Гламорама - Эллис Брет Истон. Страница 141
— Считай… что… ты… труп… — говорит он низким и хриплым голосом.
Со стороны может показаться, будто мы неловко танцуем, все время наступая друг другу на ноги, пока мы не валимся на стену, чуть не сбив с ног оператора.
Мы продолжаем обнимать друг друга, пока Бобби не ухитряется вырваться и шмякнуть меня носом в огромное стенное зеркало, и он повторяет этот прием пару раз, пока зеркало не разбивается и я не падаю на колени, чувствуя, как что-то теплое растекается по моему лицу.
Бобби, пошатываясь, ищет взглядом свой пистолет.
Я вскакиваю, стирая кровь с лица.
Бригадир осветителей бросает мне новую обойму с патронами.
Я ловлю ее на лету, а затем швыряю Бобби на закрытую дверь кабинки. Я увертываюсь от его удара, и тогда он прыгает на меня так, словно мы боремся в яме с грязью, лицо его страшно перекошено, и он машет кулаками словно псих, совершенно потеряв над собой контроль.
Он ударяет меня головой о писсуар, затем хватает меня за волосы и засовывает мою голову внутрь его, одновременно надавливая мне коленом на затылок, отчего у меня хрустит позвоночник и острой болью пронзает лоб.
Затем Бобби вынимает мою голову из писсуара и начинает тащить меня по кафельному полу к мусорному ведру, возле которого лежит его пистолет.
— Заберите! Заберите его пистолет! — ору я, в то время как Бобби волочит меня по полу.
В отчаянии я хватаюсь за ручку одной из кабинок и повисаю на ней.
Бобби рычит, наклоняется, хватает меня за пояс слаксов от Prada и тянет на себя, пока мы оба не валимся спиной вперед.
Я падаю на Бобби, затем скатываюсь с него, падаю на колено, вскакиваю, запираюсь в кабинке изнутри, чтобы успеть перезарядить пистолет, но Бобби срывает дверь с петель и вытаскивает меня наружу, швыряя на умывальник; я пытаюсь смягчить удар, выставив вперед руки, но когда я врезаюсь в зеркало, оно разбивается, а обойма выпадает из пистолета.
Я увертываюсь от Бобби, но он вцепляется мне в лицо пальцами, и я, ничего не видя, начинаю брыкаться во все стороны. Снова мы оба падаем, распластавшись по полу, пистолет выскальзывает у меня из пальцев, скользит по обледеневшему полу, и тут я замечаю пистолет Бобби под умывальником и тянусь к нему, но Бобби неожиданно наступает на мою руку своим ботинком, ломая мне пальцы, и кошмарная боль немедленно приводит меня в чувство.
Затем вторым ботинком он наступает мне на голову, прямо на висок, я переворачиваюсь и хватаю Бобби за ногу, дергаю за нее, пока он не теряет равновесие и вновь не падает на спину.
Я встаю, пошатываясь, и вновь пытаюсь завладеть пистолетом Бобби.
Я нахожу ствол на полу, но Бобби пинает ногой и выбивает его у меня из рук.
Затем он пихает меня в бок и сбивает с ног, я сажусь, но неожиданно он бьет меня в ухо с бешеной силой, раздается хруст, и Бобби, схватив меня обеими руками за шею, пытается повалить меня на пол.
Оседлав меня, он сдавливает мою гортань, я хриплю, а железные пальцы Бобби все душат меня и душат.
Он обнажает в ухмылке окровавленные зубы.
Я хватаю Бобби рукой за подбородок, пытаясь оттолкнуть его.
Продолжая душить меня одной рукой, он тянется второй к своему пистолету.
Я лягаюсь, не в силах вырваться, и молочу кулаками по кафельному полу.
Бобби держит пистолет на уровне груди, направляя ствол мне в лицо.
— Не волнуйтесь, у вас ничего не сломано, — говорит режиссер, явно пребывающий в восторге. — Просто сильные ушибы.
1
Я сижу на скамейке возле большого окна, в то время как наш врач перебинтовывает мне пальцы, промывает спиртом мои раны, а я шепчу тем временем: «Все умерли», — и тут ко мне поближе подкатывают монитор, и режиссер садится рядом со мною.
— Все умерли, — бубню я. — И Джейми Филдс, наверное, тоже умерла.
— Не спешите с выводами, — отмахивается от меня рукой режиссер, вглядываясь в монитор.
— Ее кто-то всю замотал в пластик, и она умирала, — бормочу я.
— Но ее смерть была не напрасна, — говорит режиссер.
— Что? — спрашиваю я.
— Она сообщила вам ценную информацию, — сообщает режиссер. — Она спасла жизни людей. Она спасла самолет.
И, поясняя свои слова, режиссер протягивает распечатку файла из компьютера в том самом доме то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом аррондисмане.
WINGS
NOV. 15.
BAND ON THE RUN.
1985.
511
— Виктор, — говорит режиссер. — Посмотрите на экран. Это еще очень грубый монтаж, предстоит еще многое вырезать, но все равно посмотрите.
Он поворачивает монитор к нам, и черно-белое изображение, небрежно снятое на ручную камеру, мелькает на экране, но я почти не гляжу на него, вспоминая о тех временах, когда я отращивал козлиную бородку, прочитав об этой моде в журнале «Young Guy», об одном дне, когда я потратил несколько часов, обсуждая, под каким углом носят на голове берет от известного модельера, обо всех девушках, которым я отказал, потому что у них было не густо по части сисек, потому что они были недостаточно «подтянуты», недостаточно «плотны», «слишком стары» или «не очень известны», и о том, как я махал ручкой модели, которая звала меня по имени с противоположной стороны Первой авеню, и обо всех компакт-дисках, которые я купил лишь потому, что кинозвезды, тусуясь ночами в VIP-залах, сказали мне, что это крутые компакт-диски. «Ты так и не выяснил значения слова „совесть“ — сказала мне одна девушка, которая, по моему мнению, была недостаточно „яркая“, чтобы спать со мной, но которую я считал весьма интересной во всех остальных отношениях. „Ну и что?“ — сказал я ей, перед тем, как мы зашли в „Gap“. Я замечаю, что у меня затекло буквально все тело.
На видеомониторе бойцы штурмуют самолет.
— Кто это? — спрашиваю я, едва кивнув головой в сторону монитора.
— В основном французские коммандос плюс пара-другая агентов ЦРУ, — весело сообщает режиссер.
— Понятно, — еле слышно отзываюсь я.
Дельта и Кратер обнаруживают в салоне первого класса нечто, похожее на бомбу, и начинают обезвреживать
но это вовсе не бомба, это макет, агенты выбрали не тот самолет, бомба в самолете действительно есть, только не в этом, то, что они нашли, — это не настоящая бомба, потому что это кино, а настоящая бомба совсем на другом самолете
Статисты, исполняющие роли пассажиров, покидают самолет и поздравляют коммандос, они обмениваются рукопожатиями с Дельтой и Кратером, а папарацци толпятся у выхода, чтобы снять героев, только что спасших самолет. И тут в глубине кадра я замечаю Бертрана Риплэ, который играет одного из коммандос, и начинаю сопеть.
— Нет, — говорю, когда до меня кое-что доходит. — Это невозможно, этого не может быть.
— Что такое? — рассеянно спрашивает меня режиссер. — Что невозможно? Чего не может быть?
Бернар Риплэ улыбается, глядя прямо в камеру, с таким видом, словно он знает, что я смотрю на него. Он предвкушает мое изумление и прислушивается к стону, который испускаю я.
Я знаю, кто ты такой и что ты делаешь.
— Бомба — не на этом самолете, — заявляю я.
Я рассматриваю распечатку файла WINGS, которую по-прежнему держу в руках. BAND ON THE RUN. 1985. 511
— Это песня… — говорю я.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает режиссер.
— Это песня, — говорю я. — Это не номер рейса.
— Какая песня?
— Песня, — говорю я. — Песня, которая называется «1985».
— Песня? — переспрашивает режиссер.
Видно, что он ничего не понимает.
— На альбоме группы Wings, — говорю я. — На альбоме, который называется «Band on the Run».
— И что? — спрашивает растерянно режиссер.
— Это не номер рейса, — говорю я.
— Что не номер рейса?
— Пять-один-один, — говорю я.
— Пять-один-один — не номер рейса? — переспрашивает режиссер. — Как же не номер рейса? Вот он, — он делает жест в сторону монитора, — рейс пять-один-один.