Сурикэ - Эмар Густав. Страница 28
— И все-таки ты ничего не понимаешь, — отвечал его товарищ, крутя ус, — я понял, что генерал говорит по-марсельски; кажется, большие господа в Версале не говорят ни на каком другом языке.
Солдаты расхохотались, и разговор на том и кончился.
ГЛАВА VIII. Где положение становится затруднительным
Флибустьеры черепашьих островов говорили, что за демаркационной линией не существует мира с испанцами, и поэтому нападали на них всюду, где могли.
Англичане приняли такую же систему относительно французов в Канаде; таким образом, война никогда не прекращалась; ни договоры, ни капитуляции не имели значения для них, разве только их собственная выгода требовала исполнения поставленных условий. Границы не существовали для англичан, они вторгались на французскую территорию, строили форты среди французских колоний и в случае нужды убивали французских парламентеров, посылаемых к ним для того, чтобы убедить их уважать французские границы.
Они действовали как настоящие флибустьеры, убивали мирных жителей Новой Франции и сжигали их жилища.
Дурная администрация колонии помогала англичанам насколько могла и всеми средствами.
Способ, которым набирались переселенцы в Новую Францию в царствование Людовика XV, делал американскую войну непопулярной, между тем как в Англии война встречалась всеми с сочувствием.
Вольтер даже не боялся писать, что целое столетие война идет в Канаде из-за нескольких акров льда.
Теперь стало известно, чего стоят эти несколько акров покрытые снегом и какие несметные сокровища в них заключаются.
Но англичане, мечтавшие о создании могущественного государства, равного по величине Индии, менее чем через двадцать лет после уступки Канады были жестоко наказаны за свое вероломство и грабительство.
Американцы ненавидели англичан, которых они знали лучше, чем кто-либо другой, так как были с ними одного и того же племени.
«Долг платежом красен»: американцы стремились к свободе, они не хотели переносить ни французского, ни английского ига, не чувствуя в себе достаточно силы, чтобы бороться со своей прежней родиной, они вели двойную игру; они заставили англичан вынимать каштаны из огня, и с их помощью освободились от французов, на которых смотрели как на непрошеных пришельцев.
Когда французы были изгнаны из Канады, американцы, не теряя времени, начали воздвигать батареи против англичан; они вступили в союз с Францией и с ее помощью принудили англичан признать независимость Новой Англии и постыдно сдаться.
Таким образом, американцы воспользовались помощью англичан, чтобы прогнать французов, а потом помощью Франции, чтобы прогнать англичан и остаться хозяевами громадной территории.
Игра была ведена тонко; много времени прошло, прежде чем все поняли эту маккиавеллиевскую интригу, — так искусно американцы умели лгать и притворяться. Несомненно, американцы любят только самих себя; теперь покрывало снято, и девиз Монро — «Америка — американцам» не оставляет более сомнения; но все-таки есть еще много людей с некоторым весом, которые, не зная ничего об Америке и ее политике, продолжают верить в дружбу Соединенных Штатов и говорят об их преданности Франции.
В предыдущей главе мы изложили план кампании, выработанный английским генералом, графом Лондона, который намеревался напасть на французов с четырех сторон.
Монкальм стремился не допустить исполнения этого плана.
Наступление французских войск велось так хорошо, что английская армия, еще не вышедшая с места своей стоянки, даже не знала о нем.
Все английские шпионы, заходившие за французскую оборонительную линию, попадали в руки Тареа, воины которого беспощадно скальпировали и убивали их.
Между тем Монкальм в сопровождении одного только Шарля обогнал армию, с трудом пролагавшую себе дорогу по лесу, почти непроходимому, и болоту, куда ноги уходили по колено.
Главнокомандующий направлялся к фронту Карильон, называемому англичанами Тикондерога, и прибыл туда без приключений; в Карильоне его вовсе не ожидали, но комендант весьма обрадовался его прибытию, так как его начинало тревожить одинокое положение, в котором он находился.
Не теряя ни минуты, генерал — все еще в сопровождении Шарля — отправился с картой в руках осматривать места, с которыми ему было необходимо познакомиться; не прошло и пяти дней, как Монкальм знал все окрестности как свои пять пальцев; карта, доставленная ему Шарлем, была сделана с замечательным старанием и терпением; на ней, как сказал охотник, было обозначено каждое дерево, каждая скала.
— Кончено! — воскликнул главнокомандующий на пятый день около семи часов вечера, опускаясь с наслаждением в мягкое кресло.
Генерал не щадил себя все это время, он все желал видеть сам, хотел во всем убедиться, так сказать, осязательно.
В военных делах нельзя забывать ничего, малейшее нерадение часто влечет за собой страшное несчастье; генерал знал это очень хорошо, поэтому он не решался ни на что, не приняв должных предосторожностей, часто слишком мелочных, но не мог наткнуться на неожиданность; у него, по его словам, лекарство всегда было готово.
Война без шпионов и разведчиков невозможна, генерал всегда должен знать, где неприятель и что он делает; битва, в сущности, не более как игра в шахматы; надо уметь пользоваться предоставляющимся удобным случаем; поэтому Монкальм, оставляя армию, имел секретное совещание с Бесследным, Белюмером и Тареа; он отправил их в разные стороны с приказанием приходить в Карильон, если будут новости, которые ему нужно знать.
— Теперь можно отдохнуть, — сказал генерал. — Работа кончена.
— Уже, генерал?
— Конечно, ваша карта сберегла мне много труда; слава Богу, мой план атаки готов. Когда прибудет армия, я созову военный совет, и мы двинемся вперед.
— Ого! Вы не теряете времени, генерал.
— Ничего не может быть выгоднее неожиданности; неприятель думает, что я еще в Квебеке. Явившись как снег на голову, я докажу ему противное; кстати, есть ли брод между фортом Освего и фортом Онтарио?
— Есть в начале лета, но теперь, в августе, вода по шею.
— Хорошо, все-таки перейдем; в случае нужды я пойду первым, главнокомандующий должен служить примером для солдат.
— Я не спорю, но…
— Обед подан; пойдемте кушать, вы голодны, друг мой Шарль?
— Да, порядочно.
— Я умираю с голоду.
— Если так, пойдемте.
— Где сержант Ларутин?
— Сержант пошел обедать, — отвечал прислуживавший солдат.
— Спасительное занятие! — сказал генерал, смеясь. — Последуем и мы примеру сержанта; скажи ему, чтобы он тотчас привел ко мне охотника, как только тот придет, хотя бы то было ночью.
— Слушаюсь.
Генерал и Шарль с аппетитом принялись за обед.
— Кстати, — сказал генерал, любивший это выражение, — мне говорили о вас, друг мой Шарль.
— Обо мне, генерал?
— Да, и отзывались о вас весьма лестно.
— Это что-то фантастическое, — смеясь, отвечал молодой человек.
— Это говорила особа, принимающая в вас живейшее участие.
— Вы шутите?
— Нет, честное слово, я говорю совершенно серьезно.
— Кто же это, генерал?
— Угадайте.
— Я не знаю никого; вероятно, какой-нибудь охотник вроде меня.
— Вовсе нет, это была дама.
— Дама?..
— Да.
— Я знаю только одну даму: хозяйку Белюмера, и не думаю, чтобы вы говорили о ней.
— Вы скрытничаете со мной, вашим другом; это нехорошо.
— Уверяю вас, генерал…
— Не божитесь, попадетесь.
— Я?!
— Да; я имел разговор о вас в день выступления из Бельвю.
— Из Бельвю? — спросил Шарль, краснея. Генерал сделал вид, что не замечает.
— Я не понимаю, что вы хотите сказать, генерал.
— Будто бы?
— В самом деле.
— Одна прелестная особа; она, по ее словам, вам многим обязана.
— Я не знаю, кто это; разве только мадемуазель Марта де Прэль, придающая слишком большое значение пустячной услуге, которую мне удалось оказать ей; это сделал бы всякий на моем месте, и, может быть, еще больше…