Сожженные Леса - Эмар Густав. Страница 15

— Сеньора, — почтительно обратился капитан к своей пленнице, — вы здесь у себя; эти молодые девушки назначены вам в услужение. Они будут повиноваться только вам одной, и никто, начиная с меня, не осмелится переступить порог этого дома без вашего на то позволения. Вы тут полновластная госпожа. — Он остановился, как бы выжидая ответа, но видя, что гостья не прерывает упрямого молчания, продолжил: — Я удаляюсь, сеньора, сознавая, насколько мое присутствие противно, я не иначе приду сюда, как только по вашему приказанию. Прощайте, сеньора. Если обстоятельства, не зависящие от моей воли, принудят меня удержать вас на несколько дней в лагере, то будьте уверены, что никто не забудет должного к вам уважения.

Произнеся эти слова, капитан низко поклонился Долорес и, не дожидаясь ответа, которого, наверное, и не дождался бы, вышел из комнаты.

— О! — воскликнул он с сердцем, направляясь к хижине, устроенной для него на скорую руку. — Эта женщина создана из мрамора; истая дочь гордой испанской крови, с железною волею и непреклонная в отношении долга, как она его понимает.

У входа в хижину к капитану подошел молодой человек почти его лет, красивый, с насмешливым выражением лица и умными глазами.

— Вы хотите поговорить со мною, любезный Маркотет? — спросил, улыбаясь, Грифитс.

— Да, капитан.

— Признаюсь вам, друг мой, что в настоящую минуту я в дурном настроении и не расположен к разговору. Если вы ничего важного не имеете мне сообщить, то прошу вас, оставьте меня одного.

— С большим удовольствием, капитан, я бы исполнил вашу просьбу, но, к сожалению, дело идет об обязанностях службы, и вы сами не раз предписывали доносить все, заслуживающее внимания.

— Верно, друг мой, извините меня. Я весь к вашим услугам; прошу войти, и позвольте предложить вам разделить мою трапезу, в продолжение которой вы передадите мне ваши новости.

— В свою очередь, капитан, не взыщите за бесцеремонность, с которой соглашаюсь на ваше предложение, но оно мне доставляет такое удовольствие, что, рискуя прослыть докучливым, я не имею духу отказаться.

— Решено, друг мой, мы обедаем вместе, и я надеюсь, что ваше веселое общество рассеет хоть на короткое время мои грустные мысли.

Разговаривая таким образом, наши собеседники вошли в первое отделение хижины. Стол был накрыт, и один из авантюристов, исполнявший должность слуги, стоял подле, ожидая приказаний.

— Лакур, — сказал Грифитс, — поставь еще прибор: лейтенант обедает у меня.

Через пять минут наши молодые люди сидели за столом лицом к лицу и с аппетитом кушали дичину, поставленную на блюде между ними.

Капитан Джон и Маркотет были дальние родственники. Воспитываясь вместе, они дружески сошлись. Достигнув совершенного возраста, эта дружба поддерживалась ненавистью, равномерно питаемою обоими к Англии.

Когда Грифитс набирал свою дружину, он предложил Маркотету место лейтенанта; предложение было принято с восторгом, и в продолжение четырех лет совместного служения дружба их усилилась, и они ничего не скрывали друг от друга.

— Ну, что же? — сказал капитан, когда первый голод был удовлетворен, — какие новости? Я готов вас слушать.

— Я предпочитаю отложить мои донесения, любезный Джон; вещь по себе не очень важная, а лучше поговорим о вас; положение, в котором я вас вижу, беспокоит меня.

— Гм! — возразил капитан с грустью, — это довольно часто случается, и не стоит беспокоиться. Вы заметили мою пленницу?

— Я ею восхищался, друг мой: она прелестна. Мне в первый раз удалось встретить такую красавицу.

— О-о! — сказал капитан, пристально смотря на своего друга, — уж не влюблены ли вы, Ипполит?

— Черт возьми! — отвечал тот простодушно, — право, не знаю.

— Как это… не знаете?

— Да так, не знаю и не стараюсь узнать. Могу сказать одно: она восхитительна, и когда ее взор упал на меня, то мне показалось, что огненная стрела вонзилась в мое сердце; несмотря на ее неземную красоту, в ней, однако, есть что-то загадочное и мрачное.

— Да, — задумчиво отвечал капитан, — эта женщина создана иначе, чем другие… это демон!

— А!.. неужели и вы тоже…

— Нет! — возразил Грифитс, горько улыбнувшись, — я не люблю ее, напротив, ненавижу.

— Гм, берегитесь, капитан… дело принимает серьезный оборот.

— Что вы подразумеваете?

— Да черт возьми, кто этого не знает! Ненависть, любезный Джон, недалека от любви. Чем больше мы ненавидим женщину, тем более ее обожаем.

— Повторяю вам, друг мой, что ненавижу эту женщину! Она оскорбила меня! Ее обращение со мною до того презрительно, до того возмутительно, что не знаю, решилась ли бы она так поступать со своими неграми.

— И… через два дня вы снова будете у ее ног.

— Оставьте ваши шутки, Ипполит, — воскликнул горячо капитан, — они жестоки! Повторяю в последний раз — я не люблю этой женщины и не буду любить ее.

— Тем лучше! более не стоит и говорить! — отвечал поспешно лейтенант, замечая, какой неприятный оборот принимает их спор. — Хотите, я вам сообщу мои новости?

— Сделайте одолжение! За ваше здоровье, — прибавил капитан, передавая ему бутылку.

— И за ваше, — отвечал Ипполит, выпивая залпом стакан вина.

— Ну, начинайте, — возразил Грифитс после короткого молчания.

— Слушайте: наш объездной отряд возвратился с донесением, что около укрепления, направо, бродит шайка кроу, а налево расположился многочисленный караван торговцев.

— Это все?

— Погодите! Впереди у нас кучка охотников.

— Ну… это не враги.

— Вы думаете? — возразил насмешливо Маркотет.

— А еще что?

— След чистокровных индейцев на два выстрела от лагеря… Как вы находите мои новости, капитан?

— И дурными, и хорошими! Но во всяком случае мы должны принять свои меры.

— Верно, друг мой… я уже удвоил часовых и отправил на поиски двух лазутчиков.

— Прекрасно, но я не нахожу нужным особенно тревожиться! За ваше здоровье!

— И за ваше, Джон; кстати, не желаете ли вы знать, кто эти охотники?

— Какие-нибудь бродяги! Разве вы их знаете?

— Да, некоторых из них; например, Валентин Гиллуа.

— Как! — воскликнул капитан, — Валентин Гиллуа? Этот знаменитый лесной бегун?

— Положительно! Тот самый, по прозванию Искатель следов. Ему сопутствует его молчаливый друг, грозный индейский вождь Без следа, или Курумилла.

— О-о! — сказал капитан, — замечательное обстоятельство! Человек, которого мы так давно ищем, находится подле нас.

— Я уверен, что стан его не далее как в двух милях от нашего укрепления.

— Вы знаете, Маркотет, каким безграничным влиянием пользуется Курумилла над белыми охотниками и метисами от Канады до Мексики, — сказал с живостью Грифитс. — Эти воплощенные черти, эти необузданные бродяги преданы ему на жизнь и на смерть. Вы также знаете, по какой важной причине добиваюсь с ним свидания, а главное, хочу перетянуть на нашу сторону, и что единственно с этой целью я так глубоко проник в Скалистые горы.

— Все знаю, — отвечал Маркотет, качая головой.

— Так вы думаете, что, несмотря на близость его к нам, мне не удастся с ним встретиться?

— Напротив, я убежден, что это не трудно, если мы того пожелаем, и мне кажется, что он, со своей стороны, нас тоже ищет: недаром явился в Скалистых горах.

— Отлично, — весело вскричал капитан, — дело идет на лад; мы легко сговоримся.

— Ну, я не разделяю вашего мнения, Джон, и считаю нужным сказать вам, что Валентин Гиллуа ненавидит вас и ищет случая убить… без сомнения, открыто, потому что Гиллуа не способен на вероломство.

— Возможно ли?

— Это из верных источников, друг мой.

— Странно… я не знаю этого человека! Не понимаю, за что он может ненавидеть меня?

— Причина мне неизвестна, но он враг ваш.

— Тут кроется подлая клевета, необходимо разъяснить это обстоятельство!

— Непременно, но советую пока остерегаться и не вверяться судьбе. Против нас идет человек хитрый, отважный, могущий располагать равными силами, и, видя в нас неприятеля, не задумается напасть врасплох на лагерь, если представится удобный случай.