Золотая Кастилия - Эмар Густав. Страница 25

ГЛАВА XIV. Обед у д'Ожерона

После продолжительного разговора с донной Кларой — разговора, предмет которого остался тайной даже для Бирбомоно, давнего верного слуги своей госпожи, — Монбар вышел из гостиницы и отправился к д'Ожерону, у которого обещал быть на обеде.

Как мы уже говорили, все Береговые братья очень уважали губернатора; они любили его и немного побаивались. Его дом считался самым известным и популярным в колонии. Обеды у него были великолепны, и общество избранное.

Д'Ожерон, отпрыск старинного дворянского рода, умел принимать прекрасно, обладая способностью с необыкновенным тактом собирать за своим столом людей, любивших и уважавших друг друга, что было нелегко в краю, где общество состояло по большей части из отверженцев европейской цивилизации, мятежные натуры которых отказывались подчиняться даже самому легкому нажиму.

Надобно отметить странность положения д'Ожерона среди всех этих непокорных людей, не совсем охотно покорявшихся его званию королевского наместника и готовых каждую минуту возмутиться против самой простой его воли.

Требовались вся энергия этого человека и его глубокое знание нравов флибустьеров, с которыми он долго жил и ответственность за последствия дерзких экспедиций которых разделял с ними, чтобы удержаться в Пор-де-Пе и не компрометировать важное дело, вверенное ему королем.

Монбар с чрезвычайной вежливостью был принят д'Ожероном и нашел у него главных предводителей флибустьеров, которые, горя нетерпением увидеться с Монбаром, поспешили явиться на зов губернатора.

Несмотря на строго соблюдаемую тайну, старые соратники Монбара так хорошо знали его выдающиеся способности и закоренелую ненависть к испанцам, что не без оснований предполагали, будто его продолжительное отсутствие на Тортуге должно скрывать серьезные намерения и что экспедиция, какие умел устраивать один только этот знаменитый флибустьер, последует в самом скором времени, не заставив себя ждать.

Надо сказать, что уже довольно долгое время экспедиции флибустьеров не приносили удачи: все их планы расстраивались, хотя никто не знал причины. Враги, которых думали захватить врасплох, всегда были настороже, и каждый раз приходилось возвращаться с набегов с разбитыми судами и командой, уничтоженной испанской картечью.

Флибустьеры, привыкшие тратить деньги, добытые грабежом, не считая, начинали ощущать все больший недостаток в средствах; им было просто необходимо захватить какую-нибудь богатую добычу, поэтому они приняли Монбара с громкими радостными восклицаниями и распростертыми объятиями.

Обед прошел весьма достойно, в дружеских разговорах д'Ожерона с гостями, однако против обыкновения губернатор не заставлял флибустьеров пить. Монбар был очень сдержан, на вопросы отвечал уклончиво, казался озабочен, ел мало и забывал каждую минуту, что перед ним стоит полный стакан.

Береговые братья заметили странности в поведении Монбара и угадали по этим верным признакам, что мысли их товарища занимает какое-то важное дело. Они были рады этому, хотя сгорали от нетерпения услышать его объяснения.

Когда на стол поставили десерт, д'Ожерон сделал знак и слуги тихо вышли, плотно затворив за собой дверь. Гости остались одни. Их было девять человек, считая губернатора: Монбар, племянник губернатора Филипп д'Ожерон, Пьер Легран, кавалер де Граммон, Олоне, бывший работник Монбара, который, как тот и предсказывал, сделался одним из самых страшных флибустьеров Тортуги, капитан Дрейк, Польтэ и англичанин Морган, недавно приехавший с Ямайки, где он находился продолжительное время.

— Господа, — сказал д'Ожерон, — вот ликер, трубки, табак и сигары; прошу вас.

Все протянули руки и взяли трубки и сигары, кто что хотел. Губернатор встал, сделал два-три шага по зале, потом отворил двери, и все увидели в коридоре Тихого Ветерка, Данника, Мигеля Баска и Питриана, которые сидели на стульях и курили.

— Вы видите, что нас хорошо караулят, — заметил губернатор, опять усаживаясь за стол, — и, по крайней мере, на этот раз мы можем говорить о делах, не боясь, что наши слова дойдут до чужих ушей.

Флибустьеры одобрили эту меру предосторожности, которая, очевидно, предваряла серьезный и, следовательно, важный для них разговор.

— Однако, — продолжал губернатор, — я советую вам не слишком повышать голос; стены здесь не очень толстые, а кто знает, сколько шпионов подслушивают нас.

Монбар схватил бутылку, стоявшую перед ним, наполнил стакан до краев, не обращая внимания на пролитую жидкость, которая оказалась ромом, и, поднеся его к губам, сказал:

— Братья, я пью за самую достославную экспедицию, какую когда-либо предпринимали флибустьеры, экспедицию, которую мы совершим вместе с вами, если вы сочтете меня достойным командовать вами, — словом, я пью за нашу ; месть испанцам. Отвечайте же на мой тост!

Поднеся стакан к губам, он опорожнил его до последней капли.

— За нашу месть испанцам! — закричали флибустьеры, по примеру Монбара залпом опорожняя свои стаканы.

— Ага! — весело произнес Пьер Легран. — Похоже, он что-то задумал.

— Монбар всегда полон идей! — воскликнул Олоне, потирая руки.

— Кажется, я хорошо сделал, что вернулся, — заметил Морган.

— Господа, — призвал присутствующих губернатор, — Монбар хочет говорить. Прошу вас, выслушайте его.

— Тем более, что, вероятно, дело стоит того, — весело прибавил Польтэ.

— Послушаем! Послушаем! — закричали флибустьеры. Монбар поднял руку. В зале как по волшебству воцарилось полное молчание.

— Братья, — начал Монбар, — прежде всего, позвольте мне от всей души поблагодарить вас за то сочувствие, с которым вы встретили мое возвращение, хотя я впервые возвращаюсь без добычи и без единого испанца, повешенного на мачте. Эта перемена должна была заставить вас призадуматься и предположить, что у меня есть большие планы. Если так, вы не ошиблись, друзья, у меня есть далеко идущие планы, настолько грандиозные, что я с трудом осмеливаюсь говорить о них, хотя обдумываю их уже более двух месяцев, взвешивая все за и против.

При этих словах внимание флибустьеров удвоилось; тончайший писк комара не остался бы незамеченным в этой зале, где, однако, собрались девять человек.

— Я хочу, — чеканил слова Монбар, — хочу, слышите ли вы, так блистательно отомстить испанцам, чтобы воспоминание об этом мучило их по прошествии целого столетия и чтобы внуки их дрожали от страха при одном только упоминании о Береговых братьях. Множество событий произошло за время моего отсутствия; многие наши братья, и среди них самые знаменитые, преданные шпионами, пробравшимися к нам и проникшими даже на самые тайные советы, попали в ловушки и нашли бесславную смерть, потому что испанцы считают нас разбойниками и обращаются с нами, как с разбойниками. Клянусь вам, все наши братья будут беспощадно отомщены! Каждая капля их крови будет искуплена бочкой крови наших врагов.

Несмотря на увещевания д'Ожерона, речь оратора была прервана неистовыми криками флибустьеров. Подстрекая их ненависть к испанцам, Монбар задел самые чувствительные их струны.

Когда волнение, вызванное словами грозного флибустьера, понемногу улеглось, Монбар продолжал:

— На этот раз я намерен не просто предпринять экспедицию, а развязать войну, самую настоящую беспощадную войну. Хотите следовать за мной?

— Да! Да! — вскричали все с восторгом.

— Хоть в ад, если будет нужно, ей-Богу! — прибавил Олоне.

Филипп, единственный, кто знал, к какой цели стремился Монбар, приложил руку к сердцу, чтобы сдержать его биение. Ему с трудом удавалось скрывать радость, переполнявшую его душу, ведь успех экспедиции значил для него соединение с доньей Хуаной, а до остального ему мало было дела.

— Итак, братья, мы отправимся все вместе, каждый из нас примет под свое командование судно.

— Но нас всего восемь человек, — не мог не заметить Пьер Легран.

— Ошибаешься, брат, нас будет четырнадцать.