Мария кровавая - Эриксон Кэролли. Страница 108

Свое первое Рождество в качестве королевы Мария отметила тем, что повелела разыграть интерлюдию, написанную для ее коронации. Сценарий представления до нас не дошел, но сохранившийся список действующих лиц и костюмов дает основания предположить, что в нем описывались страдания Человечества (оно выступало в пурпурном атласе) от рук Обмана, Эгоизма, Нужды, Болезней, Немощи и Пороков (в красном, зеленом и пепельном атласе), с участием Ангелов Добра и Зла, а также Разума, Честности и Изобилия (в пурпурном атласе), которые побеждают на благо Человечества. Закапчивал представление Эпилог в черной парче. Более политизированной была пьеса Джона Нейвуда «Государство», поставленная в Лондоне в том же сезоне. Здесь в аллегорической форме описывались тяготы страны при Сомерсете и Дадли. С приходом же Марии порок наказывался и справедливость торжествовала. Вначале советники Эдуарда — Тирания, Высокомерие, Корыстолюбие и Лесть — мучили и безжалостно грабили страну. Затем Народ на них «свирепо» зарычал и призвал «дочь Старого Времени, символ Честности», Марию. Государство было спасено, Зло повержено, а Народ шумно радовался тому, что снова может покупать себе новые одежды и иметь в кошельке несколько монет.

До конца 1553 года все шло как будто бы неплохо. Мария без заметного напряжения справлялась с монаршими обязанностями, ставились пьесы, прославляющие ее как спасительницу нации, придворные, как им и положено, изощрялись в лести, а дипломаты отправляли на континент депеши с описаниями придворной жизни и брачных планов королевы. Общественное спокойствие в то время было скорее кажущимся, чем реальным, но Мария в предчувствии замужества ощущала себя на седьмом небе и радовалась каждой новости, которую ей приносил Ренар. В середине поября она объявила ему:

«Вы сделали так, что я влюбилась в Его Светлость. — А затем шутя добавила: — Его Светлости не нужно вас за это благодарить, достаточно и моей признательности».

Она еще сильнее влюбилась в своего жениха, когда через несколько недель прибыл парадный портрет принца Филиппа работы Тициана, написанный примерно за три года до того. На нем Филипп был изображен в голубом костюме, отороченном мехом белого волка. Сходство с оригиналом, конечно, было, но комплиментарное. Посмотрев на портрет, Мария должна была почувствовать облегчение. До сих пор ей говорили, что этот человек необыкновенно красив. Теперь она убедилась, что у него хотя бы правильные черты лица и пропорциональное сложение. Каждый, кто жил при дворе Генриха VIII, помнил роковую ошибку короля с Анной Клевской и понимал, что портреты — вещь ненадежная. Посылая этот портрет Марии, регентша написала, что сходство с оригиналом здесь не полное, но намекнула, что сейчас принц выглядит даже лучше, чем когда позировал перед Тицианом, возмужал телом и имеет густую бороду.

В это же время Грэнвилл прислал в Англию живописца Антонио Моро, чтобы он написал портрет Марии, но у той для позирования пока не находилось времени. С каждым месяцем все больше сил отнимали государственные дела. Французский король просил Марию стать посредницей в его споре с императором. Иностранные купцы требовали лицензий на снижение таможенных пошлин. Придворные домогались должностей, пенсий и других милостей. Она до сих пор не приняла титул Верховный Глава Церкви, по наследству являвшийся одной из королевских прерогатив. Мария отказывалась его принять, потому что это явилось бы отрицанием власти папы. После консультаций с Ренаром, советниками и кардиналом Поулом, который написал, что титул этот «не, приличествует ее полу», Мария решила больше к этому вопросу не возвращаться, поставив в заключение перечня своих титулов приписку «и так далее».

Преступники с каждым днем становились все более дерзкими и жестокими. С ними необходимо было как-то бороться. Осенью у леди Невет украли столовое серебро и, вероятно, переправили в Париж. Марии вместе с Советом пришлось заниматься и этим делом. Личности воров были известны, и английский посол во Франции, Воттон, послал своего человека в Париж, чтобы опросить ювелиров. Слуга сделал круг по городу, побывал «всюду, где могли обитать английские простолюдины», однако безуспешно. Много времени у Совета занимала сложная обстановка на шотландской границе. Инциденты возникали почти каждый день. Например, гарнизон замка Норэм беспокоило сосредоточение у его стен значительного количества шотландцев. Те уверяли, что имеют право ловить рыбу с этого берега реки Твид, то есть самочинно восстановили старые границы рыбной ловли. Шотландцы обвиняли англичан в краже скота, те отвечали, что животные сами забрели на английскую сторону, и требовали за их возвращение выкуп. Совет с этим соглашался. «Один подлый англичанин» спровоцировал ссору с шотландцем, которая закончилась «смертоубийством». Совет счел жалобу необоснованной. В любом случае шотландцы погубили такое количество англичан, что даже нет возможности всех перечислить, отмечалось в документе тех лет.

Такого рода дела плюс разбор жалоб купцов, случаев пиратства и пограничных инцидентов составляли лишь небольшую часть ежедневной рутинной работы королевы и ее Совета. Много времени уходило на исправление ошибок нерадивого управления страной в прошлые годы. В конце января 1554 года чиновники Марии время от времени все еще посылали официальные документы с печатью короля Эдуарда, что при — , водило к задержкам делопроизводства и добавляло работы канцелярии. Однако самым серьезным вопросом для правительства Марии был тяжелейший финансовый кризис. В ноябре королева призналась Ренару, что в стране нет денег и что Дадли оставил после себя долги в семьсот тысяч фунтов. Она послала в Антверпен Томаса Грешема, чтобы тот попытался добыть кредиты, но здесь тоже дело осложняли темные делишки, которые проворачивали ставленники Дадли. Перед Грешемом стояла очень сложная задача. Во-первых, предстояло уладить все «недоразумения», связанные с деятельностью его предшественника, Кристофера Дауитеси, а во-вторых, вести активную конкурентную борьбу за получение хотя бы незначительных банковских кредитов. На эти кредиты претендовали также люди Карла V и купцы из больших городов. Когда же деньги наконец удалось получить, встала проблема их надежной доставки в Англию. На помощь пришла идея, которую он прежде с успехом осуществлял, — запаковать монеты внутрь военных доспехов.

Разумеется, финансовые трудности Марии не были в то время чем-то из ряда вон выходящим. В конце 1553 года французский король прилагал много усилий, пытаясь занять где только возможно. На изготовление монет шло даже столовое серебро, которое он брал у своих аристократов. Император «Священной Римской империи» тоже занимал у фламандских банкиров огромные суммы, а в 1552 году регентша была вынуждена сделать заем в два миллиона флоринов. Но обычно императорскую казну от банкротства спасало своевременное прибытие кораблей с богатствами, награбленными в Новом Свете. В тот момент, когда доверенный Марии, Грешем, с большим трудом выпросил у антверпенского банкира Яспара Шетца шестьдесят тысяч флоринов, чиновники Карла V занимались оценкой сокровищ, прибывших из Америки, которые, по самым скромным подсчетам, составляли пять миллионов золотых дукатов.

Но не финансовые проблемы, какими бы серьезными они ни были, волновали членов английского парламента, собравшихся в октябре — ноябре. Их беспокоило предстоящее замужество Марии, которая собиралась выйти за могущественного иностранца. Они считали, что при создавшихся обстоятельствах невозможно будет принудить вступающие в брак стороны к выполнению договорных обязательств.

«В случае, если супруг или супруга нарушит взятые на себя обязательства, — вопрошал один из парламентариев, — при том, что каждый из них является в своей стране монархом, кому следует предъявлять иск?» Дело в том, что арбитра в подобных спорах (особенно касающихся военной стороны дела) просто не существовало, поскольку оба супруга были суверенными правителями. Защищать Филиппа не было необходимости, чего нельзя сказать о Марии. 16 ноября с королевой встретилась делегация палаты общин, во главе со спикером Поллардом, в сопровождении десятка или чуть больше королевских советников. Они намеревались убедить Марию изменить решение и не выходить замуж за Филиппа. Их миссия была изначально обречена на неудачу, потому что Мария уже дала торжественную клятву вступить в брак и большинство советников после некоторых уговоров это решение поддержали. К сожалению, спикер, готовя свою речь, об этом не знал, так же как и остальные члены палаты общин.