Перст Божий - Эмар Густав. Страница 23

В это время раскрылась потайная дверь и показался Лукас Мендес.

— Ах! — воскликнула девушка в ужасе.

— Не бойтесь, сеньорита, разве вы не узнаете этого человека?

— Лукас Мендес, мажордом дона Мануэля!

— Да, но на самом деле, это мой верный слуга, помещенный мной на службу к дону Мануэлю, чтобы охранять и защищать вас.

— Он не один раз и делал это. Я и раньше догадывалась, что он мой тайный покровитель, за что искренне благодарна ему! — добавила девушка с очаровательной улыбкой, протягивая свою маленькую руку старику, который почтительно поцеловал ее.

— Вы пришли кстати, Лукас Мендес! — сказал молодой человек. — Что нового?

— Мануэль де Линарес и дон Бенито де Касональ выехали с асиенды и забрали с собой своих. Нас осталось только двое: сеньорита да я.

— Как! А донья Франциска де Линарес и ее сын?..

— Они также уехали, сеньорита!

— Не осведомившись даже обо мне?

— Дон Мануэль распоряжается, и ему должны повиноваться беспрекословно, вы это знаете, сеньорита; и я теперь нарочно пришел сообщить вам, если позволите, о том плане, который придумал для вас.

— Viva Dios! Лукас Мендес, друг мой, как вы вовремя явились сюда! — вскричал дон Торрибио. — Мы с доньей Сантой в очень затруднительном положении, не зная что предпринять.

— В таком случае, если позволите, ваша милость…

— Вы говорите, говорите, Лукас Мендес!

— По-моему, есть одно средство к спасению…

— А именно?

— Уйти с асиенды.

— Уйти с асиенды? Да, но куда уйти? Где выбрать убежище? Ведь я не могу сопровождать донью Санту открыто — приличие не допускает того. Нет, это невозможно!

— Я обо всем подумал, ваша милость! И вот результат моих размышлений: сегодня ночью или, вернее, рано утром, пока вы еще спали, я нашел лошадей и привел их сюда, полагая, что они понадобятся нам.

— Правда, если мы поедем, то лошади нам необходимы. Каков же ваш план?

— Вот он: вы только что сказали, что не можете защищать открыто донью Санту; да и наши дела пострадали бы от этого. Через час я выеду отсюда с сеньоритой и по кратчайшей дороге, никому кроме меня неизвестной, мы с ней прибудем в Урес до приезда дона Мануэля. Донью Санту я оставлю на попечение честной семьи, за которую ручаюсь.

Там она будет в безопасности до того момента, когда ей можно будет спокойно выходить; к тому же, дон Мануэль не станет искать ее, и ей нечего будет бояться его, пока она будет скрываться.

— Знаете, что дон Мануэль назначен начальником полиции Уреса и что для него ничего не будет стоить…

— Повторяю вам, ваша милость, что дон Мануэль не станет даже пытаться разыскивать донью Санту.

— Ну, уж этого я никак не могу понять, Лукас Мендес, после того, что я сам слышал не далее, как час тому назад.

— Дон Мануэль не будет искать сеньориту, так как будет считать ее умершей.

— Умершей!

— Да, умершей, ваша милость! Надо действовать решительно. Завтра, с восходом солнца, оставшиеся на асиенде слуги найдут среди скал труп, одетый в платье доньи Санты: сеньора, обезумевшая от отчаяния, бросилась туда ночью и умерла.

— Но это посягательство на Бога! — проговорила девушка, крестясь.

— Нет, это средство к спасению, — вскричал дон Торрибио. — Ну, а потом?

— Через час донья Санта, переодетая в мужчину, уедет со мной! Я отвезу ее к дуплу того дерева, в котором были спрятаны ваши лошади, там для нее уже все приготовлено. Затем, через несколько часов я возвращусь обратно; завтра труп будет найден; я оставлю асиенду, чтобы сообщить дону Мануэлю об этой ужасной катастрофе.

— Надо решаться, сеньорита, это единственное средство к спасению, хотя оно и кажется вам таким страшным; я же отправлюсь к дону Порфирио, и мы с ним решим, как поступить с доном Мануэлем.

— Дон Торрибио, вы обещали мне не вмешиваться в его дела.

— Я обещал вам, дорогая Санта, не мстить за нанесенные вам оскорбления! Большего я не могу сделать: повторяю, судьба этого человека зависит не от меня.

— Господи! Что будет со мной без вас?

— Я буду извещать вас о себе каждый день, а скоро и сам приеду в Урес. Санта, умоляю вас, ради вас самих, ради меня, который любит вас, ради нашего будущего счастья, соглашайтесь бежать.

— Пусть будет по-вашему, друг мой, я вам повинуюсь! — сказала она с грустной улыбкой.

— Благодарю, дорогая моя!

— Надо торопиться! — сказал Лукас Мендес. Молодой человек вышел из залы в сильном волнении. Час спустя, после душераздирающих прощаний, донья

Санта, переодетая в костюм ранчеро, который делал ее еще прелестнее, выезжала с асиенды вместе с Лукасом Мендесом.

Дону Торрибио день показался нескончаемым; он провел его в комнатах доньи Санты, которые были для него как бы святилищем; разлученный со своей возлюбленной, он старался утешить себя, целуя каждую вещицу, принадлежащую ей.

После заката солнца возвратился Лукас Мендес; он нарочно велел подать обед сеньорите, потом через несколько минут объявил, что сеньора не желает выходить и заперлась у себя в комнате.

Около полуночи, завернув тушу козы в домашний костюм доньи Санты, дон Торрибио и Лукас Мендес снесли это животное к скалам и бросили в неприступном месте; кусок кружев они забросили повыше, на куст.

Все произошло, как предвидел Лукас Мендес: два часа спустя после восхода солнца один из пеонов, проходя по двору асиенды, заметил коршунов, кружившихся над скалой и испускавших пронзительные крики и затем поднимавшихся с кровавыми кусками мяса.

Пеон забил тревогу; все сбежались к скале; сначала увидели зацепившиеся кружева, развеваемые ветром, потом коршунов над какой-то массой, которую приняли за труп доньи Санты. Тотчас же побежали за мажордомом, Лукасом Мендесом, который поспешил констатировать факт ужасной катастрофы.

Через час никто уже более не сомневался в смерти несчастной девушки, и Лукас Мендес, взяв на себя сообщить эту печальную новость дону Мануэлю, выехал с асиенды дель-Энганьо, где царило всеобщее отчаяние.

Дон Торрибио, успокоенный успехом хитрой выдумки своего слуги, остался один в подземельях, все углы и закоулки которых он хотел основательно изучить: у него тоже был свой собственный план, который он и обдумывал.

ГЛАВА VIII. В которой дон Порфирио вынужден возвратиться в Тубак

Выше было сказано, что после схватки у Марфильского ущелья, лишь только бандитов вытеснили из их засады, дон Порфирио с двадцатью охотниками пустил лошадей во всю прыть, торопясь пересечь овраг: от этого зависел успех сражения. Похищение доньи Хесус было совершено с таким нахальством и быстротой, что кроме доньи Энкарнасьон никто не заметил ее исчезновения. Но бедная мать не могла вынести такого удара и лишилась чувств, отчаянно вскрикнув.

Видя, что она падает, дон Порфирио взял ее на руки, думая, что она ранена, и, положив ее на свою лошадь, умчался с ней во весь дух, боясь погони.

Только, добравшись до вершины ущелья, дон Порфирио понял, что случилось.

Слов не хватает, чтобы описать отчаяние, овладевшее отцом, который внезапно лишился своей единственной дочери: он точно обезумел от горя и стал упрекать себя, что тотчас же не бросился вслед за негодяями. Горько плача, он молил свою дочь, моля ее просить ему, что не сумел охранить ее, что не умер со всеми своими спутниками, защищая ее.

Но дон Порфирио был не такой человек, чтобы долго предаваться горю. Благодаря своей железной воле он, видимо, заглушил свою боль, затаив ее в глубине сердца; на вид он сделался невозмутимо спокойным.

Твердая Рука с боязнью следил за состоянием друга, не смея произнести ни слова; а когда увидел, что тот поборол свое страдание, то сказал ему:

— Это большое несчастье! Мы должны во что бы ни стало спасти бедное дитя!

— Во что бы ни стало, — повторил дон Порфирио, как эхо, — что вы сделали, друг мой?

— Послал Ястреба, лучшего из своих воинов, на разведку; он найдет след похитителей. Тогда мы пустимся за ними; может быть, они еще недалеко от нас, так как их пленница должна замедлять бегство. Я надеюсь, что мы найдем ее до вечера.