Жёлтые короли - Лобас Владимир. Страница 41

5.

Хорошо в аэропорту на рассвете! Тишина, ветерок… Нас пятеро или шестеро заспанных русских водителей. Всей компанией, заперев машины (кое-кто из ребят еще сунет электронный счетчик под мышку, чтоб, часом, не свистнули), — мы отправляемся в буфет пить кофе. По дороге опять начинаются таксистские байки. Хотите послушать еще одну? Ну, хотя бы о том, как Доктор получил свой первый доллар на чай…

Он тогда только-только провалил медицинский экзамен, и его благоверная велела ему либо идти работать, либо убираться из дома ко всем чертям. Старый знакомый, с которым они вместе работали в Одессе в таксомоторном парке, научил Доктора, как купить за стодолларов «лайцен»,* и вчерашний врач стал кэбби. (* Искаженное англ. «licence» — лицензия.)

Нужно ли упоминать, что разговорная речь таксистов отличается от учебных текстов, по которым иммигрант изучает язык. Куда ни приедет Доктор: в аэропорт, к гостинице, в ремонтиую мастерскую — всюду слышит: «фак-ю! фак-ю!». Спросил своего кореша: что это значит? Тот объяснил: — Жаргончик… Вместо thank you* таксисты в Нью-Йорке обычно говорят fuck you**.

— А почему они так говорят?

— Почему да почему. Они так говорят в шутку…

Что-что, а пошутить Доктор всегда любил. Но, чтобы шутка была уместна, нужен повод. Однажды какая-то старуха из Боропарка***, расщедрившись по случаю пятницы, оставила а идише драйвер**** доллар на чай!

— Фак-ю! — осклабился Доктор.

— Как вам не стыдно, я старая женщина…

— По-моему, вы совсем не такая старая, — галантно отвечал Доктор.

— Закрой свой грязный рот! — зарычала старуха. — Где твоя благодарность?! Такое говорят — человеку, который дал тебе целый доллар?!

— Ша! — сказал Доктор. — Если вам мало, я могу сказать — больше: Ай фак-ю вэри мач!

…Хорошо среди своих. Я знаю уже почти всех русских, встречающих в Кеннеди ранние самолеты. Вот Алик-с-пятнышком — официант из ленинградского «Интуриста». Смазливенький, с розовой родинкой на щечке, он подмигивал посетителям и потихоньку предлагал им расплатиться валютой. Принимал валюту по официальному советскому курсу: семьдесят копеек за доллар, — и спускал эти доллары на «черном рынке» раз в семь дороже. Алик-с-пятнышком был самостоятельным человеком.

— Как же тебя не взяли за одно место? — поинтересовался я.

— О чем ты говоришь? Я восемь лет проработал, ты спроси: хоть тучка над моей головой пронеслась?!

— Значит, ты был п о л е з н ы м человеком.

— Не говори глупостей!

— По-другому не бывает.

— Ты не все знаешь! — фыркал Алик. — Я никого не закладывал. Но если меня просили… (* Спасибо (англ. ).) (** Грубое ругательство.) (*** Район, где живут ортодоксальные евреи.) (**** На идиш — еврейский водитель.)

— О чем же тебя просили?

— Боже мой! Ну, могли сказать, чтоб я задержал людей за столом, пока в номере посмотрят ихние вещи. Так я подавал горячее на полчаса позже. Биг-дил"*!..

— И это все?

— Ну, Боже мой! Ну, могли сказать, чтоб я поставил на стол тарелочку с микрофоном… Биг-дил!

Дальше в своих откровениях Алик не шел. Да и к чему мне было добиваться его признаний? Здесь в приличный ресторан официантом Алика не брали, а подручным он даже начинать не хотел. Не позволяла профессиональная гордость.

— Я обслуживал дипломатические приемы — по четырнадцать блюд на обнос! Пусть я сгнию в этой желтой клетке, но убирать со стола грязную посуду не буду!

Раньше всех приезжали на стоянку Помидор или Валет, партнеры. Они купили такси пополам и работали на нем через день.

Помидор был краснощекий, кругленький, а кличка второго происходила от названия корпорации, от надписи на дверце кэба: «Valet Taxi Corporation».

Золотые руки, слесари экстра-класса, они по приезде, однако, бедствовали, гладили за гроши одежду в химчистке. Вдруг работа нашла их! Мелкий бруклинский подрядчик выхватил горящий заказ: срочно смонтировать сантехнику в надстройке на Паркавеню.

— Сумеете?!

— Что за вопрос!

Стелился под ноги, еду ребятам заказывал в китайском ресторане — только работайте! Работали день и ночь. Не успели закончить — выгнал…

Слесари умели читать чертежи, но не умели читать поанглийски. К унитазам они подключили горячую воду…

К тому времени, когда мы встретились, у Валета и Помидора мнение об Америке сформировалось окончательное:

— Язык педерастов и страна педерастов!

Завсегдатаем утренней стоянки был и Длинный Марик, неизменно возлежавший на капоте своего форда. В ясную погоду одессит, принимая солнечные ванны, сбрасывал рубашку, и тогда с его ностальгической груди в американское небо глядел грустный Ленин…

Длинный Марик, однако, не презирал Америку. Он был разочарован. Он всю жизнь рубил на Привозе мясо… (* Большое дело!)

— Неужели невозможно устроиться рубщиком на Брайтоне? спросил я.

— Поц! — отвечал Марин. — Причем здесь твое «невозможно»? Рубщик, по-твоему, это что — призвание? Как народный артист? В Одессе я делал дела…

— А здесь?

— А здесь я могу делать только на горшок…

Единственный человек, от которого я услышал нечто вразумительное на ту же тему, был Ежик.

— Ты когда-нибудь обращал внимание на то, как тут строят дома?

— А как?

— Видел ты особняки в Форест-Хиллс, в Дугластаун? Симпатичный фасад, на втором этаже — балкончик. Но выходит на балкон не дверь, а окно…

— Ну и что?

— Балконом нельзя пользоваться.

— Какой из этого вывод?

— Выслушай! Строят жилой дом рядом с Линкольн-центром. На двести квартир. Каждая чуть ли не полмиллиона, а балконов нет!

— Ты чокнулся: балконы, балконы… Навязчивая идея?

— Как ты не понимаешь: это же архитектура «фак-ю», философия «фак-ю»!

— У тебя есть право судить о подобных вешах?

— «Право»! Я архитектор! Мы с женой специально ходили смотреть эти квартиры. Звукоизоляции нет, планировка жуткая: не комнаты, а какие-то кишки, каморки. Лишь бы считалось — «три спальни»! При входной двери — мраморный порожек: лишь бы считалось «люкс» — и гоните бабки!

— Тихий бред, — отрубил я. — Сто домов построили хорошо, а десять плохо. Что из этого следует? Если хочешь говорить всерьез, скажи: почему ты, архитектор, водишь такси?