Любовь - Эрставик Ханне. Страница 17

— А здесь был такой парень, — говорит она.

Мужчина смотрит на нее, поднимает левую бровь домиком. Кладет обе руки на стойку и наклоняется в ее сторону. Вся рука от ногтей и выше покрыта шерстью, черной, хотя голова седая, пальцы у него короткие и сильные.

— Что-нибудь будете?

Голос спокойный и ровный, он кажется утомленным.

— Я хотела спросить кое о чем того, кто стоял за стойкой.

— А-а.

В кафе тихо, те двое, что ужинают, притихли, перестали жевать, чтоб лучше слышать ее разговор с мужчиной, думает Вибеке.

— Нет, ничего, — говорит она.

— У-у, — отвечает мужчина. Он приводит в порядок блюдо с венскими плюшками, выкладывает их кругом так, чтобы они наполовину заходили одна на другую.

Она разворачивается и идет к двери, толкает ее, стеклянную и тяжелую. Успевает втянуть ртом морозный воздух, пока торопливо делает несколько шагов до машины.

Машина тормозит и медленно подкатывает к Юну. Он смотрит прямо на водителя, это тот самый, стриженный ежиком. Он смотрит на мальчика. Машина катится на холостом ходу, за ней темный шлейф, сквозь брюки Юн чувствует, как ноги обдает теплом.

Он выключил мотор, но оставил ключ в зажигании, так что печка греет, а радио снова разговаривает, это та же станция, что и в кафе. Он спит. Она тихо закрывает дверцу, чтоб не разбудить его. Он откинулся головой на подголовник. Рот приоткрыт, она видит черный налет на языке. От курения, думает она и отворачивается. Она глядит в свое окно, из заведения ниже по улице выходит пара, они останавливаются, мужчина берет лицо женщины в ладони, склоняется к нему, они целуются. Вибеке думает: а у меня тоже налет на языке? Она отгибает козырек на ветровом стекле и смотрится в зеркальце. Чтобы рассмотреть язык, надо сесть совсем близко, она устраивается на краешке сиденья. Она различает темное пятно посреди языка ближе к глотке, но толком рассмотреть трудно, мало света. Она царапает ногтем, чтоб выяснить, действительно ли там налет. Это какая-то тягучая слизь. Вибеке садится поглубже. Может, нам пойти в то заведение, откуда вышла та пара, думает она. Там мягкий свет из двери. Она вглядывается в ту сторону, на стене вывеска. Какой-то паб. Она поворачивается к нему, чтобы разбудить и высказать свое предложение. Он смотрит на нее, приоткрыв глаза наполовину. Можно подумать, мелькает у нее мысль, что он и не спал, а все время только и смотрел на меня. Она трогает рукой волосы: начесаны или уже повисли как плети?

Водитель опускает стекло.

— Я хорошо ориентируюсь здесь, — говорит Юн.

Мужчина улыбается. Зубы мелкие и ровные, и — это женщина, понимает Юн.

— Вот оно что, ты здесь все знаешь.

Говоря, она улыбается. Ну и диалект, думает Юн, ничего не поймешь. Может, она из западных областей. Он тоже улыбается. Но не знает, что сказать, она, похоже, никого не ищет.

— Залезай, — говорит она, показывая на место рядом с собой. — Тут слишком холодно, чтоб разговаривать через окно.

Он обходит машину и садится на переднее сиденье. Озирается. На заднем сиденье лежит огромная, вся в цветах подушка и парик с длинными белыми волосами. В ногах у него стоит кожаный чемоданчик лилового цвета. Юн сидит, скрестив на груди руки и глядя прямо перед собой.

— А разве мальчики твоего возраста в такое время не спят?

Голос мрачный, она говорит медленно, но вроде бы с усмешкой, хотя, когда Юн взглядывает на нее, оказывается, что лицо очень серьезное.

— Я выходил, а теперь дома никого нет. Но мама скоро приедет. Она печет пирог мне на день рождения, и чего-то не оказалось, она поехала одолжить.

— Вот оно что. Так у тебя скоро день рождения?

— Да. Завтра мне девять.

Дама смотрит в окно на желтые пятна, которые очерчивают на снегу фары машины. Она несколько раз цокает языком, Юну кажется, она не замечает, что делает это. Потом наклоняется в сторону его сиденья и открывает перчаточник.

— По-моему, здесь было что-то вкусненькое.

Она начинает искать между бумажными салфетками, пакетиками сахара, кажется, пустыми. Он замечает несколько пар солнечных очков разного фасона.

— А что, мама не рассказывала тебе, что нельзя садиться в машину к незнакомому человеку?

Говоря, она продолжает перебирать хлам в перчаточнике.

— Почему это?

— Не все люди хорошие.

Она глядит на него и улыбается. Зубы правда малюсенькие. Ему хочется потрогать свои, чтоб сравнить.

— Мама говорит, что в душе все люди добрые.

Она продолжает искать. Он рассматривает ее. У нее одежда вся белая. Свитер из мягкого материала, похож на шерстку кролика, думает Юн. И он длинный, почти как платье, а на ногах у нее белые рейтузы и белые ботинки на шнуровке. Он чувствует, что голова потеет, и снимает шапку.

Она так хлопает дверцей перчаточника, что Юн вздрагивает.

— Поди ж ты, ничего нет.

Она смотрит на него, прищурясь, думает.

— Придется съездить купить.

Она газует и выводит машину на середину дороги, Юн сползает в угол кресла. Она поддает газу, переключает скорость. Он смотрит на ее руку на рычаге передач и думает: пальцы тонкие. Потом смотрит на свои руки, они еще меньше, чем у нее, теперь, в тепле, их покалывает.

Вибеке идет позади него, он вдруг останавливается, она утыкается ему в спину, и в нос бьет запах кожаной куртки. Резкий и острый, куртка, должно быть, новехонькая. Он через плечо улыбается ей. Она вспыхивает радостью, озирается по сторонам и чувствует, что тоже улыбается. Это маленький тесный бар, народу битком. На небольшом подиуме слева, в паре ступенек от бара, играют музыканты. Справа от бара три столика: перед ними вдоль стен коричневые кожаные диваны, а с другой стороны венские стулья. Люди сидят везде. Те, кому не досталось места, стоят со стаканами в руках. Теснотища такая, что трудно разобрать, где одна компания, а где другая. Так вот куда здесь ходят, думает Вибеке. Пятеро девиц сбились в кучку на ступеньке подиума и о чем-то серьезно беседуют.

Прямо у них за спиной гремят динамики. Неужели так можно разговаривать, думает Вибеке. Наверно, это глухие, они читают по губам. Со своего места она пытается разобрать, о чем они. Не получается. Она прислушивается к тому, что играют музыканты. Вроде рок, но нетяжелый. Музыканты — девушки. У той, что играет на бас-гитаре, пышные рыжие волосы. Вокалистка худая и маленькая, своим круглым, пухлым личиком, крупными передними зубами и черной челкой напоминающая ребенка. Остальные волосы заплетены в африканские косички, падающие до талии. Играя, они обмениваются взглядами и знаками, перемигиваются. Ударница сидит в глубине и выглядит обыденно. Вибеке думает, что, встреть она ее на улице, ни за что не подумает, что та играет на ударных в какой-то группе. Она оглядывается, но его нигде не видно. Она замечает ссорящуюся пару, девушка беспрестанно шевелит губами, он изредка вставляет одно-два слова, отчего она распаляется еще больше. Она решает не смотреть в их сторону. Ничто не сможет разрушить радость и полный, бесконечный покой, переполняющие ее. Она пробирается в сторону стойки. Останавливается позади двух плечистых молодцов. Они сидят на соседних табуретах и переругиваются в грохоте музыке, она дожидается паузы, чтобы подойти к стойке и сделать заказ, а пока читает меню на стене и выбирает. Что-нибудь шампанистое, думает она и улыбается про себя. Парни говорят о хоккее, видимо, оба играют и оба недовольны новым тренером. Здесь в моде ковбойки, байковые рубашки в красную клетку, кроме них на обоих джинсы. Вдруг один из парней оборачивается и спрашивает, чего она лыбится. От изумления Вибеке не находит, что ответить, но парень уже взял свой стакан с пивом, развернулся вполоборота к ней, положил руку на бедро и с яростью, захлебываясь, принялся кричать, как именно он ненавидит этих дур, которые вот так вот встанут и пялятся, и ждут, что он обратит на них внимание, и как он устал от томных взглядов, и пусть она наконец прикроет варежку: чтобы она не вытворяла, он не клюнет все равно.