До конца своих дней - Бенедикт Барбара. Страница 33

– Но нам же нужна эта женщина, Раф. Поезжай назад и потребуй свой приз.

Раф чертыхнулся.

– Ты лучше всех знаешь, что я не могу сейчас привлекать к себе внимание. Не хватает еще оказаться в тюрьме – хотя бы и на одну ночь!

Гемпи помрачнел.

– Надо что-нибудь придумать, mon ami, не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. У тебя осталось очень мало времени.

Джервис поманил Ланса, чтобы он шел за ним в библиотеку. Вид у Ланса был довольно помятый, хотя его одежду и почистили. Но, может, это вызовет у Гинни жалость. Приходится разыгрывать каждую карту.

– Виски? – спросил Джервис, указывая Лансу на кресло, и, не дожидаясь кивка, стал наполнять рюмки. – Здорово ты придумал – обвинить Латура в том, что он надрезал твою подпругу. И как тебе удалось это сделать, не привлекая внимания?

– Неужели вы думаете, что я способен на такое? – возмущенно воскликнул Ланс. – Зачем бы я стал прибегать к такой уловке? Мне было нечего опасаться, этот хвастун никогда в жизни не сбросил бы меня с лошади.

На этот счет у Джервиса было другое мнение, как и у любого, кто своими глазами наблюдал состязание, но он не счел нужным оспаривать слова Ланса.

Увидев на его лице сомнение, Ланс вспыхнул.

– Уверяю вас, что кто-то надрезал мою подпругу. И готов спорить на мамину золотую брошь, что это сделал Латур.

Джервису хотелось бы в это поверить, но как мог Латур пробраться к ним в конюшню? Это чересчур рискованно. К тому же ему не требовалось жульничать – он и так победил бы Ланса. Он явился на турнир в полной уверенности, что победит, так зачем ему хитрить?

Но кто-то, очевидно, все же надрезал подпругу. Если не Латур, то кто?

Да кто угодно! Любой из побежденных им соперников был бы рад навредить этому надменному крикуну и увидеть его поверженным.

С другой стороны, и лошадь, и сбруя Ланса содержались в конюшне Розленда. О их существовании знали только домашние. Джервису стало не по себе при мысли, что это сделал кто-то из членов семьи. Любой из них мог зайти в конюшню. Хотя бы и сама Гинни.

Джервис протянул Лансу рюмку, кашлянул и сказал:

– Я хочу попросить у тебя одолжения. Мне надо съездить в город повидать своего адвоката. Ты не можешь побыть пока в Розленде и приглядеть за порядком?

– А зачем вам видеть адвоката?

Джервису стоило немалого труда сдержать раздражение. Но придется довериться этому недоумку.

– Неужели ты сам не понимаешь? Независимо от того, виноват Латур или нет, моя племянница вышла за него замуж, и в подтверждение этого у него есть ее подпись на лицензии. К тому же он парень красивый, этакий романтический герой, который вполне мог приглянуться нашей Гиневре-Элизабет. Не знаю, что подумал ты, но мне показалось, что она слишком долго колебалась, прежде чем отказаться уехать с ним.

Джервис помолчал, давая Лансу время проникнуться беспокойством, затем продолжал:

– Так вот, если ты не хочешь потерять и ее и Розленд, не пора ли начать обхаживать ее всерьез? Черт побери, неужели ты не можешь сделать, чтобы она в тебя влюбилась без памяти. Да переспи с ней, наконец! Так или иначе добейся, чтобы она ни о ком больше и думать не могла. Ну и неплохо будет заодно ей рассказать про все подлости Латура. И то, что в самом деле знаешь, и то, что сумеешь придумать. Ланс ухмыльнулся.

– По-моему, она не очень обрадовалась, услышав, что он убийца.

– Это верно, и я надеюсь, что ты сумеешь как следует ей все расписать. Помни только, что ты должен выглядеть лучше Латура. Пусть поймет, что должна выйти замуж только за тебя. Скажи ей, что ты больше не в силах ждать, что ты хочешь жениться на ней, как только будет аннулирован ее брак с Латуром.

– Да с Гинни сложностей не будет. – Улыбка на лице Ланса погасла. – Меня больше беспокоит ваш брат.

И не без основания, подумал Джервис, зная, как Джон презирает Ланса.

– Не беспокойся о Джоне. Следи только, чтобы у него всегда было виски. Если он будет беспробудно пьян, он ничего не сможет сделать. Ты что, не замечал, что ли, как я его спаивал все эти годы? С ним только так и можно сладить.

– Ланс, улыбаясь, потянулся за бутылкой и помахал ею в воздухе.

– Надо будет, наверно, побеседовать с Гинни, а потом уж займусь ее папочкой.

Глядя на бутылку, Джервис вспомнил слова врача о том, что печень его брата практически разрушена.

– Ну давай, – с улыбкой сказал он Лансу. – И не забудь, что в погребе виски предостаточно.

Гинни вывела кобылу из конюшни и тихонько пошла с ней по дороге. Если удастся незамеченной дойти до турнирного поля, там она на нее сядет. Она предпочла бы взять серебряного скакуна Ланса. Он был резв и вынослив, а ей хотелось долго и бездумно скакать по полям, чтобы усталостью заглушить беспокойные мысли. Но жеребца взял дядя Джервис, чтобы ехать в город.

Не успел он уехать, как к ней явился Ланс и разразился диатрибой против Рафа Латура. По его словам, Гинни никуда нельзя ходить одной. Этот дьявол Латур наверняка будет ее подстерегать днем и ночью, чтобы покарать за отказ поехать с ним.

И чем дольше распространялся, Ланс, тем больше Гинни хотелось сесть на лошадь и пуститься вскачь по полям.

Она пробовала с ним спорить, уверенная, что Раф не станет тратить силы просто на то, чтобы ее покарать. Тогда Ланс принялся перечислять смертные грехи, которые, по его словам, числятся за Рафом Латуром. Да знает ли она, сколько жизней на совести этого человека? Он же был наемником у техасцев во время их войны с Мексикой. А сколько крови он пролил в Калифорнии, где золотоискатели наняли его в охранники! И это не считая дуэлей, на которые его вызывали за шулерство. Их общий друг Бо Аллентон едва не стал его жертвой и уцелел лишь потому, что родные увезли его подальше от Латура до того, как состоится назначенная в городском парке дуэль.

Так что посмотри фактам в лицо, Гинни, закончил Ланс. Раф Латур – озлобленный сын нищего издольщика, человек без совести и чести. Он явился на турнир, чтобы отомстить, но Гинни лишила его такой возможности. Но это вовсе не означает, что, исполненный бессильной злобы, он не вернется за ней. Ей ничто не грозит в родном доме, но если она не будет соблюдать осторожность, то горько об этом пожалеет.

Она должна оставаться в доме под защитой Ланса, иначе ей грозит та же участь, что и ее матери.

При этих словах Гинни вздрогнула. Ланс обнял ее, но ни его утешения, ни поцелуй, которым он ее наградил, не успокоили Гинни. Ее душа была не на месте, и она обрадовалась, когда Ланс ушел, сказав, что ему надо поговорить с ее отцом.

Не успел он уйти, как она бросилась к себе в комнату, торопливо натянула сильно жавшую ей амазонку, которую носила до Бостона, а волосы запрятала под шапочку. В детстве она часто тайком от родителей прокрадывалась по задней лестнице из дома и знала, что они не одобряли такое поведение. Но сейчас она ничего не могла с собой поделать. Что с того, что она взрослая женщина и должна вести себя подобающе? Ее засасывала трясина противоречивых чувств, и она знала только один способ из нее вырваться: сесть верхом на лошадь и скакать, словно за ней гонятся по пятам все слуги ада.

Гинни так хотелось ринуться в эту скачку, что она не думала об опасности. Даже если Ланс прав и Рафу больше нечего делать, как подстерегать ее где-нибудь в поле – и откуда ему знать, что она там появится и когда? – что ж, она отлично умеет ездить верхом и знает плантацию как свои пять пальцев. «Пусть появится, – с вызовом думала она, – пусть попробует меня догнать!»

Порыв ветра прошелестел в ветвях дубов у нее над головой, и кобыла беспокойно заржала. У Гинни по спине пробежали мурашки, но она сказала себе, что все это глупости. Даже такой демон, каким изобразил Латура Ланс, не станет торчать в поле в такую ночь. Судя по тому, как ветер крутит над землей туман, собирается дождь, и ей повезет, если она не вымокнет насквозь.

При всем том Гинни хотелось поскорее сесть в седло.

Наконец она дошла до турнирного поля. Почти полная луна серебрила землю. Главная трибуна была вся задернута туманом, и ее убранство не казалось таким убогим, как при солнечном свете. Знамя, на котором было написано «Честь и достоинство», оторвалось с одного конца, и, вспомнив упреки Рафа, Гинни подумала, что не зря флаг с гербом Маклаудов болтается так бесславно: он как бы символизирует крушение всех ее надежд.