Вольные стрелки - Эмар Густав. Страница 18

Вопреки обычаю высших мексиканских офицеров нацеплять на себя при каждом удобном случае всевозможное шитье, золотые позументы и прочую мишуру, его костюм отличался суровой простотой, от которой еще более выигрывала его воинственная осанка.

На столе посредине палатки лежала развернутая карта; генерал часто останавливался и наклонялся над ней. Тут же была небрежно брошена сабля и пара пистолетов.

Раздался конский топот, сначала отдаленный, но затем быстро приблизившийся. Часовой у входа в палатку крикнул: «Кто идет?» Всадник остановился, спрыгнул на землю и через минуту перед генералом предстал человек. Это был дон Хуан Мелендес.

— Наконец-то, это вы! — воскликнул генерал, и черты его прояснились.

Но, увидев, что лицо капитана носило следы глубокой печали, он вдруг остановился на полпути к нему, и его с новой силой охватило не успевшее затихнуть волнение.

— О-о! — заговорил он. — Что такое, капитан? Не случилось ли какого несчастья с караваном.

Молодой офицер опустил голову и не отвечал ни слова.

— Что это значит, господин капитан? — продолжал уже гневно генерал. — Может быть, вы онемели?

Капитан сделал усилие над собой и отвечал:

— Нет, генерал, я не онемел.

— Ну, а караван?.. Где караван? — волновался генерал.

— Перехвачен! — глухо отвечал дон Хуан.

— Voto a Dios! — воскликнул генерал, бросая на дона Хуана уничтожающий взгляд, и в невыносимом горе и раздражении топнул ногой. — Караван взят неприятелем, а вы живы и пришли, чтобы передать мне известие об этом?

— Я не мог заставить врага убить себя.

— Вы, кажется… извините меня… — с иронией ответил на это генерал, — не могли даже заставить врага нанести себе царапины.

— Это правда.

Генерал прошелся несколько раз по палатке, гнев и волнение душили его.

— Ну а ваши солдаты, senor caballero, — заговорил он через минуту, остановившись и в упор смотря на офицера, — ваши солдаты… — без сомнения, они разбежались, как трусы, при первом выстреле?

— Мои солдаты все до единого пали в бою, генерал.

— Как! Что вы говорите?

— Я говорю, генерал, что мои солдаты, до последнего, пали в бою, защищая доверенные им государственные деньги.

— Гм! Гм! — переспросил генерал. — Они пали… все?

— Да, генерал, все они пали в кровопролитной схватке. Я один остался в живых, а те пятьдесят храбрых, преданных долгу людей — мертвы.

Последовало короткое молчание. Генерал слишком хорошо знал капитана, чтобы усомниться в его храбрости и верности присяге. Он понял, что тут кроется какая-то тайна.

— Но я ведь послал вам проводника, — сказал он наконец.

— Да, генерал, но этот-то проводник и завел нас в западню, приготовленную инсургентами.

— Con mil diablos! 10 Если этот несчастный…

— Он мертв, — прервал капитан, — я убил его.

— Отлично, но одно обстоятельство остается для меня во всем этом непонятным.

— Генерал, — с воодушевлением воскликнул молодой человек, — хотя караван с серебром и потерян, но битва эта покрыла славой мексиканское имя, честь наша спасена, мы уступили подавляющему превосходству сил.

— Посмотрим, капитан, вы — один из тех людей, которые стоят выше всяких подозрений, людей, которые никогда не решатся запятнать свою честь подлой изменой. Тем не менее, я должен испытать перед лицом всех ваших товарищей вашу верность присяге, и вы должны представить доказательства, что вы, со своей стороны, сделали все возможное, что повелевал вам долг. Расскажите откровенно, без уловок, что произошло, я вам поверю. Расскажите все, не опуская мельчайших подробностей, и я увижу тогда, чего достойны вы — сочувствия в постигшем вас горе или наказания.

— Так потрудитесь выслушать, генерал, но клянусь, если после моей исповеди у вас останется малейшее подозрение как относительно моей верности, так и относительно храбрости и безупречного поведения моих солдат, то на ваших глазах я пущу себе пулю в лоб.

— Говорите сначала, а там мы увидим, что вам следует делать.

Капитан наклонил голову и начал подробное повествование о печальных событиях, пережитых им в прошлую ночь.