Вождь Сожженных лесов - Эмар Густав. Страница 14
— Это всегда было для меня загадкой, я живу с ним почти неразлучно около двадцати пяти лет, в продолжение которых не раз бывали подобные случаи, но Курумилла никогда не ошибался. Я совершенно убежден в том, что все то, что сегодня он сообщил мне, сбудется с математической точностью.
— Но что же, наконец, он сообщил вам?
— Он сказал мне час тому назад, когда мы сидели вместе: не беспокойтесь, Курумилла хорошо видел; донна Розарио в безопасности; сегодня брат мой получит приятные известия и узнает все.
— Он так сказал вам?
— Слово в слово, как я передал вам; эти господа были при этом.
— Это правда, — подтвердили два охотника.
— Отчего же он выразился так неясно?
— Курумилла человек осторожный, он никогда не выскажет того, что, по его мнению, не следует говорить.
— И вы поверили всему этому?
— Вполне. Я знаю, что Курумилла никогда не решился бы обманывать меня; его уста никогда не осквернялись ложью. Неужели вы думаете, что я был бы так спокоен, если бы не полагался на слова вождя?
— Это правда; простите мне мое недоверие.
— Берите пример с меня, мой друг, вооружитесь терпением и спокойно ожидайте, пока сбудутся предсказания вождя; будьте благоразумны.
— Вы совершенно правы; мне совестно за свое малодушие.
— Ну, вот и давно бы так! Я вижу, что вы наконец успокоились.
— О да! Вы не говорили бы таким тоном, если бы ожидали какого-нибудь несчастья; ваше спокойствие внушило мне надежду на счастье, дало мне жизнь!
— Браво! Вот это мне нравится! За ваше здоровье!
— И за ваше также! — воскликнул весело молодой человек. — Вы превосходный доктор и неоценимый товарищ, Валентин; в несколько минут вы вылечили меня от тяжкого душевного недуга.
— От сумасшествия, — подсказал охотник.
Так печально начавшийся завтрак окончился шумными, веселыми тостами и шутками.
Все присутствующие закурили трубки и продолжали оживленный разговор.
В это время в пещеру вошли три человека: Блю-Девиль, гамбусино Навая и Пелон.
— Пелон! — вскрикнул Рамирес, роняя изо рта зажженную сигару.
Навая казался полупомешанным; от радости он не знал что делать: он смеялся и плакал в одно и то же время и каждую секунду душил сына в своих объятиях, повторяя восторженным голосом:
— Сын мой со мною! Мой сын Пелон, мой дорогой сын! Храбрый мальчик, он убил Шакала! Обними меня, дитя мое, еще! еще! как долго мы были в разлуке! Бедный Пелон, он много перенес! он убил Шакала, бандита, немца! Молодец Пелон! Это мой сын, сеньор Валентин! Не правда ли — он вырос, сделался прекрасен и возмужал? Обними своего отца, малютка! твоего отца, который так долго тебя оплакивал!
Потом мало-помалу эти восторженные порывы утихли; гамбусино сел, подпер голову руками, и устремил на сына взоры с выражением безграничной любви, между тем как по его лицу катились крупные слезы, которых он и не думал вытирать.
— Этот молодой человек Пелон сопровождал донну Розарио, — сказал Рамирес, обращаясь к Валентину, — он должен знать, где она находится, не спросить ли его?
— Ему известно, где она теперь находится, — сказал тогда Блю-Девиль, — он не оставлял ее ни на одну минуту. Славный мальчик! Он приехал прямо от донны Розарио, на дороге он встретил Шакала, одного из самых свирепых бандитов капитана Кильда, и, не долго думая, размозжил ему череп выстрелом из своего ружья.
— Он очень рассудительный и красивый молодой человек, — заметил Валентин, который в продолжение нескольких минут молча наблюдал за Пелоном. — Он мне очень нравится и должен быть честный малый.
— Да, — подтвердил Блю-Девиль, — несмотря на свои лета, он заслуживает совершенного доверия.
— Спросите же его, — настаивал Рамирес с раздражением.
— Вы правы, мой друг, я сейчас же расспрошу его, так как нам не следует терять времени. Пойдите сюда, молодой человек, — прибавил он, обращаясь к сыну гамбусино.
— К вашим услугам, милостивый государь, — отвечал молодой человек, подходя и вежливо кланяясь.
— Мне сказали, что вы желаете говорить со мною от имени особы, пославшей вас ко мне?
— Да, милостивый государь, если только вы Валентин Гиллуа.
— Я Валентин Гиллуа, друг мой, говорите.
— Моя госпожа, донна Розарио де Пребуа-Крансе поручила мне вручить вам письмо.
— Как здоровье вашей госпожи, как вы называете ее? — спросил с улыбкой Валентин.
— Ее здоровье превосходно; но не угодно ли вам, милостивый государь, прочесть ее письмо, из которого вы, вероятно, узнаете все, что с ней случилось.
Он вынул письмо из-за пояса, где оно было спрятано, и передал его Валентину.
Искатель следов взял письмо; рука его немного дрожала от волнения, когда он знаком пригласил Пелона следовать за собою к широкому отверстию, которое служило в пещере окном; там он распечатал письмо и начал читать его.
Валентин два раза прочел это письмо; он, казалось, взвешивал каждое слово, изучал каждую фразу; его вечно спокойное и невозмутимое лицо меняло теперь свое выражение каждую секунду.
Его друзья не решались спрашивать, но тем не менее ожидали новостей в каком-то напряженном состоянии.
Наконец, Валентин сложил письмо и, тщательно спрятав его на груди, посмотрел прямо в глаза молодому человеку.
— Скажете ли вы мне правду? — спросил он его.
— Я никогда не лгу, — отвечал молодой человек с достоинством.
— Хорошо, — сказал Валентин, — я вам верю. Правда ли все то, что пишет мне донна Розарио?
— Я не знаю, о чем пишет вам моя госпожа, милостивый государь, но если она сообщает вам в этом письме, что Браун в плену, что она непременно бы погибла без помощи капитана Грифитса, с которой последний подоспел как раз вовремя; что он, по просьбе госпожи моей, постарался снабдить меня всеми средствами, чтобы доставить вам это письмо; что капитан Грифитс человек в высшей степени великодушный и честный охотник и что он обходится с госпожой моей с надлежащим почтением и вежливостью; если моя госпожа писала вам обо всем этом, то я могу поручиться за справедливость этих известий.
Валентин Гиллуа слушал молодого человека с большим вниманием. Когда Пелон окончил, он на минуту задумался, потом положил руку на плечо молодого человека и снова устремил на него свой проницательный взгляд.
— Верю, — сказал он, — что вы не обманываете меня. Вы вместе со мною отправитесь к вашей госпоже.
— Вы доставите ей этим большое удовольствие, — отвечал Пелон с радостью, — ее единственное желание — как можно скорее вас видеть.
— Хорошо; не говорите никому ни слова о том, что знаете относительно вашей госпожи.
Молодой человек поклонился.
Валентин подошел к огню.
— Господа, — сказал он, — донна Розарио находится в безопасности, и я отправляюсь к ней; я надеюсь, что она скоро будет между нами.
Позвольте мне не говорить теперь вам ничего более, потому что я не могу этого сделать. Дон Октавио, друг мой, еще несколько часов терпения, прошу вас об этом во имя нашей дружбы.
— Я повинуюсь, — отвечал грустно молодой человек.
— Всего важнее, чтобы меня никто не сопровождал. Пойдемте, Пелон!
— Вы уводите моего сына! — вскрикнул гамбусино.
— Да, мой друг, — отвечал Валентин, — а разве вы мне не доверяете его?
— Вам? О, сеньор! И отец, и сын всецело принадлежат вам.
Пелон обнял своего отца и последовал за Валентином.
Через пять минут оба отправились полной рысью по направлению лагеря Сожженных лесов.
— Что бы это значило? — пробормотал Рамирес.
— Терпение, — отвечал со смехом Блю-Девиль, который его подслушал.