Тайные чары великой Индии - Эмар Густав. Страница 14

— Все это было прекрасно рассчитано, сеньор; вы действовали, как человек с душой и умом.

— Я приступил сейчас же к исполнению задуманного мною плана. К несчастию, независящие от меня причины помешали и задержали приезд моей матери в Новый Орлеан; в тот самый день, когда я хотел действовать, я узнал, что дон Мигуэль вернулся в Луизиану и что неделю тому назад оба молодые люди пропали, и невозможно было узнать, где они находятся. Эта ужасная новость привела меня в отчаяние; удар был жесток; долго моя жизнь была в опасности. У меня сделалось ужасное воспаление в мозгу. В течение двух месяцев я был между жизнью и смертью. Но молодость восторжествовала над болезнью: я вернулся к жизни и страданиям. Благодаря присутствию моей матери в Новом Орлеане, где она и теперь находится, два длинных месяца, в которые я лежал бесчувственным, не были совсем потеряны. Несколько ловких людей, посланные по следам несчастных детей, удачно отыскали их.

Как только я почувствовал себя настолько сильным, чтоб вновь начать борьбу, я принялся за дело. Это тогда я случайно познакомился с доном Бенито Рамиресем, и, благодаря маленькой услуге, которую ему сделал, я удостоился его дружбы и успел заинтересовать его в этом деле. Дон Бенито Рамирес говорил мне о вас, сеньор, как о единственном человеке, который бы мог, если б захотел, спасти ту, которую я люблю, и позволил мне назваться его именем.

Я вам ничего не скажу необыкновенного, сеньор, сказав, что я уже знал о вашей известности и ваше имя; до такой степени вы его возвеличили, вы, простой охотник. Но дон Бенито Рамирес нашел неизбежным подвергнуть меня трехмесячному испытанию, прежде чем дать мне полное уполномочие действовать.

Рожденный в Соноре, привыкший к жизни на чистом воздухе, как и все жители той страны, я уже ознакомился со степями, но мне еще недоставало опытности. Я был очень ловок во всех телесных упражнениях, я хорошо ездил верхом, я имел необходимую ловкость в обращении с оружием, одним словом, у меня были все задатки, чтобы сделаться современным отличным охотником. Испытание было трудное. Мой учитель взял на себя труд ставить меня в самые ужасные положения, предоставляя самому выпутываться из них, как я хотел, издали наблюдая за мною, как он впоследствии мне это рассказал; я так горячо принялся за дело, что эти три месяца стоили трех лет. Теперь я готов на всевозможные испытания и утомления степной жизни; ловкость моя замечательна; моя пуля всегда достигает цели; холод, жар, лишения, как бы велики они ни были, я переношу с одинаковым хладнокровием.

Наконец однажды дон Бенито Рамирес сказал мне: «Теперь, мой друг, вы стали таким, каким я желал вас видеть; идите к Валентину Гиллуа, вы его встретите близ подземного грота Серого Медведя, в утесистых горах; подайте ему этот нож и скажите, что это я вас посылаю к нему». Я послушался его, сеньор, и вот я здесь.

— Вы одно забыли в своем рассказе, дон Октавио.

— Я знаю, что вы хотите сказать, сеньор; вы хотите говорить о моем пребывании у капитана Кильда?

— Да; впрочем, я вас поздравляю, вы так успешно обманули его; но смотрите, берегитесь, негодяй очень хитер; при малейшем подозрении вы пропали.

— Я постараюсь не возбуждать его недоверие, — ответил, улыбаясь, молодой человек.

— Дай Бог! Что бы ни случилось, рассчитывайте на меня. Не зная еще вас, не подозревая еще вашего существования, я уже решился предаться телом и душой спасению этих двух детей. Отец дона Луиса и донны Розарио был мой лучший друг; я поклялся спасти этих детей, а до сих пор я никогда не изменял своей клятве. Знайте же, дон Октавио, что около вас будет более друзей и преданных людей, чем вы подозреваете. Близкий друг семейства Луиса скоро должен к нам присоединиться. Его зовут дон Грегорио Перальта; это он открыл мне все подробности этой ужасной истории; вот уже несколько месяцев мы ходим по пятам человека, которого вы хотите уничтожить. Хотя он до сих пор вывертывался из всего, что мы замышляли, но скоро мы восторжествуем, будьте уверены. В его лагерь ранее нас сумел проскользнуть один из наших друзей; он получил мои приказания. Вы должны его знать по первому моему слову.

— Вы говорите о Блю-Девиле, не правда ли?

— Да; верьте ему вполне; это тем более важно, что, не желая, он может противодействовать нашим предположениям и уничтожить их совершенно.

— Не бойтесь на этот счет, сеньор; Блю-Девиль и я, мы не имеем тайн друг от друга; вы скоро в этом убедитесь.

— Тем лучше. Теперь знайте, что более тридцати охотников преданы делу освобождения донны Розарио. Через месяц нас будет шестьдесят; наши приятели в дороге; но переходы в степях велики, и только через несколько дней они с нами соединятся.

— Если это так, то мы наверное победим! — вскричал дон Октавио с радостью.

— Я надеюсь, что мы успеем, потому что правда за нас; но у нас много препятствий, которые надо преодолеть, много неприятелей, которых надо победить, прежде чем достигнуть цели, которой мы добиваемся. Эти враги уже сильны потому, что они ни перед чем не останавливаются. Два дня только, как я знаю, что человек, чей лагерь я спас, самый ужасный бандит, капитан Кильд, поверенный и правая рука дона Мигуэля Тадео, который сам так удачно скрывает свои следы, что никто не знает, где его найти. Эти подробности я случайно узнал через одного из моих самых верных и хитрых агентов, который служит у него лейтенантом и которого я считал в Соноре. Это Блю-Девиль, на которого, я вам уже указал, вы можете рассчитывать вполне. Но более всего я боюсь дона Мигуэля. Этот человек положительно гений зла; он, должно быть, бродит около нас; но где он? Вот что надо непременно открыть, и я это сделаю. Будьте осторожны, дон Октавио, вы попали в западню. Этот Кильд негодяй, не поколеблется убить вас из-за одной тени подозрения. У нас есть другие враги, это, во-первых, индейцы, потом этот знаменитый вождь Сожженных лесов, Оливье, или Джон Грифитс, это странное сочетание добра и зла, в голове которого преступление равняется доброму делу, и наконец, все бандиты и пираты саванны. Вы видите, что мы идем против сильной партии; я даже подозреваю, что Кильд, дон Мигуэль и Грифитс имеют тайные сношения. Я несколько раз встречал на границе одного дрянного негодяя, который служит у него лейтенантом под именем Маркотет. Этот молодой негодяй мне внушает мало доверия; я даже думаю, что в крайности он согласится и на преступление. Ну, теперь вы предупреждены, молодой человек, — действуйте, смотря по обстоятельствам. Несмотря на все мои усилия, я не мог еще узнать, что замышляет Кильд; есть одна вещь, которая меня путает. Если б он не был давно известен в прерии, я бы мог подумать… но нет, это невозможно, я ошибаюсь!.. Во всяком случае, берегитесь, сеньор; малейшая забывчивость, неосторожность, неловкость, и мы погибли; хотя мы уже давно решили пожертвовать жизнью, но что гораздо важнее, мы погубим тех, кого поклялись спасти! Да, дон Октавио, я счастлив, что узнал вас; вы благородная, честная натура; я сделаю для вас все то, что я сделал бы для родного брата. Главное, уговоритесь с Блю-Девилем, это старый опытный человек; он чувствует близость негодяев, как хорошая собака слышит дичь.

— Еще одно слово об этом, если позволите, сеньор; то, что вы мне сию минуту сказали об этом негодяе Кильде, напоминает мне, что Блю-Девиль уверяет, будто ему удалось, наконец, поднять маску, под который скрывается этот негодяй.

— Неужели? — вскричал Валентин.

— Он мне утверждал, что узнал его вчера ночью, когда, удалившись в свою палатку, капитан, не думая, что за ним подсматривают, сбросил подлый свой костюм.

— А-а! Вот драгоценное открытие.

— Вы можете судить! Он утверждает, что этот бандит называется Гарри Браун, под именем которого опять скрывается другая личность какого-то Корнелио Бустаментэ.

— Бустаментэ! — воскликнул Валентин в волнении. — О, я знаю это имя! Боже мой! Зачем дон Грегорио не здесь? Но терпение!.. Однако прощайте; час нашего расставания настал. Дон Корнелио Бустаментэ! Я не забуду это имя; через два дня мы увидимся.