Гламорама - Эллис Брет Истон. Страница 142
— Нет, — говорю я. — Это продолжительность песни, — я делаю глубокий вздох и потом сообщаю срывающимся голосом: — Продолжительность этой песни — пять минут одиннадцать секунд. Это не номер рейса.
А где-то в другом небе другой самолет набирает высоту.
Ночь над Францией, и в небе возникает гигантская тень, чудовищная декорация, на фоне которой «Боинг 747», набирая высоту, достигает 5.100 метров. Камера показывает нам крупным планом авиабандероль, адресованную куда-то в Джорджтаун, внутри которой лежит упакованный аудиоплеер Toshiba. Бомба активируется на фортепьянных аккордах, с которых начинается песня «1985» Пола Маккартни и группы «Wings» («Band on the Run», Apple Records, 1973). Взрыв происходит одновременно с последним мощным ударом по тарелке, которым песня заканчивается через пять минут одиннадцать секунд после ее начала. В плеер вмонтирован относительно простой таймер на микропроцессоре и полосы ремформа, эквивалентные шестистам граммам тротила, а бандероль расположена в непосредственной близости от обшивки самолета, для того чтобы взрыв нарушил целостность фюзеляжа, ослабил каркас и привел к его разрушению, в результате чего самолет распадется на две половины.
На записи черного ящика разговор пилотов в кабине прерывается оглушительным хрустом.
За резким звуком, отчетливым и похожим на удар, следует громкий скрип, который повторяется несколько раз.
Дым тотчас же заполняет главный салон.
Передняя часть «боинга» — включая кабину пилотов и часть салона первого класса — отваливается и устремляется к земле, в то время как задняя часть, подталкиваемая оставшимися не поврежденными взрывом двигателями, продолжает лететь вперед. Целый ряд кресел, расположенный рядом с дырой, проделанной взрывом, высасывает в пустоту за бортом прямо вместе с пристегнутыми к ним визжащими людьми.
Полет по прямой продолжается еще около тридцати секунд, после чего самолет начинает разваливаться на куски — вначале отрывается огромный кусок обшивки с верхней части, открывая великолепный вид на черное ночное небо.
Несмотря на то что двигатели все еще работают, самолет сразу же теряет тысячу метров высоты.
Рассекаемый воздух воет как сирена.
Бутылки со спиртным, столовые принадлежности, пища из кухни — все пролетает через салоны бизнес-класса и экономического класса, сбиваясь в кучу в хвосте самолета.
Люди гибнут волнами.
Силой инерции их вдавливает в сиденья, затем складывает пополам, затем вырывает из ремней и бросает вверх, летящие обломки и предметы вышибают зубы и глаза, подброшенные в воздух тела ударяются о потолок, а затем устремляются в хвост самолета, врезаясь по пути в другие визжащие тела, а от фюзеляжа продолжают отрываться одна за другой полосы дюралюминия с острыми краями, которые вьются внутри салона, отсекая конечности и разбрызгивая в воздухе кровь, так что вскоре те, кто еще жив, буквально утопают в ней — они выплевывают кровь изо рта, протирают залитые ею глаза, но тут в салон влетает здоровенный швеллер, который скальпирует сразу всех пассажиров, сидящих на одном из рядов, аккуратно срезая каждому из них верхнюю часть головы, а на другом ряду острый кусок обшивки вонзается девушке в лицо, рассекая его на две половины, но не убивая ее до конца.
Основная загвоздка заключается в том, что очень многие из пассажиров совершенно морально не готовы к тому, что им сейчас придется умереть, поэтому, когда самолет резко теряет еще триста метров высоты, они, охваченные паникой, начинают блевать.
Внутри фюзеляжа ломается еще что-то.
В следующий момент рев усиливается, скорость, с которой самолет разваливается, увеличивается, и люди снова начинают гибнуть волнами.
Кто-то вертится в воздухе, отчаянно молотя руками и ногами, но затем и его, закрутив пропеллером, высасывает из корпуса наружу; зацепившись об острый швеллер, тело разрывается на две половины, причем верхняя успевает зацепиться руками за край обшивки и держится так некоторое время, пока пальцы не разжимаются. Какой-то молодой человек все время кричит: «Мамочка! Мамочка!», пожа зазубренный кусок металла не пришпиливает его к сиденью, но он не умирает, а только теряет сознание от болевого шока — умрет он позднее, когда самолет неуклюже рухнет в лесной массив, потому что люди гибнут волнами.
В салоне бизнес-класса все залито кровью, чья-то голова обмотана кишками, выпавшими из того, что осталось от женщины, сидевшей через два ряда впереди, и люди кричат, визжат и завывают от ужаса.
Авиационный керосин, начинающий просачиваться в салон, ускоряет наступление смерти.
В одном ряду все пассажиры залиты кровью и завалены внутренностями разрезанных пополам пассажиров, сидевших в соседнем ряду.
В другом ряду — одни только туловища, обезглавленные листом дюраля, а кровь, смешанная с керосином, вездесуща.
Запах керосина почему-то заставляет пассажиров осознать простой факт: тот, что вскоре они навсегда расстанутся со своими близкими — матерями и сыновьями, братьями и сестрами, женами и мужьями — и что их ждет неизбежная смерть в течение ближайших нескольких десятков секунд. Они осознают, что надежды на спасение нет. Но из-за осознания неотвратимости чудовищной смерти время начинает растягиваться, секунды становятся тем длиннее, чем ближе гибель, и те, кто пока еще остается в живых, болтаются в салоне несущегося к земле воздушного лайнера, непроизвольно вереща, рыдая и извергая рвоту, обхватывая себя руками и пригибая голову, пытаясь удержаться в креслах.
И каждый задается бессмысленным вопросом: «Почему это случилось со мной?»
Оторванная нога, застрявшая в сплетении проводов и обрывков металла, болтается в воздухе из стороны в сторону, а самолет продолжает мчаться к земле.
На этом рейсе находятся трое выпускниц Кэмдена — Аманда Тэйлор (выпуск 86-го), Стефани Мейерс (выпуск 87-го) и Сьюзен Голдман (выпуск 86-го). Аманда умерла первой от удара по голове бимсом, проломившим обшивку потолка, — когда дюралевая балка подняла ее в воздух, ее сын попытался ухватиться за нее, но его подняло тоже, и он умер быстро и без мучений, ударившись со всей силы головой о верхнюю полку для ручного багажа.
Сьюзан Голдман, страдавшая раком матки, отчасти даже рада тому, что ее ждет такая быстрая смерть, но она тут же меняет свое мнение, когда ее заливает горящим керосином.
Самолет вспыхивает, и большое количество людей тут же погибает, глотнув горящих паров, отчего их дыхательное горло и легкие моментально обугливаются.
Но некоторым предстоит еще целую минуту падать в полном сознании.
На лесной массив, расположенный в ста двадцати километрах от Парижа.
Хлюпающий звук лопающихся и разрывающихся при столкновении тел.
Здоровенный кусок фюзеляжа падает на землю, но поскольку аварийная система освещения не повреждена, лампочки продолжают мигать сквозь сыплющийся сверху раскаленный пепел.
Наступает молчание.
Тела, спрессованные в комки, валяются на полу. Некоторые пассажиры — их совсем немного — выглядят так, словно они просто заснули, хотя на самом деле у них переломаны все кости. Другие тела сморщились до половины, трети или даже четверти их обычного размера. Одного сплющило настолько, что он стал похож на мешочек, отдаленно напоминающий человека и оканчивающийся сверху подобием головы с провалившимся внутрь и белым как воск лицом. Другие пассажиры, разрезанные листами металла, настолько изувечены, что невозможно определить даже их пол, несмотря на то что все они без одежды, которую сорвало с них при падении, у некоторых кожа обуглена.
И повсюду стоит тошнотворный запах: он исходит от оторванных конечностей и стоящих вертикально туловищ, от груд кишок и раздавленных черепов, а на тех лицах, которые не обезображены, застыл рвущийся из горла крик. Те деревья, которые не сгорели, все равно придется срубить, для того чтобы извлечь из них обломки самолета и снять с ветвей части тел и желтые полосы жира, украшающие их, словно какой-то зловещий серпантин. Стефани Мейерс по-прежнему сидит, пристегнутая ремнем в кресле, висящем над землей в развилке одного из деревьев, но ее глазницы выгорели дотла. Поскольку в грузовом отсеке самолета в Америку направлялся груз — две тонны конфетти и золотых блесток, на кровавую сцену с неба сыплется дождь из мириад крохотных кружков фиолетовой, розовой, зеленой и оранжевой бумаги.