Тунеядцы Нового Моста - Эмар Густав. Страница 97

— Куда я иду?

— Да!.. Куда вы идете?

— Удостовериться, точно ли вы одни здесь, графиня, и извиниться перед вами, если я ошибся.

— О, напрасно, граф! Вы только нанесете мне лишнее оскорбление, больше ничего! Разве я не давно привыкла к этому?

— О, пожалуйста, графиня, не будем умиляться! Мы друг друга хорошо знаем. Я не стану удостоверяться, есть ли здесь кто-нибудь; я знаю теперь, что мне остается делать.

Графиня как-то странно посмотрела на него и, вдруг бросившись к его ногам, залилась слезами.

— Да, Оливье! Это правда, в твоем алькове спрятаны люди!

— А! Видите, графиня, я знал, что вы наконец задумаете убить меня!

— Оливье! — воскликнула она с надрывающей душу тоской в голосе. — Как ты можешь это говорить? Я хотела убить тебя? Я, которая пришла тебя спасти!..

— Вы лжете!

— Оливье, мужчина, оскорбляющий женщину, — подлец, тем более когда эта женщина была его любовницей!

— Пожалуйста, без громких слов, графиня! Уж теперь-то вам не удастся провести меня.

— Оливье! Презирайте меня, я перенесу это без жалоб, только ради Бога, бегите, спасайтесь! Через час, может быть, будет поздно… Все знают, что вы один из главных реформатских вождей!

Граф с минуту смотрел на нее с холодным презрением.

— Вы все сказали, графиня?

— Все! — прошептала она сдавленным голосом.

— Хорошо; теперь выслушайте меня; мне очень немногое надо вам сказать.

— Говорите! — медленно произнесла она, встав с кресла и кинув на него змеиный взгляд.

— Графиня, есть женщины, которые так низко пали, что оскорблению не пробиться до них сквозь слой грязи, которым они покрыты… Вы одна из таких женщин; я не могу оскорбить вас. Я все понимаю. Вам, неизвестно каким образом, удалось пробраться в мой альков, чтоб иметь удовольствие видеть, как меня зарежут на ваших глазах; вы слышали все, что здесь говорилось. Видя, что ваши замыслы открыты, вы хотели ускорить развязку и попытаться обмануть меня. Но, повторяю, вам больше это не удастся. Благодарите Бога, что вы женщина, иначе я воткнул бы вам нож в грудь! Ступайте отсюда!.. Я вас выгоняю! — прибавил он, презрительно Оттолкнув ее руку.

Графиня слушала его, бледная, дрожащая, неподвижная, как статуя. Почувствовав его прикосновение, она покачнулась, но сейчас же выпрямилась.

— А! Так-то! — закричала она, пронзительно засмеявшись. — Так ты еще всего не знаешь! Да, я пришла убить тебя, но ты умрешь не сразу, а мучительной смертью, понемногу… Бессердечный, бесхарактерный глупец! Возле тебя были ангел и демон, и ты не сумел выбрать между ними! Пока ты будешь умирать, я расскажу тебе твою жизнь, которой ты не знаешь, укажу сокровища любви и преданности, которые ты безвозвратно потерял, чтобы сделаться добычей женщины, ненавидевшей, презиравшей тебя… Эй! Сюда!.. Попробуй теперь защищаться!

Она вдруг с быстротой молнии обвила его за шею обеими руками, чтоб лишить свободы движений.

Но граф знал, с кем имел дело, и держался настороже. Быстро оттолкнув графиню, он отскочил назад.

На зов Дианы из алькова выскочило человек пятнадцать, вооруженных с головы до ног, ожидая только ее приказания, чтобы броситься на графа.

В эту минуту дверь спальни отворилась, и вошел Дубль-Эпе с рапирой в руке и двумя пистолетами за поясом, а в другие двери просунулось лицо Клер-де-Люня, тоже хорошо вооруженного.

Мишель Ферре поспешно снял со стены рапиру и храбро стал возле графа.

Их было четверо против пятнадцати человек, но каждый из них стоил двоих. Из всего, что попало под руку, Клер-де-Люнь и Мишель Ферре устроили баррикаду.

— А капитан? — спросил граф у Дубль-Эпе.

— Не беспокойтесь, он не заставит себя ждать! Все это произошло очень быстро.

— Не троньте только эту женщину! — предупредил их граф. — Она принадлежит мне.

— Бейте их насмерть! — крикнула Диана и выстрелила в графа.

Но рука ее дрожала от злости, и пуля засела в потолке. Это послужило сигналом. Вслед за тем раздалось разом восемь выстрелов со стороны осажденных.

Несколько человек графини упали замертво. Осажденные со страхом увидели, что на место убитых явились еще десять свежих человек; убийцы не могли все разом войти в комнату, и часть их спряталась на потайной лестнице.

— Вперед! — воскликнул граф и со своими товарищами перепрыгнул через баррикаду.

Началась страшная битва. Больше всех отличался Дубль-Эпе; он так размахивал своими рапирами, что около него, казалось, летал блестящий круг. Противники были тоже не трусливого десятка и бились мужественно, а Диана, стоя на кровати графа и ухватившись обеими руками за края полога, смотрела на это, точно какой-то злой ангел, парящий над резней.

Это не могло долго продолжаться. Один из бандитов, главарь, по-видимому, пронзительно крикнул, и его ватага отхлынула в альков. И граф со своими помощниками прыгнули за баррикаду. Они все, кроме Дубль-Эпе, были ранены; раны их были не опасны, но кровь текла сильно; они наскоро перевязали их друг другу.

Уже начинало темнеть. Граф дивился, отчего внизу, в гостинице, ничего не слышат и не идут к ним на помощь. Только что он собирался выразить свое удивление Дубль-Эпе, как за стеной послышался шум.

— Ну, опять за работу! — сказал, смеясь, молодой человек.

И действительно, вслед за тем бандиты опять бросились на них с новой силой; но в это же самое время раздался голос капитана:

— Бей их, бей!

И он явился с несколькими вооруженными людьми позади бандитов.

— Сюда, к нам! — закричал дю Люк.

— Идем, идем! — отвечал со смехом капитан. — Никто из вас не убит?

— Нет еще!

— Отлично! Вперед, товарищи! Хорошенько этих поросят!

Началась страшная резня.

Дубль-Эпе первый выскочил из-за баррикады, и, с силой оттолкнув убийц, взбежал по ступеням алькова.

Он бросил шпагу, которую держал в левой руке, схватил Диану за пояс и, оторвав ее от полога, за который она крепко

хваталась в отчаянии, перекинул себе на плечо, размахивая шпагой, быстрым прыжком очутился снова за баррикадой и бросил девушку к ногам графа.

Бандиты были теперь между двух огней и бились уже только для того, чтобы не быть убитыми.

Видя, что нет спасенья, они стали бросаться из окна, но и там их ждали люди Ватана; все браво 28 были перебиты. Из всей шайки осталась цела и невредима одна Диана.

Хорошенькая комната была вся залита кровью, портьеры и занавеси оборваны, мебель переломана.

— Не знаю, как и благодарить вас, капитан! — произнес Оливье, крепко сжав ему обе руки.

— Да за что, милый Оливье? Дело было горячее, но теперь ваши враги перебиты; не станем же об этом больше и говорить!

— Напротив, капитан, об этом надо говорить! Подобный случай в столице Франции непременно должен обратить на себя внимание публики. Нельзя допускать, чтоб в чужую квартиру вламывались разбойники и убивали граждан без всякого повода к этому. За это непременно должно последовать возмездие.

— Parbleu! Его нетрудно и добиться, граф! Ваш враг в ваших руках. Разбойники делали только то, что им велели сделать за деньги. Вот эта женщина им заплатила; она виновата; отправьте ее вслед за ними.

— Вы не думаете, что говорите, капитан; ведь я тогда совершу преступление еще отвратительнее, тем более по отношению к женщине.

— Да разве это женщина? Это дьявол; если вам противно к ней прикоснуться, так предоставьте мне!

Диана, лежавшая до тех пор на полу в бессознательном состоянии у ног графа, вдруг вскочила.

— Кто вам мешает? — вскричала она со зловещим смехом. — Убейте меня! Ведь выйдя отсюда, я всеми силами буду стараться отомстить вам.

— Можете делать, что угодно, сударыня! — с достоинством проговорил Оливье. — Вы женщина, вы теперь одна, вас некому защитить, это не позволит мне причинить вам какой-нибудь вред, тем более что я вас так глубоко презираю. Ступайте! Я вас прощаю и забываю!

— Но я не забываю, граф де Мовер! Я добьюсь своего!