Дитя пламени - Эллиот Кейт. Страница 45

Могло ли такое быть, что Господь возжелал напомнить людям, что войне нет места в Покоях Света? Основой войны было железо, из которого изготавливалось все оружие. В конце концов, именно железным мечом Повелительница Битв нанесла смертельный удар.

И все же если эти люди ничего не знали о войнах, то зачем так усердно они укрепляли свою деревню?

Наблюдая за тем, как медленно Алан обтесывает кору с деревьев, Кэл просто изнывал от нетерпения, показывая, что ему лучше вернуться к вырубаемым деревьям, а здесь он сам закончит. Тости закричал на Кэла, но Алан, не меняя добродушного выражения лица, тут же поменял тесло на топор. Они с Уртаном осмотрели несколько молодых буков и подобрали четыре, наиболее подходящие для ограждения.

Алан измерил расстояние, чтобы падающее дерево ничего не зацепило, и начал рубить. Первый взмах топором оказался настолько неудачным, что Алану пришлось отскочить назад, чтобы не пострадать самому. Из-за дерева показался человек и, сыпля проклятиями, с силой ударил топором. Полетели щепки, и топор глубоко вошел в дерево.

Пораженный, Алан не знал, что делать. Мужчина обернулся и вызывающе посмотрел на него, всем своим видом выражая отвращение. Это был тот человек, который угрожал ему вчера, он отзывался на имя Беор. Он был столь же высок, как и Алан, но гораздо шире в плечах, казалось, что своими огромными ручищами он мог стирать камни в порошок.

Вокруг них все замерли в безмолвии; из леса вышли еще двое людей, которых Алан тоже узнал. Они стояли и смотрели друг на друга, никто не двинулся, чтобы вмешаться. Если бы, как раньше, чувства его были обострены кровной связью с Пятым Сыном, который принял имя Сильная Рука, он услышал бы треск земли под тяжестью сраженного Беора, тогда как его противник, готовый нанести последний удар, ощутил бы, словно некий запах, его гнев и зависть. Но сейчас он не мог почувствовать присутствия Сильной Руки, всплывшего в памяти; осознав это, он ощутил странную опустошенность и слабость, наполнившую его сердце. Неужели и эти кровные узы отдал он волшебнице-кентавру или просто утратил связь с Сильной Рукой, поскольку кровь не могла превозмочь смерть?

И все же зависть и гнев легко читались в позе мужчины, в выражении его лица. Ярость, негромко рыча, подалась вперед и села рядом с Аланом.

Алан шагнул к дереву, выдернул топор и предложил его Беору, который, немного поколебавшись, грубо выхватил его из рук Алана.

— Вы хорошо управляетесь с топором, — сказал он вызывающе, — а я только недавно научился держать его в руках, но все-таки собираюсь завалить это дерево, поэтому прошу вас отойти в сторону и не мешать мне.

И специально повернулся спиной к этому человеку. Под неотступными взглядами других работающих первые его удары вышли довольно неуклюжими, но он упорно продолжал рубить, даже когда Беор принялся отпускать оскорбительные шутки по поводу отсутствия у него способностей и элементарных навыков в обращении с топором. За что Беор так его ненавидит?

Вскоре остальные вернулись к своей работе. Алан спиной чувствовал присутствие Беора, огромного и враждебного настроенного. Одним ударом он мог повалить Алана на землю; раскроить ему голову или нанести серьезные раны сильными ударами по спине.

Но это было неважно. Алан продолжал рубить, наконец дерево заскрипело, застонало и повалилось на землю. Беор был настоль поглощен созерцанием его жалких попыток, что вынужден был отпрыгнуть назад, чтобы дерево не придавило его. Уртан саркастически прокомментировал произошедшее, но никто не засмеялся. Либо они настолько боялись, либо уважали Беора, чтобы смеяться над ним.

Важно было знать силы противника. Вот почему он потерял графство Лавас: он не мог даже представить себе всю глубину зависти и гнева Жоффрея, которые тот испытывал. Смог бы он сохранить графство и завоевать благосклонность Таллии, если бы действовал иначе?

И все же что за польза в том, чтобы бередить рану, не лучше ли оставить все как есть и дать ей возможность потихоньку зарастать? Графство Лавас теперь принадлежало дочери Жоффрея. Таллия сама оставила его. Он вынужден был дать ей уйти.

Кэл начал обтесывать только что срубленный бук, а Алан приступил к новому дереву. Вскоре Беор скрылся из виду, Уйдя работать в другое место, но все же время от времени Алан чувствовал на себе его взгляд, который, словно отравленная стрела, впивался ему в спину. Но он не удостаивал зависть Беора своим ответом. Он лишь продолжал упорно работать.

Когда день начал клониться к вечеру, они привели волов, чтобы погрузить и отвезти подготовленные бревна в деревню. Он шел к деревне и чувствовал, как капли пота, обдуваемые ветром, высыхали у него на спине. Другие мужчины носили особую одежду, сделанную из ткани или кожи. Туника, которую дала ему Адика, была совершенно не похожа на их одежду. Сшита она была великолепно: работалось в ней легко, ничто не стесняло движений. Мужчины в деревне были почти все коренастые, мускулистые, их выделяли острые черты лица и длинные волосы. Веселый нрав был их отличительной особенностью. Но так непохожи все они были на тех людей, которых Алан знал и встречал в своей прежней жизни, как будто здесь, в загробном мире, Господь хотел создать человека по-иному.

В отличие от своего родственника Кэла, Уртан был наделен терпением. Он догнал Алана и пошел рядом с ним, чтобы, не теряя зря времени, обучить его новым словам: сейчас это были породы деревьев, части тела, различные инструменты и названия камней, из которых они были изготовлены. Беор, окруженный своими товарищами, шел впереди них. Время от времени он оборачивался и награждал Алана сердитым и колким, словно стрела, взглядом. Но в отличие от стрелы взгляд не мог причинить вреда, пока ты сам этого не позволишь. Беор мог бы нанести тяжелые повреждения или даже убить в припадке ревностной ярости, но больше он ни на что не был способен — не хватало ему изобретательности и хитрости.

В тот вечер в деревне угощали рыбой, олениной, густым ячменным супом, приправленным травами и листьями из леса, подслащенным ягодами. Уртан ужинал отдельно со своей семьей, женой Абиди и детьми, Уртой и малышом, у которого пока не было имени. Алана посадили за стол с такими же, как и он, неженатыми мужчинами, почти все они, за исключением Беора, были с ним одного возраста. Адика сидела в стороне и ела в одиночестве. Когда Алан встал и направился было к ней, Кэл схватил его за руку и резко посадил его на место, жестами объяснив, что это запрещено. Адика, наблюдавшая за ним, слегка улыбнулась и посмотрела вдаль. Пылающий шрам на щеке напоминал застывшую паутинку, сотканную трудолюбивым пауком, он тянулся от правого уха вниз, огибая подбородок и почти исчезая на шее. Кончик правого уха отсутствовал, но был так искусно залечен, что казалось, будто ухо просто слегка деформировалось.

На деревню спустились сумерки. Беор поднялся из-за стола и начал о чем-то говорить. Словно человек, рассказывающий военную историю, он все больше углублялся в мельчайшие детали. Хвастался ли он? Кэл и Тости начали откровенно зевать. Не дослушав историю до конца, Адика встала и направилась в деревню. Алан не знал, имел ли он право пойти за ней. Когда Беор наконец закончил свой рассказ, было уже поздно, и все разошлись по домам. Друзья Алана предложили ему лечь рядом с ними в дальней комнате. Он очень устал, поэтому с радостью согласился, но как только он уютно устроился, завернувшись в меха, то почувствовал, что какие-то камешки упираются ему в спину. Алан пошарил рукой и достал то, что ему мешало. Это было ожерелье, которого он здесь раньше не видел.

Проснувшись на рассвете, Алан поспешил на улицу, чтобы рассмотреть свою ночную находку: в руках он держал янтарное ожерелье. Кэл, выходя следом за Аланом, сонно потер глаза и восхищенно присвистнул, увидев такой красивый подарок. Он позвал остальных, которые тут же начали поддразнивать Алана, все, кроме Беора, который гордо удалился.

Внизу, у деревенских ворот, Адика уже приступила к ритуалу, выполняемому ею ежедневно, чтобы обеспечить необходимую защиту деревне. Услышав их смех, она обернулась. Он не мог ясно различить выражение лица, но ее тело говорило с ним: она застенчиво повела плечами, сквозь одежды вырисовывалась линия груди. Было трудно оторваться от созерцания ее стройных ног, когда ветер, играя с юбкой, порой слегка распахивал ее.