Новая Бразилия - Эмар Густав. Страница 27

Из всего этого я понял только то, что Богородица объявила, что она обитает в Бретани, то есть во Франции, что мне крайне приятно. Такова легенда о Богородице де-ла-Пеньа; я записал ее под диктовку рассказчика, для того чтобы меня не обвинили в том, что я ее выдумал.

Такого рода вымысел мог родиться только в мозгу монаха или священника.

Эта легенда положительно идиотская, она доказывает только глубину человеческой глупости.

Император просил меня прочесть вторую публичную лекцию, я попробовал было уклониться, но он стал настаивать, и мне пришлось преклониться перед его волей.

Тем временем мой прекраснейший приятель доктор Бриссей, видя, что все последнее время я чувствую себя дурно, хотя и выхожу из дому, объявил мне, что климат Рио вреден для моего здоровья, и советовал уехать как можно скорее.

К несчастью, обстоятельства сложились так, что мне пришлось остаться еще дней на десять. Я прочел свою вторую лекцию в школе Глория.

На этот раз было очень много публики, вход был бесплатный.

Вскоре после того французская колония в Рио устроила большой праздник с благотворительной целью, а именно: в пользу сооружаемого в Рио французского госпиталя. Программа празднеств была заманчивая: предполагался большой концерт и затем благотворительный базар, на котором французские дамы, вообще чрезвычайно красивые здесь, в Рио, должны были выступить в роли интересных продавщиц.

Праздник этот должен был состояться в казино Флуминен.

Это казино находится как раз напротив городского сада.

Председатель и совет французского благотворительного общества очень желали присутствия императора и императрицы, но боялись, как бы государь не отказал. Впрочем, они жестоко ошибались: император был так добр и так милостив, что, конечно, не захотел бы отказать, тем более, что очень расположен к французам.

Я сказал все это этим господам и посоветовал им отправиться в Сан-Кристобаль, а они стали настаивать, чтобы я со своей стороны сказал об этом его величеству. Я согласился.

За ночь я написал романс, который посвятил императрице, а на другое утро поехал в Сан-Кристобаль. Вручив императору романс, я между прочим рассказал ему о празднестве, которое готовится французской колонией, при этом добавив, что был бы счастлив, если бы мой романс был пропет в присутствии их императорских величеств, и что председатель и члены совета французского благотворительного общества, несмотря на страстное желание всей колонии видеть императора и императрицу на их празднестве, не осмеливаются явиться в Сан-Кристобаль, боясь получить отказ.

Как я и ожидал, император улыбнулся.

— Я буду очень рад присутствовать на празднике колонии, но только надо, чтобы эти господа сами пригласили меня! — сказал он.

Я горячо поблагодарил императора за его милостивое согласие и тотчас же вернулся в Рио, где меня с нетерпением ожидали представители французской колонии. Я рассказал им все как было, и они тотчас же, не теряя ни минуты, отправились в Сан-Кристобаль, а несколько часов спустя вернулись оттуда, очарованные ласковым и милым приемом императора.

Неделю спустя состоялся праздник. Депутация, состоявшая из двадцати человек, избранных колонией для встречи императора, ожидала его на лестнице.

Вслед за государем прибыли императрица и весь двор.

Военный оркестр встретил императора «Марсельезой», которая была прекрасно исполнена.

Председатель благотворительного общества встретил императора несколькими прочувствованными словами приветствия и затем проводил вместе со всеми депутатами колонии до его места.

Подле императорского места была поставлена статуя, окутанная флером, так что трудно было понять, что именно она изображает. Программа концерта была весьма интересная; всем много аплодировали — публики было очень много.

По окончании концерта императору поднесли бронзовую статую, представляющую собой аллегорическое изображение закона от двадцать восьмого сентября 1871 года, (то есть закона об уничтожении рабства).

Фигура представляла собой молодого негра, изображенного во весь рост: голова его была действительно прекрасна, физиономия, чрезвычайно живая, выразительная, выполнена весьма удачно, но корпус менее удачен, хотя в общем статую все-таки можно назвать хорошей.

Говорят, что это была статуя работы одной молодой женщины-француженки, усыновленной графом Рио Бранкром, человеком великого ума и сердца.

После поднесения статуи, встреченного императорской четой весьма благосклонно и сердечно, император и императрица обошли все киоски благотворительного базара, где сделали много покупок, после чего удалились, довольные и улыбающиеся.

Праздник продолжался до пяти утра. Между бразильцами и французами царило самое трогательное единодушие и согласие; все старались изо всех сил содействовать доброму начинанию.

Посвященный мною императрице романс распродавался в громадном количестве, несмотря на то, что, в сущности, был довольно посредственным. Он дал благотворительному обществу сбор в пятьсот семьдесят восемь тысяч рейсов, что составляет приблизительно одну тысячу двести франков на французские деньги.

По одному этому уже можно судить, какой сбор дали лотереи и самый базар.

ГЛАВА XV. Празднества

Праздник французской колонии омрачило одно крайне неприятное происшествие, которое, однако, благодаря распорядительности комитета почти совершенно ускользнуло от внимания приглашенных. Эта скверная шутка была заранее подготовлена и умышленно приведена в исполнение одним из главнейших официальных лиц французской колонии.

Один из числа членов французского благотворительного общества, которому председателем было поручено рассылать приглашения, позволил себе адресовать одной знатной особе письмо — хотя и вполне вежливое, но носившее официальный характер и ничем не отличавшееся от пригласительных писем, разосланных другим лицам. Но важная персона, считавшая себя несравненно выше других смертных, пришла при получении этого письма в неописуемую ярость.

Как! К нему смели обращаться, как к первому встречному, точно он кто-то, а не высокая персона! Его ставили на одну доску с обычным пролетарием!

И он поклялся жестоко отомстить за нанесенное ему оскорбление.

Прежде всего он отослал обратно присланное ему приглашение и объявил, что не удостоит своим присутствием праздника.

Председатель благотворительного общества, старый капитан дальнего плавания, многое повидавший на своем веку, только пожал плечами и перестал даже думать об этом, не придав этому инциденту никакого значения.

Но он не подумал о том, с кем имеет дело.

Тем временем этот господин, назовем его господин X., обдумывал в тиши своего кабинета адский план мести.

На это потребовалось немало времени, потому что человек он был неизобретательный. Но Виктор Гюго сказал где-то, что под влиянием озлобления даже дурак раз в своей жизни может быть умен.

Господин X. блистательно подтвердил эти слова великого поэта и писателя; он вдруг вообразил, что выдумал чрезвычайно умную штуку, и от радости принялся тереть руки с такой силой и усердием, что чуть не содрал с них кожу, а затем, как говорится, стал выжидать минуту мщения.

Вот что он изобрел: купив из третьих рук билет для входа на благотворительный праздник, он призвал своего повара, негра самой чистой породы, вырядил его во все свое старое платье, давно забытое где-то на дальней вешалке, и, вручив ему входной билет, приказал негру отправиться на благотворительный праздник и веселиться как можно больше — да к тому же так, чтоб это было всем заметно.

Негр попытался было робко протестовать, но грозный Юпитер нахмурил брови — и бедный слуга, покорно опустив голову, покорился его воле.

Однако тайна господина X. стала известна раньше времени председателю и некоторым из членов совета благотворительного общества. И стала известна по его собственной вине.