Последнее танго в Париже - Элли Роберт. Страница 15

Глава девятая

Темные цветы сомкнутым строем встали перед окном, погребли под собой ванну и раковину, захватили комод. Только постель оставалась свободной. Пол остановился в дверях и окинул взглядом плоды Матушкиных усилий. В комнату входить не хотелось. Ему было тошно от густого приторного запаха хризантем, как и от соболезнований лысого портье Раймона, который держался с достоинством профессионального гробовщика.

— Очень красиво, — произнес Раймон, первым входя в комнату, — правда?

— Не хватает только Розы.

— Вашей теще нужно было хоть чем-то заняться. Комната хорошая, тихая, вот только шкаф подвел — древоточцы в нем так и кишат, слышно даже, как они жрут дерево.

Раймон прижался ухом к платяному шкафу и издал нечто, долженствующее изобразить звук жующих челюстей.

— Эту комнату я всегда сдаю латиноамериканцам, — сообщил он со злорадной ухмылкой. — От них чаевых не дождешься. Только и слышишь: «No tengo dinero. Manana, manana» [12].

— Нет, мистер, свободных мест нет, разве что в покойницкой, — невесело пошутил Пол.

Раймон хохотнул, словно всхлипнул:

— Хорошее дело, хозяин. Посмеяться всегда полезно.

Пол повернулся и спустился в холл. Густо накрашенная женщина неопределенного возраста в выглядывавшей из-под пальто блестящей юбке склонилась над раскрытой регистрационной книгой, подыскивая среди постояльцев возможных клиентов. Она была из постоянных жильцов, дружила с Розой, так что Пол мирился с ее присутствием. Проходя мимо, он захлопнул книгу и прошествовал к себе в комнату, оставив дверь открытой.

— Сегодня никого новенького и интересного, — заметила проститутка. — Хочешь пари, какая лошадка победит на скачках?

Пол не ответил. Он достал из-под плитки жестянку с кофе и закопченный чайник и принялся варить кофе.

— У нас с бедняжкой Розой была знакомая, которая подсказывала, на кого ставить, — продолжала женщина, не заботясь о том, слушают ее или нет. — Для Розы пари было развлечением. А лошадки ей очень даже нравились. Мы с ней собирались купить одну на пару.

— Роза ничего не понимала в лошадях, — сказал Пол.

— О чем ты говоришь?! Прекрасно она в них понимала. Циркачи учили ее ездить верхом.

Пол сел за письменный стол. Болтовня этой бабы действовала ему на нервы.

— Какие еще циркачи? — устало спросил он.

— Роза в тринадцать лет убежала из дому и прилепилась к бродячему цирку. Странно, что она про это тебе не рассказывала.

Полу хотелось ее оборвать. Мысль о том, что его жена придумывала всякую чушь, чтобы развлечь проститутку, вызывала у него почти такое же отвращение, как молочно-белые икры женщины. Неужели она знала о Розе больше, чем он? Она уловила его раздражение и пошла наверх.

— Почему она это сделала? — донеслось до Пола ее бормотание. — В воскресенье в Отейле разыгрывали Большой приз.

Перед Полом возник молодой человек в куртке шинельного сукна. Пол сразу признал в нем американца — по самолетной сумке, по тому, что тот не заговорил первым и ждал, чтобы к нему обратились, по затравленному взгляду, так хорошо знакомому Полу.

— Хотите снять номер? — по-французски, назло парню, спросил Пол.

— Да. Я из Дюссельдорфа. Очень уж долгая там зима.

Все они говорили одно и то же. Дешевое представление, которое разыгрывали сбежавшие из армии дезертиры, оставляло жалкое впечатление, но они исправно платили за комнату — скорее по привычке, чем из необходимости.

— Вот вы и уехали не сказавшись? — спросил Пол.

Американец утвердительно кивнул:

— Кстати, о паспорте. Я получу его через пару дней.

Пол снял с вешалки ключ и пошел наверх. Он открыл комнату рядом с той, где до похорон предстояло покоиться Розе; молодой человек бросил сумку на кровать, обернулся и с признательностью глянул на Пола.

— Что до денег, — сказал он, — то не знаю, когда смогу заплатить.

Пол молча на него посмотрел. Деньги его уже не интересовали, но равным образом не интересовала и роль доброго дядюшки. Он захлопнул дверь, оставив за ней молодого дезертира, и пошел к лестнице.

Глава десятая

Красивая девушка, плакавшая на авеню Джона Кеннеди, могла бы привлечь к себе и больше внимания. Один за другим вспыхивали уличные фонари, но их бледные огни терялись в слепящем пламени автомобильных фар — машины шли бампер в бампер, ревели, упорно стараясь вырваться из общего потока, им не было дела до пешеходов, робко теснившихся на тротуарах. Встречные мужчины первым делом смотрели на ноги девушки, потом на грудь, а когда добирались до лица и замечали слезы, Жанна уже терялась в толпе.

Она отерла глаза рукавом, внезапно решилась и свернула в первый попавшийся бар, окунувшись в сияние ламп дневного света и шашлычный чад. Быстро пройдя сквозь галдевшие ряды продавщиц и мелких служащих, она направилась к телефонной кабине в самом конце помещения.

Порывшись в кошельке, она извлекла жетон, опустила в щель и набрала номер Тома. Он сразу ответил, но у Жанны перехватило горло. Молчание на другом конце провода взбесило Тома, он стал ругаться.

— Так я и знала, — наконец сказала она, — ты сразу начинаешь грубить… Послушай, мне нужно с тобой поговорить, а объяснять нету времени… Я в Пасси… нет, не по телефону… Встретимся в метро…

Она снова расплакалась и повесила трубку. Всем от нее что-то нужно, ей некогда отдохнуть, негде приткнуться. Ею пользуются как вещью; от чего-то ей придется отказаться. Она подумала про Тома, как он со своей камерой проникает в самые потаенные уголки ее жизни. Вот уж этому, конечно, пора положить конец.

Она вышла из brasserie [13], торопливо вернулась на станцию метро, спустилась на платформу; Том должен был прибыть на соседнюю, через путь. Она ждала, глубоко засунув руки в карманы пальто, провожая взглядом ярко-красные поезда, и думала о Поле; слезы высохли; ее раздирали противоречивые чувства.

Том стоял на противоположной платформе и в упор смотрел на Жанну.

— Что ты там делаешь? — спросил он.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Он направился к лестнице, но Жанна его остановила.

— Не ходи! — крикнула она. — Стой где стоишь.

Том был раздражен и одновременно сбит с толку. Он окинул взглядом платформу и лишь затем спросил:

— Почему ты не захотела поговорить по телефону? Почему именно здесь?

«Потому что здесь тебе до меня не дотянуться», — хотелось сказать Жанне. Здесь ей ничего не грозило, хотя бы в эту минуту.

— Найди себе другую, — заявила она.

— Для чего?

— Для своей картины.

Тома как током прошило.

— Почему?

— Потому что ты используешь меня в своих интересах, — сказала она. — Потому что заставляешь делать то, чего я никогда не делала. Потому что отнимаешь у меня время… — эти упреки она давно хотела бросить Тому в лицо, но не могла, и снова заплакала от усталости и чувства бессилия, — и потому что мне приходится делать все, что придет тебе в голову. С фильмом покончено, ясно?

Том в замешательстве простер к ней руки. Подкатил поезд, скрыв их друг от друга, и Жанна поняла, что это конец: поезд отойдет, унося с собой Тома, и все ее проблемы разрешатся сами собой. Она благодарила судьбу, что нет времени ни радоваться, ни мучиться. Все просто-напросто завершилось.

Поезд ушел. Тома не было.

Она повернулась — он стоял у нее за спиной.

— Хватит меня насиловать! — завизжала она.

Они сцепились, как остервенелые коты. Он неловко стукнул ее кулаком, но удар скользнул по плечу, не причинив боли. Она в ярости с размаху хлестнула его сумочкой. Их потасовка напоминала бузотерство детишек в песочнице. Они беспорядочно молотили воздух руками, ругались, наконец выдохлись и упали друг другу в объятия.