Жёлтые короли - Лобас Владимир. Страница 39

Хотя черные водители запросто приняли меня в свою компанию и отнеслись ко мне вполне дружелюбно, на следующее утро я все же проехал мимо черной стоянки «Британских Авиалиний» и сделал круг по безлюдному аэропорту. Миновав несколько пустых «загонов», я увидел желтый хвост, высу(* Поездка из «Кеннеди» в Гарлем стоила в те годы не более 17 долларов.) нувшийся из бетонного, уходившего куда-то вниз туннеля, мигающие огни последнего кэба и через минуту уже знал, что нахожусь на стоянке «Британских Авиалиний», куда примерно через час прибудет самолет из Южной Африки. Еще минуту спустя выяснилось, что попал я на какой-то слет или симпозиум таксистов высшего класса, асов!

Один из них вчера ездил в Коннектикут за полтораста долларов, другой отхватил Филадельфию и привез домой двести…

— Зачем мне ваши «филадельфии», — сказал третий таксист со строгим мужественным лицом. — Я по городу сделал больше.

— Больше? — изумился я.

— Представь себе: 287 монет! — отвечал кэбби, и его лицо стало еще мужественней.

— Сколько же ты проработал часов? — вмешался в разговор черный кэбби, с которым мы как-то познакомились и поболтали на Пенсильванском вокзале. Родом из Британских колоний, он жил в Лондоне, был одним из лидеров профсоюза цветных рабочих, теперь почему-то оказался в Нью-Йорке.

— Я никогда не работаю больше десяти часов, — сказал чемпион таксистов.

— Как же ты сделал триста долларов?

— 287…

Послушать, как зашибаются бешеные деньги, было интересно не только мне; чемпиона окружили. Скромность, однако, не позволяла ему хвастать перед другими водителями своим исключительным профессиональным мастерством. Заработал он так много просто потому, что вчера ему по-сумасшедшему везло! Он подобрал пьяного. Пьяный заплатил двадцать долларов вперед, а когда приехали, забыл об этом и дал еще двадцать. Так ведь на том не кончилось! Вылезая из кэба, пьяный попросил проводить его к лифту — еще двадцатка…

Слушатели были в восторге. Как они радовались за этого кэбби! Меня и моего знакомого совсем оттеснили, а чемпиона перебил таксист, которому накануне повезло еще больше! Он вез в Вайтстоун невероятно щедрую семейку: папу с мамой и дочку с мужем. Папа дал 16, мама 18, дочка 20, а муж 25!..

— Зачем они врут? — тихо спросил я.

— Так легче жить. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь и им позавидовал, — комментировал парень из Лондона, а врун заливался:

— Я вообще везучий!..

— По-моему, не очень, — громко сказал мой знакомый. Все неприязненно уставились на него, но он не смутился: — Те, кому в жизни везет, не водят такси. Те, кому везет, сейчас еще спят. Они проснутся, когда мы вернемся в город, и поедут в наших кэбах в свои офисы — продавать дома, нефть, кока-колу, акции. Бывают везучие бизнесмены, везучие актеры, адвокаты, а везучих кэбби не бывает. Здесь все неудачники…

Потупились, никто не сказал ни слова. Мне тоже стало не по себе. Бочком, бочком отодвинулся я в сторонку и по проходу между желтыми машинами спустился в бетонный, продуваемый ветром туннель.

Туннель этот вывел меня к вестибюлю аэровокзала, у входа в который тоже собрались таксисты. Они стояли полукольцом, в центре которого находились двое: один, с зубами из нержавеющей стали, сидел на гранитном выступе стены, а над ним громоздился буйвол, рот которого сверкал золотом, как сокровищница Алладина. Именно по этим зубам: золотым и железным, я догадался, что оба — мои земляки.

Острием булавки «Алладин» тыкал сидевшего перед ним кэбби в щеку:

— Здесь и здесь — одинаково?

Медицинский осмотр (?) в такой необычной обстановке сопровождался еще более необычным для врача и больного разговором:

— Ты же идиот! — приговаривал врач, постукивая пациента по колену небольшим гаечным ключом, а пациент дрыгал ножкой и огрызался:

— Так сделай меня умным!

— А кто это может?.. Ты человеческий язык понимаешь: тебе нельзя работать.

— А кто за меня будет платить?

— Ты сдохнешь!..

Ко мне подошел грузин в кепке, промышлявший у отеля «Мэдисон»:

— Самолет уже приземлился, сейчас поедем.

Вровень с нашими лицами поднялся назидательный палец:

— Не будем забывать, товарищи, что рейс мэждународный: пассажиры должны пройти таможню…

Габардиновый, хоть и с бахромой на концах рукавов, макинтош. Такая же, видавшая виды, но некогда подобранная в тон велюровая шляпа.

— Вы его знаете? — спросил я таксиста в велюровой шляпе, указав взглядом на «невропатолога» с золотыми зубами.

Чуть приспустились веки, и это означало — «да»…

— Он врач?

Последовал едва заметный кивок. Очевидно, Габардиновый Макинтош привык к тому, что окружающие улавливаю т его ответы…

— Почему же он работает в такси?

— А что еще ученый человек может делать в этой вонючей Америке?

«Вонючей»?

Я не рискнул противоречить вслух, но и согласия с категорическим таким суждением не выразил. Это было расценено, как дерзость. Царапающий взгляд измерил мой рост:

— Когда ты приехал?

— Года три назад…

— И до сих пор ничего не понял! — Габардиновый Макинтош закинул рукава за спину и зашагал прочь, а грузин в кепке покачал головой, осуждая меня.

— Кто это? — поинтересовался я.

— Балшой человек! — с печалью ответил грузин и вернул разговор в заглохшее было русло: — Земляк, я тоже не сразу раскусил этих американцев.

И он добросовестно, обстоятельно принялся растолковывать мне разницу между обманчивым первым впечатлением, которое американцы производят на доверчивого эмигранта поначалу, и тем, что они собой представляют на самом деле.

Трудолюбивый грузин начал водить желтый кэб на второй день по приезде, хотя по-английски не понимал ни слова, а Нью-Йорка, разумеется, тоже не знал:

— Пассажиры, ты же сам знаешь, смеются, дорогу показывают, «типы»* хорошие платят. Но я тогда еще глупый бил, думал: какие добрые, какие хорошие люди!

Поумнел грузин примерно через неделю, когда его с женой пригласила на обед чета волонтеров, помогавших новоприбывшим из России:

— Абикнавэны абет. Суп — из пакетика, турка** — мороженая. Павериш, я это кушат нэ мог. Варенья немножко скушал, чаю выпил, гаварим спасибо и пошли в синагогу…