Слепой убийца - Этвуд Маргарет. Страница 94

– Когда ждать благословенного события? – спросила она, и я поняла, что теперь мне придется выслушивать этот её несуразный язык: новый пришелец, подарок аиста, маленький незнакомец – и так без конца. Уинифред изъяснялась особенно шаловливо и жеманно, когда речь шла о предметах, её нервирующих.

– Думаю, в апреле, – ответила я. – Или в марте. Я ещё не была у доктора.

– Но ты должна знать, – она удивленно подняла брови.

– Такое со мной впервые, – сердито ответила я. – Я специально не ждала. И ни за чем не следила.

Как-то вечером я пошла к Лоре в комнату – поделиться с ней новостью. Я постучалась, она не ответила, и я тихо приоткрыла дверь, решив, что она спит. Но она не спала. Стояла на коленях у постели в голубой ночной рубашке, уронив голову, со взлохмаченными волосами, точно под недвижным ветром; раскинув руки, будто её сюда швырнули. Я подумала, она молится, но она не молилась – или я не слышала. Наконец заметив меня, она встала – спокойно, точно вытирала пыль, и села на пуфик в оборках возле туалетного столика.

Я снова поразилась сочетанию обстановки – той, что выбрала Уинифред, – изящные эстампы, искусственные розочки, органди, оборки – и Лоры. На фотографии выглядело бы гармонично. Но для меня очевидно, почти сюрреалистично несоответствие. Лора была как кремень посреди пушинок чертополоха.

Я сказала кремень, а не камень, потому что у кремня огненное сердце.

– Лора, я хотела тебе сказать, – начала я. – Я жду ребенка.

Она повернулась ко мне – лицо ровное и белое, точно фарфоровая тарелка, а выражение лица – клеймом на дне. Но не удивлена. Не поздравила меня. Только спросила:

– Помнишь котенка?

– Какого котенка? – не поняла я.

– Который у мамы родился. Который её убил.

– Лора, это был не котенок.

– Я знаю, – ответила она.

Прекрасный вид

Вернулась Рини. Недовольна мною. Ну, юная леди, что скажешь в свое оправдание? Что ты сделала с Лорой?Сколько тебя учить?

Ответов нет. Они так перепутаны с вопросами, так туго связаны и скручены, что их толком и нет.

Я здесь – на суде. Я знаю. Я знаю, что ты вскоре подумаешь. Я думала почти то же самое: может, следовало вести себя иначе? Ты, разумеется, думаешь – да, следовало, но был ли у меня выбор? Это сейчас он есть, но сейчас – не тогда.

Надо было научиться читать Лорины мысли? Понять, что происходит? Догадаться, что случится потом? Разве я сторож сестре своей?

Надо было – тщетные слова. О том, чего не было. Слова из параллельного мира. Из другого измерения.

Как-то в феврале, в среду, я спала днём, проснулась и спустилась вниз. Я тогда часто дремала днём: седьмой месяц беременности, ночью не спалось. Возникли проблемы с давлением, отекали ноги, и мне рекомендовали как можно больше лежать, подняв их повыше. Я была точно раздутая виноградина, что вот-вот истечет сладким лиловым соком, я была уродливая и нескладная.

Помнится, в тот день снег падал большими пушистыми мокрыми хлопьями. Поднявшись, я глянула в окно: каштан стоял весь белый, точно огромный коралл.

В дымчатой гостиной сидела Уинифред. Ничего удивительного: она приходила и уходила, словно это её дом, но там сидел и Ричард. Обычно в это время он работал в конторе. Оба держали бокалы. И были мрачны.

– Что с вами? – спросила я. – Что случилось?

– Сядь, – попросил Ричард. – Вот сюда, ко мне. – Он похлопал по дивану.

– У тебя будет шок, – сказала Уинифред. – Мне жаль, что это совпало со столь деликатным периодом.

Говорила Уинифред. Ричард, уставившись в пол, держал меня за руку. Иногда качал головой, будто история казалась ему то ли невероятной, то ли слишком достоверной.

Суть в следующем.

Лора в конце концов взорвалась. Уинифред так и сказала – «взорвалась», будто Лора – бомба.

– Следовало помочь бедняжке раньше, но мы надеялись, что все уладится, – сказала Уинифред. А сегодня в больнице, где Лора проводила благотворительный обход, ситуация вышла из-под контроля. К счастью, там был доктор, и ещё позвали одного специалиста. В результате признали, что Лора представляет опасность для себя и окружающих, и Ричарду, как это ни прискорбно, пришлось согласиться на её госпитализацию.

– О чем вы говорите? Что она сделала? Уинифред смотрела на меня с сожалением.

– Она грозилась причинить себе вред. И говорила… ну, явно бредила.

– Что она говорила?

– Не уверена, что тебе нужно это знать.

– Лора – моя сестра, – сказала я. – Мне необходимо знать.

– Она обвинила Ричарда в том, что он хочет тебя убить.

– Так и сказала?

– Было ясно, что она имеет в виду, – сказала Уинифред.

– Нет, пожалуйста, повтори точно.

– Она назвала его лживым, вероломным работорговцем и дегенеративным чудовищем, прислужником Мамоны.

– Я знаю, что у неё бывают крайние реакции, и она склонна выражаться прямо. Но за это не сажают в психушку.

– Было ещё кое-что, – мрачно сказала Уинифред.

Ричард, пытаясь меня успокоить, заверил, что Лору поместили не в обычную викторианскую лечебницу. В очень хорошую частную клинику, одну из лучших. В клинику «Белла-Виста». О ней там хорошо позаботятся.

– Какой вид? – спросила я.

– Прости, не понял.

– «Белла-Виста». Это означает прекрасный вид. Вот я и спрашиваю, какой там вид? Что Лоре видно из окна?

– Надеюсь, ты не вздумала шутить, – сказала Уинифред.

– Нет. Это очень важно. Лужайка, сад, фонтан или что? Или убогий переулок?

Они оба не знали. Клиника, сказал Ричард, несомненно, в живописном месте. Она за городом. На природе.

– Ты там был?

– Я понимаю, ты взволнована, дорогая, – сказал он. – Может, тебе вздремнуть?

– Я только что дремала. Пожалуйста, скажи мне.

– Нет, я там не был. Разумеется, не был.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Ну право же, Айрис, – вмешалась Уинифред. – Какая разница?

– Я хочу её видеть. – Трудно поверить, что Лора так внезапно сломалась, но, с другой стороны, я привыкла к её выходкам, они не казались мне странными. Я могла легко проглядеть признаки упадка – симптомы хрупкости психики, какие уж они были.

По словам Уинифред, врачи сказали, что свидания с Лорой пока невозможны. Они это особенно подчеркивали. Она в состоянии острого помешательства и к тому же опасна. Мое состояние тоже надо принять во внимание.

Я заплакала. Ричард дал мне платок. Слегка накрахмаленный, пахнущий одеколоном.

– Ты должна узнать ещё кое-что, – сказала Уинифред. – Самое ужасное.

– Может, отложим на потом? – глухо попросил Ричард.

– Да, это больно, – с фальшивым сомнением произнесла Уинифред. И разумеется, я настояла, чтобы мне сию минуту рассказали.

– Бедняжка уверяет, что беременна, – сказала Уинифред. – Как и ты.

Я перестала плакать.

– И? Она беременна?

– Конечно, нет, – ответила Уинифред. – Откуда бы?

– А кто отец? – Я не могла вообразить, что Лора выдумала это все на пустом месте. – Я хочу сказать, кого она им считает?

– Она не говорит, – сказал Ричард.

– Понятное дело, она в истерике, – продолжала Уинифред, – и в голове у неё все смешалось. Похоже, она думает, что ребенок, которого ты носишь, – на самом деле, её ребенок; каким образом, она объяснить не смогла. Она явно бредила.

Ричард покачал головой.

– Весьма печально, – пробормотал он тихим серьёзным голосом гробовщика; приглушенным, будто шаги по толстому бордовому ковру.

– Специалист – психиатр – говорит, что Лора патологически тебя ревнует, – сказала Уинифред. – Ревнует ко всему; хочет жить твоей жизнью, хочет быть тобой, – и болезнь вылилась вот в такое. Он считает, тебя надо оберегать. – Она отпила из бокала. – А что, ты сама ничего не подозревала?

Видишь, какая она была умница.