Пограничные бродяги - Эмар Густав. Страница 31

В день, когда начинается наш рассказ, ожесточение против мексиканцев и энтузиазм по отношению к благородной идее независимости достигли своего апогея.

Недели за три перед тем между гарнизоном Бежара и отрядом техасских волонтеров под командой одного из самых знаменитых вожаков восстания, Остина, произошла горячая стычка. Несмотря на свою малочисленность и полную неопытность в военном деле, колонисты дрались так храбро и так искусно пользовались своей единственной пушкой против мексиканских войск, что те были вынуждены с громадными потерями отступить в Бежар.

Эта схватка была на западе Техаса первой после взятия форта Веласко. Она дала толчок революционному движению, вспыхнувшему теперь с чрезвычайною силой.

Все города стали посылать отряды добровольцев для присоединения к освободительной армии. Борьба была организована на широкую ногу, и смелые вожди партизанских отрядов рыскали по стране во всех направлениях, ведя войну за собственный счет и по-своему служа тому делу, которое было им дорого и которое они решили защищать.

Капитан дон Хуан Мелендес был со всех сторон окружен врагами, которые были для него тем страшнее, что ему нельзя было ни получить сведений об их численности, ни предугадать заранее их действий. Офицеру, на которого было возложено чрезвычайно важное поручение, приходилось на каждом шагу подозревать неожиданную измену, предпринимать все доступные ему меры предосторожности и быть неумолимо строгим — только при этих условиях он получал возможность благополучно доставить вверенный ему драгоценный груз к месту назначения. Поэтому он ни минуты не колебался, когда ему пришлось применить строгость на деле и подвергнуть отца Антонио жестокому наказанию.

Монах давно уже считался одним из самых подозрительных людей, его двусмысленное поведение возбуждало беспокойство и заставляло делать выводы далеко не в пользу его честности.

Дон Хуан задался целью при первом удобном случае проверить справедливость своих подозрений. Читателю уже известно, каким путем он этого достиг, подведя со своей стороны контрмину, то есть устроив за шпионом надзор других, еще более ловких шпионов и поймав его почти на месте преступления.

Однако мы должны воздать должное достойному монаху и сказать, что политика совсем не волновала его — нет, мысли его не простирались так далеко. Зная, что на капитана возложено поручение конвоировать караван во время его перехода по равнине, он хотел завести его в засаду с единственной — целью принять участие в дележе добычи и таким образом одним махом составить себе состояние, чтобы затем дать волю своей любви к наслаждениям, чего до сих пор он был лишен. Дальше этого намерения его не простирались, так как наш достойный монах был самым обыкновенным грабителем с большой дороги и уж никоим образом не походил на политического деятеля,

Мы покинем его на некоторое время и обратимся к двум охотникам, которым монах был обязан своим суровым наказанием и которые тотчас же по приведении этого наказания в исполнение покинули место действия.

Оба они удалились большими шагами и в молчании спустились с возвышенности. Затем они углубились в дремучий лес, где у них стояли, спокойно поедая свой корм, два великолепных полудиких мустанга, с зорким взглядом и тонкими ногами. Лошади были оседланы, так что на них сейчас же можно было садиться.

Освободив мустангов от пут, охотники взнуздали их, вскочили в седла и, пришпорив, двинулись вперед крупной рысью.

Долго скакали они, пригнувшись к шеям своих лошадей, в стороне от всякой дороги, все вперед и вперед. Во время этой бешеной скачки наши охотники не страшились попадавшихся им на пути препятствий, минуя их с изумительной ловкостью. Наконец, когда до восхода солнца оставалось около часа, они остановились.

Охотники достигли входа в довольно узкое ущелье, образованное высокими лесистыми холмами, которые являлись отрогами горного хребта. Снежные вершины которого, несмотря на свое отдаление, казалось, высились прямо над ближайшим полем.

Перед тем как вступить в ущелье, охотники соскочили на землю, стреножили лошадей и спрятали их в кустах, а затем принялись заботливо исследовать окрестности с той проницательностью, которой отличаются индийские воины, когда разыскивают следы на тропе войны.

Долгое время старания охотников оставались без результата, о чем нетрудно было догадаться по выражавшим разочарование возгласам, которые слышались время от времени со стороны разведчиков. Наконец часа через два, при блеске первых лучей всходящего солнца, которое сразу рассеяло предрассветные сумерки, они заметили едва доступные глазу следы, которые заставили их вздрогнуть от радости.

Освободившись теперь от тревог и волнений, наши охотники вернулись к своим лошадям, спокойно расположились прямо на земле, порылись в своих сумках и достали оттуда все необходимое для скромного ужина, к которому они и приступили с большим аппетитом, как люди, которым пришлось провести целую ночь в седле, в бешеной скачке по горам и равнинам.

С самого момента ухода из мексиканского лагеря охотники до сих пор не обменялись между собой еще ни одним словечком. Они все время казались крайне озабоченными, и это обстоятельство делало разговор совершенно бесполезным.

Нельзя, однако, обойти молчанием тот факт, что люди, живущие в глухих местах, в высшей степени неразговорчивы, они проводят целые дни, не произнося ни слова, и говорят только тогда, когда без этого нельзя обойтись, причем обыкновенный разговорный язык заменяют в большинстве случаев языком мимики. Последний имеет то преимущество, что не выдает присутствия разговаривающих ушам невидимых врагов, которые всегда могут быть настороже, готовые застать врасплох свою жертву.

Когда охотники несколько утолили свой голод, тот из них, которого монах назвал Джоном, закурил свою коротенькую трубку и, протягивая мешочек с табаком своему товарищу, сказал вполголоса, как бы опасаясь, что его могут услышать:

— Ну, Сэм, мне кажется, что дела наши шли успешно, не так ли?

— С этим я вполне согласен, Джон, — ответил Сэм, утвердительно кивая головой, — вы чертовски хитры, мой милый.

— Вот еще! — презрительно заметил тот. — Велика штука обмануть этих грубых испанцев: они глупы, как розовые фламинго.

— Это безразлично. Однако капитан чрезвычайно ловко попал в ловушку.

— Гм! Это меня не очень тревожило, потому что я уже давно знаю средство от него избавиться, но меня пугал этот проклятый монах.

— Э-э! Если бы мы не явились в столь удачное время, то уж наверно он отбил бы у нас эту добычу. Что вы об этом думаете, Джон?

— Думаю, что вы правы, Сэм! Я смеялся от всего сердца, видя, как он корчится под ударами кнута.

— Да, это было прекрасное зрелище, но разве вы не боитесь его мести? Эти монахи дьявольски злобный народ.

— Вот еще! Стану я бояться подобных мерзавцев! Да он побоится и встретиться с нами.

— Не в этом дело. Гораздо лучше питать постоянно недоверие к подобным людям. Ведь вам, конечно, известно, что ремесло наше принадлежит к числу опасных, и, чего доброго, в один прекрасный день это проклятое животное сыграет с нами дурную шутку. Будьте в полной уверенности, что монах нас не пожалеет.

— Это правда. Однако черт с ним! Тем более что добыча, к которой мы стремимся, находится чрезвычайно близко. Я никогда не прощу себе, если позволю ей от нас ускользнуть.

— Что же, мы останемся здесь, в засаде?

— Да, это будет безопаснее. У нас всегда будет время присоединиться к товарищам, как только мы заметим появление каравана на равнине. А кроме того, ведь мы назначили здесь место свидания, не так ли?

— Верно, я не принял этого в расчет.

— Смотрите, легок на помине! Вот и тот, кого мы ждем.

Охотники живо вскочили на ноги, схватили свои ружья и спрятались за большим камнем, чтобы быть готовыми к любой неожиданности.

Раздался топот быстро скачущей лошади, усиливающийся с каждой минутой по мере своего приближения. Скоро в ущелье появился всадник, который заставил свою лошадь сделать быстрый скачок вперед и в горделивом спокойствии остановился в двух шагах от наших охотников.