Золотая Кастилия - Эмар Густав. Страница 19
— Вернемся в Пор-де-Пе, сеньор, — сказал ему мажордом.
— Пойдемте! — ответил дон Гусман глухим голосом.
Не прибавив больше ни слова, он отправился в путь. Бирбомоно шел впереди, прокладывая дорогу.
ГЛАВА XI. Прибытие
Пока Марсиаль, Франкер или дон Гусман де Тудела, как читателю угодно его называть, спешил на свидание, назначенное ему доном Санчо Пеньяфлором, в Пор-де-Пе царило необыкновенное волнение. Среди местных жителей с быстротой молнии распространилось крайне важное известие, и все население, побросав свои дома, с радостными криками хлынуло к гавани, стараясь как можно быстрее добежать до берега.
Действительно, для Береговых братьев событие было чрезвычайно важным. Часовой, выставленный на мысе Мариго, дал знать о приближении шхуны, на которой находились знаменитые флибустьеры, — шхуны, отплывшей уже так давно, что ее считали погибшей или захваченной испанцами в плен и уже не надеялись на ее возвращение; поэтому, повторяем, радость была велика и восторг дошел до крайней степени.
Шхуна при свежем утреннем ветре вошла в гавань с распущенными парусами, и уже легко было узнать Береговых братьев, собравшихся на палубе и весело махавших шляпами в знак благополучного возвращения.
Наконец бросили якорь, подобрали паруса, и граф д'Ожерон, стоявший с своими офицерами на конце пристани и нетерпеливо ожидавший этой минуты, чувствуя, что не в силах сдержать нетерпение, сел в лодку и направился к шхуне.
Его встретил Монбар и протянул ему руку, чтобы помочь взойти на шхуну. Губернатор ухватился за фалрепы и, несмотря на свою тучность, проворно взобрался на палубу.
— Добро пожаловать, господин д'Ожерон, — сказал ему Монбар с дружелюбным поклоном.
— Вам добро пожаловать, — весело ответил губернатор. — Черт побери, если я и считал вас всех на дне моря, то только потому, что ни на минуту не мог предположить, будто вы находились в плену у испанцев; поэтому признаюсь вам, любезный Монбар, вы освобождаете меня от жестокого беспокойства.
— Искренне благодарю вас, милостивый государь. Я вдвойне счастлив видеть вас, так как мне крайне необходимо поговорить с вами, и если бы вы не пожаловали ко мне на шхуну, мой первый визит был бы к вам.
— Гм! гм! — весело заметил д'Ожерон. — Кажется, есть какие-то новости?
— Да.
— Стало быть, ваше путешествие прошло благополучно?
— Превосходно.
— Что же вы привезли?
— Ничего.
— И это вы называете благополучным путешествием?
— Да.
— Коли так, я ничего не понимаю. Надеюсь, вы мне все: объясните.
— И даже сейчас, если вы хотите.
— Еще бы не хотеть! Я приехал именно за тем, чтобы услышать от вас рассказ о вашей экспедиции.
— Стало быть, все к лучшему. Угодно вам спуститься в мою каюту?
— Зачем? Мне кажется, что нам и здесь очень хорошо.
— Да, для того чтобы разговаривать о посторонних предметах, но для того, что я хочу вам сказать, лучше нам быть одним.
— Черт побери! — воскликнул д'Ожерон, потирая руки. — Вы выражаетесь слишком таинственно; стоит ли дело того, по крайней мере?
— Можете судить сами, если согласитесь сойти в каюту.
— Ничего другого я не желаю, но скажите, пожалуйста, каким образом, отправившись на бриге, вы возвращаетесь на шхуне?
— А! Вы заметили, — засмеялся Монбар.
— Кажется, это не трудно.
— Мой бриг был стар, открылась течь, он пошел ко дну, и я был вынужден с некоторыми товарищами искать убежища на Материковой земле.
— Как! На Материковой земле, среди испанцев? Да вы просто бросились в волчью пасть!
— Это правда, но, как вы можете заметить, я оттуда выбрался.
— Трудно было бы представить себе иначе.
— Хорошо, — ответил Монбар с оттенком меланхолии, — но когда-нибудь я останусь там.
— Полноте, вы этого не думаете.
— Кто знает… Но пока что я вернулся цел и невредим. Теперь, если вы изволите, я отведу вас в мою каюту.
— Сделайте одолжение, если вы находите это необходимым.
Губернатор пошел за Монбаром, который отвел его в свою каюту, где посадил за стол, на котором находились ром, лимоны, вода, сахар и мускатные орехи.
Привыкнув к гостеприимству флибустьеров, д'Ожерон без всяких церемоний приготовил себе грог по-буканьерски, между тем как Монбар отвел Филиппа в сторону и коротко приказал ему никого не подпускать к каюте. Молодой человек поклонился дяде, обменялся с ним приветствиями и поспешил на палубу, где первой его заботой было выставить часового у спуска в каюту со строгим приказанием никого не пропускать.
Д'Ожерон и Монбар были уверены, что им никто не помешает и что их никто не подслушает, поэтому они могли говорить о своих делах без опаски.
Монбар первым начал разговор, слегка пригубив из стакана.
— Любезный граф, — сказал он, — вы по-прежнему питаете ко мне доверие?
— Самое неограниченное доверие, друг мой, — не колеблясь ответил губернатор. — Но для чего, позвольте спросить, вы задаете мне этот странный вопрос?
— Потому что, хотя я и был уверен в вашем ответе, но все же чувствовал необходимость услышать его лично от вас.
— Раз так, вы, должно быть, остались довольны?
— Совершенно.
— Ваше здоровье!
— Ваше здоровье!
Они чокнулись стаканами.
— У меня была еще одна причина, — продолжал Монбар.
— Неужели вы думаете, что я об этом не догадался? Какая же это причина?
— Я хочу предложить вам невозможное дело.
— Для вас нет ничего невозможного, Монбар.
— Вы думаете?
— Это мое убеждение.
— Благодарю. Тогда дело устроится само собою.
— Однако вы считаете его невозможным?
— Позвольте мне прежде напомнить вам о разговоре, состоявшемся у нас до взятия Тортуги.
— Напомните, время у нас есть.
— Я сказал вам тогда, если вы помните, что наше общество, основанное на прочном основании, могло заставить дрожать испанское правительство и что, если мы захотим, мы будем так сильны, что уменьшим, если не уничтожим совершенно испанскую торговлю в американских колониях.
— Вы действительно говорили это, и я так хорошо понял важность ваших слов, что настаивал как можно скорее овладеть Тортугой, превосходным стратегическим пунктом, чтобы держать неприятеля в страхе.
— Именно. Мы и взяли Тортугу.
— Да, и, клянусь вам, испанцы не отнимут ее у нас — по крайней мере пока я буду иметь честь быть вашим губернатором.
— Я в этом убежден. Но теперь, кажется, настала минута нанести сильный удар.
— Посмотрим, — сказал д'Ожерон, попивая грог. — Судя по вашим намекам, дело обещает быть серьезным.
Монбар расхохотался.
— От вас ничего не утаишь, — заметил он.
— Говорите же и не тревожьтесь.
— Говорить все откровенно?
— Разумеется!
— И вы не обвините меня в сумасшествии или в грезах наяву?
— Ни в том, ни в другом. Напротив, я считаю вас человеком очень серьезным, который, прежде чем решится на какую бы то ни было экспедицию, старательно рассчитает все последствия.
— Хорошо. Если так, слушайте меня.
— Я весь превратился в слух.
— Как я уже говорил вам, лишившись своего брига, я укрылся на Материковой земле. Знаете, в каком месте случай заставил меня высадиться?
— Нет, не знаю.
— В двух лье от Маракайбо.
— Я знаю эти берега; кроме испанцев, их посещают дикари. Вам, верно, пришлось преодолеть немало затруднений, любезный Монбар!
— Нет; как только я высадился на землю, я встретился с вашим племянником Филиппом, который спрятал свою шхуну где-то на берегу.
— Что он мог там делать?
— Не знаю, и, признаюсь, я даже не спрашивал его об этом.
— А я его спрошу.
—Это ваше дело… Тогда мне пришла в голову одна мысль.
— Не могу сказать, что это удивляет меня, — заметил губернатор, весело кланяясь Монбару. — Но что же это за мысль? Она должна быть крайне решительной — или я сильно ошибаюсь.