Ослепительные дрозды - Рыбин Алексей Викторович Рыба. Страница 74

— О кей. Я в буфете. Денег только дайте.

Артист вошел в буфет, сопровождаемый роем поклонников — все они были на голову ниже статного певца, одетого в черное и поблескивающего золотой оправой очков. Леков, пивший уже седьмую бутылку пива, заметил в толпе поклонников девчушку, давеча торчащую на сцене. За спиной артиста маячила длинная фигура Кудрявцева, который что-то говорил герою дня, хлопал его по плечу, герой слушал, кивал головой и улыбался.

Кудрявцев указал рукой на столик, за которым сидел Леков и артист, снова кивнул, лениво повел рукой, отметая от себя рой поклонников и поклонниц и вальяжно двинулся в указанном направлении.

— Познакомьтесь, -весело сказал Кудрявцев, оказавшись у столика Лекова одновременно с артистом. — Это наш знаменитый питерский музыкант, звезда панк-рока Василий Леков.

— А где Огурец? — спросил Леков, мельком взглянув на артиста.

— Он уехал. Какие-то дела у него. Бабы, наверное, — ответил Кудрявцев.

Артист свысока посмотрел на звезду панк-рока, и осторожно кивнул. Глаза артиста за тонкими стеклами очков странно забегали. Леков снова посмотрел на топчущегося на месте Отрадного и тоже кивнул.

Несколько секунд артист и звезда панк-рока молча созерцали друг друга, причем глаза Отрадного продолжали бегать по сторонам.

— Ну что же, — разрядил паузу Кудрявцев. — Сережа! — он посмотрел на артиста и тот с видимым облегчением отвернулся от Лекова. — Может быть, пивка? Составим компанию молодому поколению?

Леков хмыкнул. Не такое уж он «молодое поколение». Разве что относительно москонцертовских заслуг Отрадного он может считаться молодым и недооцененным. Вернее, совсем не оцененным худсоветами, цензорами и музыкальными критиками солидных московских изданий.

— Да, пожалуй, — согласился артист.

— Я сейчас принесу, — быстро сказал Кудрявцев и направился к буфетной стойке.

Артист вежливо кашлянул. Из дальнего угла буфетного зала на него с восхищением взирала примелькавшаяся уже фанатка — та самая, со сцены.

— Вы, простите, Василий…

— Да-да? — быстро откликнулся Леков.

— Вы тоже музыкант, насколько я понял?

— Да. — Скромно ответил Леков. — Тоже. Да.

— А где вы учились?

— А вы?

Леков в упор посмотрел на артиста.

— Я? Я окончил консерваторию. Сейчас преподаю.

— Что?

— Что преподаю? Вокал…

— А-а. Ясно.

Леков взял бутылку и налил себе пива.

— А я дома учился.

Он залпом выпил целый стакан, громко рыгнул, отчего артист Отрадный вздрогнул, поставил стакан на место с громким стуком и уперся взглядом в собеседника.

— Дома, — сказал артист, переходя в наступление. — Дома — это несерьезно. Знаете, отчего в нашей стране так плохо с рок-музыкой?

— Плохо? Да, вот интересно, отчего же у нас все так плохо? — Леков поставил локти на стол и уперся подбородком в ладони. — Отчего у нас ничего нет? Ума не приложу…

Отрадный поморщился, но продолжил.

— Понимаете, вот вы, например…

— Ну-ну, — подбодрил артиста Леков.

— Вот вы, — снова поморщившись продолжил Отрадный. — Вы говорите — «дома»… А это, вы уж меня извините, несерьезно.

— Да?

— Конечно. Музыке нужно учиться, это требует полной отдачи, это годы упорного труда… И не каждый способен понять, что такое вообще музыка.

— Это точно, — кивнул Леков. — Не каждый. И это, между прочим, очень странно.

— Почему же странно? Ничего странного. У нас все кому не лень, лезут сейчас на эстраду. А профессионалов практически нет. Особенно в рок-музыке. Никто толком и не знает, как рок-музыку играть нужно. И петь. Какие вокальные школы…

— Интересно. И как же ее нужно играть?

— Ну что, познакомились? — Кудрявцев навис над столом держа в руках две увесистые грозди пивных бутылок… — Давайте-как выпьем за сегодняшнее выступление. Отличный концерт, Сережа, был сегодня, отличный.

— Да ну, что ты… Зал такой…

— Какой? — спросил Леков.

— Гопники одни, — ответил Отрадный. — Ни черта не понимают. Половина вообще — пьянь. Сидят, портвейн хлещут… Я видел со сцены. Бисер перед свиньями…

— Ну да. А кто еще на рок-концерты ходит? Папики ведь не пойдут.

Две последние фразы Леков произнес с иронией, которой, впрочем, артист не заметил. Слишком увлечен он был идеей, видимо, мучавшей его давно и тяжело.

— Не пойдет. Конечно. А почему? Почему так называемые папики не ходят на рок-концерты? Потому что «папики» — это нормальные люди, которые хотят слушать нормальную музыку. А музыке учиться нужно. Просто так ничего не дается. Вся эта самодеятельность — все эти ваши группы… Рок-клуб… Это же все детский сад. Никто ни играть не умеет, ни петь… Я столько лет уже слушаю рок-музыку, я ее знаю, я в ней разбираюсь, я могу петь все, что угодно. Но сколько я учился этому? А? Сколько лет?

— Сколько? — спросил Леков.

— О, да какая разница! Много лет. Музыкальная школа, училище, консерватория… Это годы, это десятилетия труда, бешеного труда… А эти… Ваши… Ну, не знаю, не знаю… Несерьезно это все. И, больше того, больше того — вредно.

— Чего это — вредно?

— Вся эта самодеятельность, которая называет себя «рок-музыкантами», вся эта шобла алкашей и наркоманов — это вредно. Непрофессонализм — это мало сказано… Беспомощность эта, с которой все они, самодеятельные рокеры пытаются что-то играть, вот эта беспомощность, это чудовищное звучание — вот что отбивает охоту у нормальных людей ходить на рок-концерты. И вообще слушать рок-музыку. Они дискредитируют жанр, дискредитируют все направление… Вот я пытаюсь отстоять, пытаюсь много лет объяснить людям, что рок-музыка…

— Что — «рок-музыка»? — спросил Леков.

— Что рок-музыка — это искусство, это великое искусство… Я о рок-музыке знаю все. Я ее изучаю много лет. Я весь «Битлз» пою…

— Может, тогда треснем?

Леков поднял стакан.

— За искусство-то?

Артист посмотрел на своего молодого собеседника каким-то очень странным взглядом, перевел его на Кудрявцева и взял стакан с пивом.

— За искусство можно, — сказал он неуверенно.

— Ну, чтобы все искусства процветали, — улыбнулся Леков и стукнул своим стаканом о стакан артиста.