Дитя пламени - Эллиот Кейт. Страница 134

Двупалый погасил факел. Уже было достаточно светло, и Алан заметил, как Двупалый положил наполовину сожженный факел рядом с другими на полку, высеченную в покатой стене, какие-то из них были новые, остальные такие же, как этот, полусожженные. Из узкого тоннеля они вышли на морской берег, такой длинный, что ни с одной стороны Алан не смог увидеть его края. Свинцовые облака сгустились на небе. На горизонте бушевал шторм. Ветер обжег его пальцы, словно змея еще раз вонзилась в искалеченную руку. Ярко-красные полосы бежали по локтю, предплечью, но там, где была закреплена повязка скролинов, они внезапно исчезли, будто их отрезали.

— Позволь мне взглянуть, — сказала Адика более настойчиво. Он протянул ей руку. Там, где ее пальцы осторожно касались его кожи, боль вспыхнула с новой силой. Он отвернулся, не желая смотреть на ужасную опухоль, побелевшую в тех местах, где она надавила на нее, будто эти участки руки уже погибли и разлагались.

Горе и Ярость бросились бежать вдоль берега, охотно разминая уставшие лапы. Многие тоннели выходили из этого утеса на морской берег. На отмели стоял корабль, но водные потоки не доставали до него: гладкие изгибы и белесая, сверкающая древесина.

Заметив, как пристально он смотрит на корабль, Адика заговорила, продолжая осматривать рану. В каком-то смысле ее голос, сухо излагающий факты, отвлек его от боли и от страха того, что может сделать змеиный яд.

— Только Проклятые умеют строить такие корабли, красивые, словно звезды на небе, и прочные, так что можно уплыть на другой край земли. На таких кораблях Проклятые пересекают морские просторы. Они прибыли с запада много поколений назад, во времена правления древних королев. Здесь, в землях людей, они создали новую империю на человеческих костях и человеческой крови.

— О Боже, смотри. — Он задохнулся от боли, когда Адика прикоснулась к самой ране.

За некоторое время до них здесь появлялся феникс. Корабль не горел, но пылали натянутые паруса. Огонь слегка опалил доски, но в целом они остались нетронутыми. Мертвые тела были разбросаны по пляжу, подобно выброшенному на берег мусору.

Даже злейший враг не заслуживает такой смерти — быть растерзанным на части и пылать в огне.

— Я сделаю тебе припарку, — сказала Адика, отпуская его руку.

— Куда улетел феникс? — встревоженно спросила Лаоина и пошла по берегу собирать оружие убитых.

Что это за движение на песке? Алан поспешил вперед и присел около тела. Он был один среди двух дюжин воинов из небольшого отряда, совершавшего набеги, все они были вооружены бронзовыми копьями и мечами, на внешней стороне деревянных щитов был прикреплен бронзовый лист, на котором были выбиты замысловатые сцены битв.

Грозные бойцы, только теперь они все были мертвы.

Человек застонал, послышались какие-то булькающие звуки. Его шлем с гребнем был наполовину сорван с головы, разорванная маска волка сбилась на сторону, но смертельная рана поразила его тело, когда острые когти птицы впились ему в грудь и проткнули легкие.

— Бедная, страдающая душа. — пробормотал Алан, присаживаясь рядом с ним на колени. Его гордый профиль чем-то напоминал ему принца Сангланта: тот же бронзовый цвет лица, высокие, широкие скулы, глубоко посаженные глаза, хотя глаза этого человека, словно у оленя, были бездонно-карими. Несмотря на многочисленные раны, он прошептал проклятия, еле двигая окровавленными губами, когда увидел, что Алан склонился над ним, и странным образом Алан почувствовал, что понимает его, этого преданного солдата, не сдающегося до самого конца: «Пусть вы сегодня убили меня, но вам никогда не победить мой народ, вражеское отродье».

— Тише, — произнес Алан. — Надеюсь, ты обретешь покой, брат…

Лаоина подошла к нему и вонзила копье в горло умирающему воину.

— Саанит! Пусть он умрет! — Она плюнула на лицо Проклятому.

Алан поднялся.

— Разве есть необходимость обращаться с ним жестоко, когда он уже умирает?

— Ты считаешь, быстрая смерть — это жестокость? Все же такая смерть лучше, чем уготованная их рабам-людям!

— Да, они поступают так, но это не значит, что мы должны стать такими, как они! Если мы позволим превратить себя в дикарей, тогда мы проиграем гораздо больше, чем одну битву! Если мы забудем, что значит быть милосердными, мы станем такими, как дикие животные. — Здоровой рукой он махнул в сторону мертвых тел, оставленных фениксом. Кровь пропитала песок вокруг них, и тоненькие кровавые струйки бежали в сторону моря, теряясь в волнах прибоя.

Лаоина воткнула копье в песок, очищая его от следов крови. Когда она подняла глаза, то встретила его взгляд, настороженно-почтительный.

— Быть может, в твоих словах и заключается правда. Но все же они должны умереть. — Вдруг она вспыхнула, взглянув на его раненую руку.

— Я не умру, — пообещал он ей. Но внезапно вспомнил Лавастина и то, как проклятие Кровавого Сердца постепенно превратило графа в камень. Когда Алан прикасался к своим распухшим, горящим пальцам, они нестерпимо болели, но он все еще чувствовал кость, плоть и кожу. Даже повернуть запястье было невыносимо больно, так что он чуть не терял сознание. Но он не обратился в камень.

Море шипело, волны накатывали на берег и отступали назад, оставляя на песке белую пену.

— Эй! — У подножия утеса Двупалый вырвал куст, за которым скрывался вход в пещеру.

Алан внимательно следил, не приближаются ли к ним незваные гости, в то время как остальные доставали из укрытия небольшую лодку, глубокую, с обшитыми внакрой бортами, управляемую с помощью весел — с каждой стороны по четыре углубления под весла, и единственной мачтой. Они протащили ее по песку и спустили на воду, после чего погрузили все их вещи и собранное оружие в качестве балласта. Алан громко свистнул, и на его зов тут же прибежали собаки, нетерпеливые и отдохнувшие, и забрались к ним в лодку.

Двупалый развязал восемь плотных веревок, закрепленных на крюках впереди, и бросил их все по одну сторону. Сам он устроился на носу лодки. И пока лодка покачивалась на набегающих волнах, достал из мешка костяную флейту и начал играть.

Сначала они появились, подобно ряби на гладкой поверхности воды. Два существа показались над волнами, их тела блестели, а пена расходилась вокруг них кругами. У них были лица, по форме своей отдаленно напоминающие человеческие, во рту виднелись острые зубы, как у хищников. Кожа, покрывающая их лица, плечи и туловища, была блестящая, гладкая и бледная, словно прозрачная. Один из них стремительно нырнул обратно, ударив по воде сильным, мускулистым хвостом.

Алан смотрел, не отрываясь.

— Он вызвал мерфолков! Никогда не думал… — Он пошатнулся, поскольку лодка начала раскачиваться у него под ногами. Сколько времени прошло с тех пор, как он видел во сне Сильную Руку?

Но он был мертв, разве не так? Мертвые не могут видеть сны, и он больше не думал о Сильной Руке с тех пор, как шаман-кентавр принесла его к Адике. В любом случае, вглядываться сейчас в толщу воды — все равно что вновь мечтать и вспоминать Сильную Руку.

Если он уже был мертв, то никак не мог умереть вновь даже от укуса ядовитой змеи. Алан засмеялся, обнял Адику за плечи и развернул ее так, что смог поцеловать в щеку.

— Кажется, от яда ты повредился рассудком, — пробормотала Лаоина.

Нехорошее предчувствие, одолевавшее Адику, было настолько же сильным, как соленый запах моря, но она слишком практично смотрела на многие вещи, чтобы начать сейчас просто стонать и плакать. Она присела в лодке и стала что-то искать в своем мешке, пока Двупалый продолжал играть на флейте, звуки которой заставляли мерфолков неохотно кружиться около лодки.

Приплыла еще пара мерфолков, затем еще одна, как вдруг лодка покачнулась под Аланом, так что он резко сел на деревянный настил и здоровой рукой схватился за борт. Его посох болтался на корме, и Алан едва успел удержать его, прежде чем он оказался бы в воде. Собаки улеглись на дно лодки, жалобно скуля. Лаоина тихо шептала какие-то слова, будто бы молилась, и с удивлением, смешанным с ужасом, смотрела, как мерфолки схватили веревки в когтистые лапы и под звуки флейты Двупалого начали тянуть лодку в сторону моря.