Искатель следов - Эмар Густав. Страница 16

— Ваш вопрос совершенно справедлив, и я вам отвечу на него. Я требую вашего удаления из моих владений потому, что несколько дней тому назад сын мой был опасно ранен вашими сыновьями, которые заманили его в подлую ловушку, и если он и избежал смерти, то только чудом; вот почему мы не можем жить один возле другого, — нас разделяет кровь.

Красный Кедр нахмурил брови.

— Правда это? — спросил он, обращаясь к сыновьям.

Молодые люди молча опустили головы.

— Я жду, — продолжал дон Мигель.

— Пойдемте, этот вопрос нельзя разрешить так просто, пойдемте ко мне в хакаль.

— Зачем? Я вас прошу ответить мне: да или нет.

— Сейчас я не могу вам ничего ответить на этот вопрос… Сначала мы с вами должны потолковать, и потом вы уже сами решите, как мне быть. Идите же за мной… Не бойтесь!..

— Я ничего не боюсь и, кажется, я вам это уже доказал. Идите, и, раз вы этого требуете, я последую за вами.

Красный Кедр сделал своим сыновьям знак оставаться там, где они были, и направился большими шагами к своему хакалю, находившемуся невдалеке.

Дон Мигель последовал за ним.

Они вошли в хижину. Внутри никого не было, потому что обе женщины тоже работали в лесу.

Красный Кедр затворил за собой дверь хакаля, уселся на скамью, знаком пригласил своего гостя сделать то же самое и начал говорить таким тихим голосом, как будто он боялся, чтобы то, что он будет говорить, не было слышно снаружи.

Выслушайте меня, дон Мигель, — сказал Красный Кедр, — и, в особенности, не ошибитесь насчет истинного смысла моих слов. Сообщая вам то, что мне удалось случайно узнать, я вовсе не имею в виду ни запугать вас, ни стараться заслужить особенное доверие с вашей стороны.

Асиендадо с удивлением взглянул на своего собеседника, тон и манеры которого так странно и так внезапно изменились.

— Я вас не понимаю, — отвечал дон Мигель, — говорите, пожалуйста, яснее, потому что все это для меня такая загадка, разгадать которую я положительно не в состоянии.

— Сейчас я вам скажу все, кабальеро, и если и на этот раз вы не поймете истинного смысла моих слов, это будет значить, клянусь честью, что вы сами не хотите ничего понять. Как и всем умным людям, вам тоже надоела эта беспрестанная борьба, в которой безо всякой пользы тратятся жизненные силы вашей страны; вы поняли, что такая богатая, такая плодородная страна, как Мексика, не может быть или, лучше сказать, не должна служить больше ареной, на которой все тираны поочередно устраивают свои увеселения. Вы уже целых тридцать лет мечтаете об освобождении от этого ига, хотя и не всей вашей страны… это было бы слишком трудной задачей для вас… Нет, ваши мечты, если можно так выразиться, гораздо скромнее. Вы уроженец Новой Мексики и потому решили сначала сделать независимой одну ее, создать из нее свободное государство в надежде, что со временем, через несколько лет, может быть, и весь Мексиканский Союз последует вашему примеру… Тогда, — говорили вы себе, — я умру с сознанием, что жизнь моя не пропала даром, цель достигнута, я спасу мою страну от гибели. Разве это не ваши мысли, кабальеро? Или, может быть, вам и теперь еще кажется, что я выражаюсь не совсем ясно?

— Может быть, хотя я все-таки еще не могу понять, к чему вы все это говорите мне. Эти мысли, которые вы мне теперь приписываете, приходят на ум не одному мне, но и всем, искренно любящим свою родину, и я, конечно, не стану уверять вас, что думаю иначе.

— Да этого вам и делать незачем, потому что думать об этом и желать этого — значит быть истинным патриотом.

— Довольно комплиментов; кончайте, пожалуйста, поскорее, я спешу.

— Потерпите немного, я еще не кончил. Вам как потомку первых тлатоани ацтеков, а следовательно, и естественному защитнику индейцев, живущих на этой несчастной земле, скорей, чем кому-нибудь другому, должны были прийти в голову эти мысли… Как видите, я хорошо вас знаю, дон Мигель Сарате.

— Мне кажется, даже слишком хорошо, — прошептал мексиканский дворянин.

Скваттер улыбнулся и продолжал.

— В эти места я забрался совсем не случайно: отправляясь сюда, я знал, куда я еду и зачем. Дон Мигель, я говорю с вами совершенно серьезно; я знаю, что все приготовления к осуществлению задуманного вами намерения в настоящее время закончены, и я спрашиваю вас, готовы вы или нет подать теперь сигнал, который должен сделать Новую Мексику независимой от метрополии, благоденствующей за ее счет? Отвечайте!

Дон Мигель вздрогнул; он устремил на скваттера горящий взор, в котором удивление смешивалось с восторгом, какой невольно в нем вызывала речь этого человека.

Красный Кедр пожал плечами.

— Э! Да вы еще сомневаетесь? — спросил он.

Он встал, подошел к одному из сундуков, достал из него пачку бумаг и, бросив их на стол перед асиендадо, сказал:

— Читайте!

Дон Мигель взял бумаги, пробежал их глазами, а потом, бросив их снова на стол, спросил, пристально глядя на своего собеседника:

— Ну и что же?

— Вы видите, — отвечал скваттер, — я ваш сторонник; генерал Ибаньес, ваш агент в Мексике, состоит со мной в переписке, точно так же, как и мистер Вуд, ваш агент в Нью-Йорке.

— Да, это правда, — холодно сказал мексиканец, — вы владеете тайной заговора; но сначала я хочу знать, до какой степени удалось вам овладеть этой тайной.

— Я знаю все… Мне поручено набирать добровольцев, которые должны будут образовать ядро нашей будущей армии.

— Хорошо.

— Что же вы намерены делать?

— Ничего.

— Как это, ничего?! — вскричал скваттер, вскакивая от удивления. — Вы, кажется, шутите.

— Теперь позвольте и мне сказать вам, в свою очередь… Слушайте и как можно внимательнее отнеситесь к моим словам, потому что они выражают мое бесповоротное решение: я не знаю и не хочу знать, какими средствами удалось вам заслужить доверие у моих союзников и узнать наши тайны, но я твердо убежден, что дело, в котором принимают участие такие люди, как вы, — дело скомпрометированное, если только не совсем погубленное. Поэтому я отказываюсь от всякого участия в заговоре, если вам суждено в нем играть какую-нибудь роль; ваша предыдущая жизнь, наконец, жизнь, которую вы теперь ведете, — все это ставит вас вне закона.