Искатель следов - Эмар Густав. Страница 18

— Теперь, — сказал Сеттер, проводив гостя, — мне кажется, что и мы можем идти в хижину.

Братья разделяли его мнение, и молодые люди не спеша направились в хакаль.

Дон Мигель ошибался, думая, что навсегда избавился от опасного врага, который мог погубить как его самого, так и его друзей.

Красный Кедр не умер.

В момент неожиданного нападения скваттер почти не оказал никакого сопротивления, так как считал это совершенно бесполезным, потому что борьба могла бы только еще более озлобить врага, и чувствуя, как лезвие ножа проникает в его тело, он решился, по выражению, бывшему в ходу в его стране, playing possum — подражать опоссуму, т. е. представиться мертвым. Хитрость его удалась отлично. Дон Мигель, уверенный что убил его сразу, не повторил удара.

Пока враг его оставался в хакале, скваттер лежал не шевелясь, так как это могло бы его выдать; но как только он остался один, он открыл глаза, приподнялся, вынул кинжал из раны, из которой хлынула струя черной крови, и, устремив на дверь, через которую вышел его враг, взор, полный ненависти, передать который невозможно, произнес:

— Теперь мы с вами квиты, дон Мигель Сарате… Вы хотели сейчас лишить меня жизни, которую вы же мне спасли… Молите Бога, чтобы нам с вами никогда больше не встречаться.

Он глубоко вздохнул и снова безжизненной массой вытянулся на земляном полу.

Он был в обмороке.

В эту минуту сыновья его вошли в хижину.

Прошло несколько дней после событий, описанных нами в предыдущей главе.

Был один из тех жарких дней, каких совсем никогда не бывает при нашем холодном климате. Тропическое солнце ярко сияло с безоблачных небес, и его солнечные лучи накаляли песок, которым были посыпаны дорожки в аллеях сада асиенды де-ла-Нориа.

В самой гуще сада, среди чащи кактусов, индейских смоковниц и алоэ, стояла беседка, обсаженная цветущими апельсиновыми и лимонными деревьями, распространявшими в воздухе благоухание. В этой беседке между двумя апельсиновыми деревьями висел гамак из волокон phormium tenax 42 , а в этом гамаке раскинувшись спала девушка.

Запрокинув назад голову, распустив свои длинные черные волосы, в беспорядке ниспадавшие ей на шею и грудь, и слегка раскрыв свои коралловые губы, позволявшие видеть ослепительно белые зубы, донна Клара безмятежно спала в своем убежище; черты ее лица дышали счастьем: ни одно еще облачко не затемняло лазурного горизонта ее мирной и спокойной жизни.

Было уже около полудня. Солнечные лучи, падая отвесно, делали жару до такой степени нестерпимой, что в асиенде все спали или отдыхали, забившись в укромные местечки, — в жарких странах это носит характерное название сиеста.

Между тем недалеко от того места, где, спокойно улыбаясь, спала донна Клара, послышался шум шагов, сперва почти неуловимый, но постепенно все увеличивавшийся, а затем показался человек.

Это был Шоу, младший из сыновей скваттера.

Каким образом очутился он в этом месте?

Молодой человек запыхался; пот лил с его лица.

Дойдя до входа в беседку, он бросил тревожный взгляд на гамак.

— Она там! — прошептал он. — Она спит.

Затем он опустился на колени и в немом восторге любовался девушкой.

Долго простоял он так, не спуская глаз со спящей. Наконец он вздохнул и, с усилием оторвавшись от этого очаровательного зрелища, тяжело приподнялся, шепча голосом, слабым как дыхание:

— Надо уходить!.. Что, если она проснется! О! Она никогда не узнает, как я ее люблю!

Он сорвал цветок с апельсинового дерева, тихонько положил его на девушку и, собравшись уходить, сделал уже несколько шагов, но затем снова вернулся назад и, схватив ребосо 43 донны Клары, висевшее возле гамака, несколько раз прижался к нему губами, повторяя при этом голосом, прерывавшимся от волнения:

— Покрывала им свои волосы!..

Затем он выбежал из беседки и вскоре скрылся за деревьями.

Он услышал приближающиеся шаги.

И действительно, несколько секунд спустя после его ухода в беседку вошел дон Мигель.

— Э! — весело сказал он, покачивая гамак, — Проснись, дитя мое!.. Или ты так никогда и не кончишь свою сиесту?

Донна Клара, улыбаясь, открыла глаза.

— Я уже не сплю, отец, — сказала она.

— Очень рад слышать это, — проговорил он, — я люблю, когда мне так отвечают.

И он хотел поцеловать ее.

Но вдруг девушка приподнялась резким движением, как будто увидела что-то очень неприятное или страшное, и лицо ее покрылось мертвенной бледностью:

— Что такое с тобой? Что случилось? — с испугом спросил ее асиендадо.

Девушка показала ему цветок с апельсинового дерева.

— Ну, — продолжал ее отец, — что же в этом такого ужасного? Он мог упасть с дерева в твой гамак во время сна.

Донна Клара грустно покачала головой.

— Нет, — отвечала она, — это совсем не так. Я уже несколько дней подряд, просыпаясь, всякий раз вижу цветок на этом же самом месте.

— Да ты с ума сошла!.. Это простая случайность, а ты выдумываешь себе Бог знает что!.. Успокойся, голубушка моя, и не думай больше об этом; ты вся побледнела… ну, стоит ли так пугаться из-за всяких пустяков? Впрочем, я могу сейчас порекомендовать тебе и лекарство… если ты так боишься цветов, почему не совершаешь ты своей сиесты у себя в спальне вместо того, чтобы забиваться сюда, в эту беседку?

— Это правда, отец, — сказала успокоившаяся и повеселевшая девушка, — я непременно последую вашему совету.

— Отлично, значит, об этом не стоит больше и говорить… а теперь поцелуй меня.

Девушка бросилась в объятия отца, которого она осыпала ласками.

В это время в беседку вошел пеон.

— Что вам нужно? — спросил его дон Мигель.

— Ваша Милость, — отвечал пеон, — в асиенду только что прибыл краснокожий воин, он желает с вами говорить.

— Вы его знаете? — спросил дон Мигель?

— О! Да, Ваша Милость, это Моокапек — Орлиное Перо — сашем корасов с Рио-Сан-Педро.

— Моокапек! — повторил асиендадо с удивлением. — Зачем могло понадобиться ему видеть меня? Зовите его сюда.

Пеон ушел; через несколько минут он снова появился, но уже не один — с ним пришел Орлиное Перо.