Врата Мёртвого Дома - Эриксон Стивен. Страница 149

– Я не рабыня, – жестко произнесла Фелисин. «И я больше не продаюсь».

– Сильный запах лимона заставляет мои слепые глаза слезиться, – прошептал Гебориец. – Я чувствую жадность, однако здесь нет ничьей злой воли…

– Согласен, – произнес Кульп у него за спиной. – Его носильщики – здоровые живые люди. Однако они как-то странно заторможены.

– Вижу, вы раздумываете. Ну что же, я рукоплещу тем людям, которые знают – предосторожность превыше всего. А что касается моих слуг, то они действительно знавали лучшие времена. Однако они безвредны, я уверяю вас.

– Каким образом вам удается противостоять Вихрю? – выкрикнул Кульп.

– Я не противостою ему, сэр! Я верующий и очень скромный человек. Просто богиня даровала мне свободу перемещения, поэтому я и пребываю в полном умиротворении. Перед вами сидит настоящий купец, и мое единственное на сегодня занятие – найти себе покупателя, которому понадобятся мои волшебные штучки. На самом деле я возвращаюсь в Пан'потсун после выгодного дельца, которое удалось провернуть в повстанческом лагере Ша'ики, – мужчина улыбнулся. – Я узнаю в вас малазан, а они не являются для меня врагами. И вообще жестокое возмездие не находит отклика в моей душе – я вас уверяю. По правде сказать, мне очень приятна ваша компания, так как эти слуги просто озабочены возможностью смерти, и поэтому постоянно капают мне на мозги.

Следующий жест заставил слуг поставить носилки на землю. Двое из них моментально достали из-под сиденья инструменты и принялись разбивать лагерь. К удивлению Кульпа, их движения были небрежными и ленивыми. Другая пара подошла к хозяину и помогла ему подняться.

– Самый сильный раб находится вон там, – отдуваясь, проговорил купец. – Видите этот деревянный ящик? Его несет слуга, которого я зову Шишка. Шишка! Поставь его на землю, беспокойный глупец. Шишка – глупышка… Ха-ха-ха. И перестань крутить его, а то еще перетрудишься, и твои гнилые мозги совсем расплавятся! Да-да! Безрукий кретин! – в тот же момент глаза мужчины уставились на Геборийца так, будто он только что его заметил. – Кто же совершил такое ужасное преступление? Увы, ни одна из моих мазей не способна на такой эффект… Я не смогу вернуть вам руки.

– Пожалуйста, – произнес бывший священник, – не стоит жалеть о моих физических недостатках. Подумайте лучше о себе. Мне не нужно абсолютно ничего, однако ваше укрытие от ветра, не скрою, весьма кстати.

– Ваша история ухода из монастыря весьма печальна, бывший священник Фенира, поэтому я не буду проявлять любопытство. А вы, – мужчина повернулся к Кулыгу, – простите, принадлежите не к Пути Меанаса?

– Да вы знаете гораздо больше, чем простой продавец волшебных безделушек, – пробормотал Кульп, и его лицо потемнело.

– Долгий жизненный опыт, великодушный господин, – произнес мужчина, преклоняя голову, – и ничего более, уверяю вас. Я посвятил свою жизнь магии, однако ей ни разу так и не воспользовался. Годы подарили мне определенную… чувствительность, вот и все. Примите мои извинения, если чем-то вас обидел, – он протянул руку и легко ударил одного из своих слуг – Эй, ты, какое имя я дал тебе?

Фелисин уставилась на молодого человека, который улыбнулся своими иссушенными губами и тихо произнес:

– Моллюск. Хотя когда-то меня называли Айрин Тхалар…

– О, заткнись о своем прошлом! Сейчас ты Моллюск.

– Но у меня была ужасная смерть…

– Заткнись! – выкрикнул хозяин, и его лицо внезапно потемнело.

Воскресший слуга обиженно замолчал.

– А сейчас, – продолжил, тяжело дыша, купец, – найдите нам прекрасного фаларисского вина – нужно отметить прибытие самых вежливых гостей империи.

Слуга удалился. Другой носильщик посмотрел ему вслед иссушенными глазами и прошептал:

– Твоя смерть ничем не могла сравниться с моей…

– Храни нас Семеро Святых! – прошептал купец. – Я умоляю вас, маг, наложите на этих тупых оживших тварей заклинание молчания. Я заплачу имперскими джакатами, причем очень хорошо.

– Подобная просьба находится за пределами моих собственных возможностей, – пробормотал маг.

Глаза Фелисин сузились на боевом маге. «Это же явная ложь».

– Ну, хорошо, – вздохнул мужчина. – Святые небеса, я же до сих пор себя не представил. Меня зовут Навахл Эбур, скромный купец святого города Пан'потсуна. А как вы хотите, чтобы называли вас?

«Странная постановка вопроса».

– Меня зовут Кульп.

– А я Гебориец.

Фелисин не проронила ни слова.

– Ну, а девушка пока стесняется, – произнес Навахл, снисходительно оглядывая девушку с ног до головы.

Кульп присел на большой деревянный ящик, расслабился и закрыл глаза.

– Чаши из белой глины с восковыми печатями, – произнес купец.

Где-то в отдалении продолжал завывать ветер, и желтые горсточки песка порой залетали им под ноги. Гебориец со свойственной слепым людям осторожностью присел на большой полуразрушенный валун. На лбу отпечаталась какая-то неясная тревога, а татуировки под большим слоем пыли значительно побледнели.

Кульп подошел к Фелисин, держа в руке кубок.

– Это целебное средство, – подтвердил он, – причем довольно сильное.

– А почему ветер совсем не тронул твоей кожи, маг? Гебориец вовсе не закрывал тебя…

– Не знаю, девушка. Я держал свой Путь открытым – возможно, этого было достаточно.

– А почему ты не распространил воздействие Пути и на меня?

Обернувшись, он пробормотал:

– Я полагал, что именно так и будет.

Лечебное средство было прохладным. Оно практически поглощало в себя боль. Кожа мгновенно покрылась словно каким-то бесцветным налетом, а раны мгновенно затянулись. Кульп нанес средство туда, куда не могла достать сама Фелисин, и, когда в кубке оставалась еще половина содержимого, девушка ощутила себя полностью здоровой. Почувствовав огромную усталость, она опустилась на песок.

В то же мгновение перед глазами появился фужер вина со сломанной ножкой. Навахл вновь улыбнулся.

– Это восстановит твои силы, тихая девочка. Ласковое течение подхватит тебя, и ты забудешь обо всем плохом. Вот, пей, моя дорогая. Меня очень заботит твое хорошее самочувствие.

Девушка приняла фужер.

– Но почему? – спросила она. – Почему тебя так заботит мое самочувствие?

– Потому что человек с моим состоянием способен очень много для тебя сделать, дитя. А ты, если захочешь, наградишь меня по-своему. И знай, я самый добрый.

Фелисин проглотила глоток терпкого, прохладного вина.

– А теперь ты?

Мужчина торжественно кивнул, его маленькие глаза заблестели.

– Конечно, я обещаю.

«Только Худу известно, какую глупость я могу сейчас совершить. Богатство и комфорт, непринужденность и выполнение всех желаний. Дурханг и вино. Подушки, на которых можно лежать…»

– Я ощущаю в тебе огромную мудрость, моя дорогая, – произнес Навахл, – поэтому не собираюсь давить. Вполне естественно, что ты сама способна принять верное решение.

Неподалеку были разложены постельные скатки. Один из воскресших слуг начал суетиться вокруг лагерного костра, предназначенного для приготовления пищи. Случайно он подпалил себе рукав от рубахи, однако на это никто не обратил никакого внимания.

Вокруг лагеря быстро сгущалась темнота. Навахл отдал команду зажечь свет, и слуги расположили десяток светильников по огромному кругу. Один из помощников постоянно стоял около Фелисин и доливал фужер после каждого глотка. Тело этого создания выглядело неприятно: оно было дряблым, а бледные руки оказались покрыты глубокими зияющими ранами, причем нигде не было видно ни капли крови. Вдобавок, все зубы этого человека оказались выбитыми.

Фелисин подняла на него взгляд и, подавив отвращение, злобно спросила:

– Ну и как же ты умер?

– Это было ужасно.

– Но как?

– Мне запрещено об этом что-либо говорить. Я умер ужасно – под стать одному из самых любимых кошмаров Худа. Все происходило очень долго, но в то же время и крайне быстро – вечность длиной в мгновение. Осознав произошедшее, я оказался крайне изумлен. Маленькая боль, за ней большая боль, поток, темнота, слепота…