных дорог и все более редких городов и деревень. В первые дни они еще с большой опаской вступали на прогибающийся под их тяжестью лед многочисленных речушек, но скоро и те стали окончательно.

И вот Великая Равнина вынесла их на край ледяной пустыни, начинавшейся почти сразу за линией деревьев, но не лесных, крепко вросших в землю, а стоящих на многих ногах, между которыми мог легко протиснуться Волк, а сейчас свободно гуляла поземка. В морду ударил разогнавшийся на воле ветер, вобравший бесчисленные запахи за долгие версты пути.

– Неужели – Крайнее Море? – удивился Волк.

Но вот где-то вдали, сквозь искрящуюся взвесь, угадалась темная громада другого берега, высокого, непривычного, и по мере того, как глаза приучались отсекать лишнее, она, казалось, наползала, но вот замерла, четко очертившись.

– Неужели – Великая Река, край моей Территории? – с надеждой прошептал Волк.

– Ты не увидишь белку на дереве на той стороне, – охолонила его Альма, напомнив пересказы Одинокого Волка, – это действительно Великая Река, но не та. Давай переберемся на ту сторону, пока не запуржило.

Они переночевали, хоронясь от пронизывающего ветра, в неглубоком гроте, которым обычно пользовались в непогоду приезжие рыбаки, а утром оврагами поднялись на высокий обрывистый утес. Разыгравшаяся ночью пурга утихла и сверху видна была вся доступная земля. На закат тянулась пройденная ими Великая Равнина, с обширными полями, перемежаемыми клочками лесов, напоминавшая издалека плохо скошенное поле. Кое-где угадывались серые пятна деревень, а совсем на горизонте в неподвижный воздух поднимались, чуть расплываясь, клубы бело-серого дыма – там, наверно, был город. На холод и тепло вольно растянулась во сне река, накрыв голову и ноги пушистыми облаками на горизонте. А на восход!.. На восход простиралась холмистая местность, вся зеленая с белой подпушкой, и отсюда, сверху, она казалась кочковатым, поросшим травой, бескрайним болотом, не страшным, как для большинства людей, а добрым, которое и схоронит, и накормит. И насколько хватало взгляда – ни одного признака людей.

– Здесь и перезимуем, – то ли спросил, то ли утвердил Волк, – пора уже постоянное логово завести, – добавил он, окинув взглядом сильно погрузневшую подругу.

– Да, скоро, – подтвердила та и, с тоской оглядев безлюдные просторы, тихо проговорила, недобро, – тебе здесь будет хорошо.

Они медленно трусили уже несколько дней, осматривая и отвергая различные укромные пещеры и завалы. Альма капризничала, уже она тянула Волка за собой на восход, а тот, повинуясь Закону – логово выбирает волчица, не спорил и, пусть недоумевая, покорно следовал за ней. Они пересекли две дороги, по которым недавно проходили машины людей, Волк заволновался и стал настойчиво призывать Альму вернуться назад, но та, ведомая каким-то инстинктом или предчувствием, лишь ускорила шаг. Вот и третья дорога прорезала лес, а на ней – странная, плотно сбитая группа людей, медленно бредущих, устало-понурых, одинаково черных, а спереди и сзади – еще две группки, заметно меньше, тоже одинаковые, но в грязно-зеленом, злобно-веселые, с автоматами на плечах. А у их ног на поводках – здоровые, откормленные и тренированные собаки, как братья Альмы, в настороженном счастливом ожидании – вдруг кто из черных шагнет в сторону, вот славная будет охота!

– Ты этих искала! – злобно прорычал Волк и резко мотнул головой в сторону людей, не собак. – Соскучилась!

Но Альма не слышала его. Ее глаза как-то сразу нашли и выхватили из толпы черных фигуру высокого, немолодого человека, он шел, переговариваясь с кем-то из своих спутников, но вдруг оборвал разговор и стал растерянно озираться вокруг, потом определился, зацепился глазами за небольшой кусочек леса слева по ходу движения, но сколько ни всматривался, не разглядел ничего, кроме стоящих стеной елей, но какой-то исходящий из-за них безмолвный страстный зов притягивал его, и он еще долго оборачивался, в надежде.

– Чего раскричался? – откликнулась, наконец, Альма, выйдя из ступора. – Отвык от людей, но тут уж ничего не поделать, они везде. Придется смириться. Ладно, пошли дальше, я что-то устала сегодня.