Возлюбивший зло - Пирс Энтони. Страница 35

— Правда. — Обняв, она жарко поцеловала его.

— Нет! — воскликнул Пэрри, отводя лицо.

— Быть может, мне следует быть смелее?

— Я… — начал он и замолчал.

— Этот прием отлично проходит с нерешительными девицами, которые стесняются пробуждения своих низменных чувств. Они предпочитают оказаться в роли беззащитных овечек, которых берут силой — однако это чистая выдумка. В Царстве Лжи мы привыкли и к не таким вымыслам. — Дьяволица принялась ласкаться.

Пэрри знал, что ему следует воспротивиться, однако продолжал лежать, почти не двигаясь, в то время как по сути все делала она. Теперь он не мог отрицать — дьяволица поступала именно так, как ему хотелось…

Она умело довела его до высшей точки наслаждения, которое чувство вины только обострило.

— Я надеялась, что ты окажешься более крепким орешком, — скептически бросила Лила, глядя, как он забился в агонии. А затем, не дожидаясь финала, растаяла.

Пэрри почувствовал себя окончательно раздавленным.

— Никогда больше! — поклялся он, сознавая, однако, что даже теперь лжет.

Ночью Пэрри удалось примириться с собой. Ему оставалось только признать, что дьяволица все-таки пробудила в нем чувственность. Теперь он счел более разумным уступить похоти, чтобы освободить ум для лучшего…

В полдень снова появилась Лила.

— Ну как, Пэрри, готов немного пошалить? — беззаботно спросила она.

Ее вид сразу подействовал на него возбуждающе — будто совсем еще недавно он вовсе не испытал удовлетворения. Вероятно, это тоже являлось неотъемлемой частью даров Люцифера — мгновенная радость и вечное чувство вины.

— Да, — сухо бросил он и шагнул к ней.

Однако дьяволица обратилась в его руках в дым.

— Нет-нет, Пэрри! — раздался ее голос, словно она обращалась к непослушному ребенку. — Я лишь испытывала тебя. Чтобы получить еще, ты должен это заслужить, а если хорошенько порадуешь меня, я даже останусь с тобой на целую ночь. Хотел бы ты этого?

Пэрри уже устал от лжи:

— Да. Чем я могу тебя порадовать?

— Тем, что во имя добра совершишь вопиющее зло. У тебя как раз подвернулся подходящий случай — еретик, который отказывается от своей ереси. Ты должен его убедить.

— Но ведь тем самым я совершу добро! — возразил он.

— Для него — возможно, только не для себя.

Пэрри ничего не понял. Пожав плечами, он начал собираться в дорогу.

Как и прежде, монах отправился в путь на ослике, однако на этот раз его сопровождала не Джоли, а Лила, которая непринужденно злословила на самые разные темы. Казалось, она знала сплетни обо всех известных людях. С очевидной точностью дьяволица подтверждала то, что действительно являлось не домыслом, а правдой. Пэрри проклинал себя за то, что слушает ее — и слушал с неподдельным интересом. Он оказался в курсе всего дурного, и, хотя понимал, что это еще больше разлагает его, ничего не мог поделать. Каждый раз когда ему хотелось возразить, Пэрри захлестывала волна вожделения, и он чувствовал, что должен добиться Лилы любой ценой. Впрочем, он знал, что ценой окажется еще большее зло в его душе, которое неизбежно приведет к вечному проклятию.

Пэрри отчетливо понимал, что происходит, но не мог отступить — и это казалось ужаснее всего. Помощница Люцифера отлично знала свое дело.

Еретик признал себя невиновным, и никакие увещевания не помогали. Вот почему случай поручили Пэрри.

— Этого простыми уговорами не свернешь, — удовлетворенно заметила Лила.

— Впрочем, пытками тоже; он скорее умрет и тем самым погибнет для твоего бывшего Господина.

— Не понимаю, почему тебя-то это так волнует? — спросил Пэрри, хотя и предвидел ее ответ. Если бы существовал какой-то выход, если бы только он мог ей угодить, не обрекая себя на проклятие… Однако Пэрри знал, что это невозможно — дьяволица намеренно толкала его к пропасти.

Спустившись в тюрьму, Пэрри расспросил узника, который после предыдущих допросов не мог уже самостоятельно ни стоять, ни есть. Привязав к ногам груз, несчастного вздергивали на дыбе, а затем резко бросали вниз так, чтобы его ноги все же не коснулись земли. Это проделывалось уже три раза, суставы узника были вывихнуты, и не оставалось сомнений, что следующей пытки он просто не вынесет. Несмотря на нечеловеческие муки, обвиняемый отказывался выдать сообщников. Это создавало определенные трудности, поскольку у местных властей чувствовался явный недостаток в еретиках, за счет имущества которых пополнялась казна, а следовательно, личные доходы чиновников.

Пэрри покачал головой. Ведь он помогал становлению Инквизиции, чтобы очистить веру, а не для того, чтобы вымогать у жертв богатства. Пусть гражданская власть и руководствовалась низкими побуждениями, у Инквизиции были только возвышенные мотивы — спасение бессмертных душ и непорочность веры.

— Но ты поможешь изменить это, — сказала Лила. — Страсть к богатству — одно из основных орудий моего Господина на пути совращения людей. Поэтому ты должен добиться того, чтобы этот человек выдал других. Таким образом цепочка продолжится, и окажутся подкуплены не только отдельные люди, но и сама Церковь.

Подумав о том, что под угрозу разложения попадает сама Инквизиция, Пэрри заупрямился:

— Ты слишком многого хочешь, дьяволица! Я не пойду против…

Однако он тут же осекся — лежа на спине и широко раскинув ноги, Лила плыла к нему по воздуху. Его плоть ожила. Будь она проклята!

Что ж, ему предстояло заставить узника заговорить. Это поддержит репутацию Пэрри как лучшего следователя и позволит снискать милость в глазах дьяволицы. То и другое казалось ему отвратительным, однако Пэрри понимал, что все равно сделает так, как ему приказано.

Но каким образом убедить человека, который скорее готов умереть под пытками, чем вовлечь в беду другого? Впрочем, именно благодаря трудности задачи Пэрри и оказался здесь…

— Не забывай, — напомнила ему Лила, — тебя больше не сдерживает мораль. Мой Хозяин верит в конечный результат и поэтому способен на то, на что не способен твой прежний Господин.

Догадываясь, как ему следует поступить, Пэрри тяжело вздохнул. У еретика была маленькая дочь; источником его невероятной стойкости как раз и являлось желание не причинить ей вреда.

Но пусть даже в его душе начинается распад, Пэрри ни за что не пойдет на то, чтобы мучить невинное дитя! Возможно, это заставило бы еретика дать показания, однако не оказало бы чести ни Церкви, ни самому Пэрри.

— Помни, мой хозяин — Господин лжи, — заметила Лила.

Бросая прозрачные намеки, она все-таки оставляла ему право домыслить самому, поскольку растление должно произойти изнутри. Наконец Пэрри понял, к чему она клонит. Ее замысел действительно показался ему дьявольским, однако предвещал верную победу. Пэрри почувствовал себя обреченным — нет, ему явно не суждено отказаться от того, от чего он не в силах отказаться. Возлюбив зло, он обрекал себя на вечное проклятие.

— Можешь ли ты принять облик дочери еретика? — спросил он дьяволицу.

— Вот уж не думала, что ты спросишь меня об этом! — ответила она, сияя. Затем Лила тотчас же превратилась в одетую в давно не стиранное платьице девочку лет пяти с волосами, кое-как прихваченными обрывком веревки, и огромными серыми глазами. В руках малышка сжимала соломенную куклу.

Взяв беспризорную девочку за руку, Пэрри ввел ее в камеру, в которой лежал еретик.

— Pere! note 3 — закричал ребенок.

Ввалившиеся глаза узника открылись. Узнав дочь, он вздрогнул от неожиданности.

Девочка шагнула было к нему, однако Пэрри резко дернул ее за руку.

— Молчи, бесовское отродье! Еще успеешь наораться!

Малышка принялась плакать. Еретик бросил на нее тревожный взгляд.

— Не станете же вы…

Свободной рукой Пэрри схватил ребенка за волосы и приподнял над полом — послышался пронзительный визг. Монах со значением посмотрел в дальний конец камеры — туда, где стояла дыба.