Нечаянный поцелуй - Беннет Сара. Страница 17

В комнате было прохладно и тускло. На столе, за которым работала Дженова, горела свеча. Ее пламя чуть подрагивало. Дженова в платье с закатанными рукавами перетирала пестиком в ступке сухие цветы ромашки.

Некоторое время Генрих просто смотрел на нее, наслаждаясь движением мускулов ее рук и плеч, подрагиванием груди и тихим бормотанием, которым она сопровождала свои усилия. Воздух там был прохладным и сухим, однако Накидку она не надела, голову не покрыла вуалью, и волосы толстой косой спускались до бедер.

– Что ты делаешь, милая?

Хотя его голос прозвучал тихо, она вздрогнула и повернулась в его сторону.

– Генри? – Она провела рукой по лбу, словно догадывалась, что имеет растрепанный вид. К ее влажной коже прилипли завитки волос, делая ее разгоряченной и очаровательной. – Я готовлю лекарство для лорда Болдессара. Алфрик говорит, что его отец страдает от мучительных головных болей.

Смерив его неуверенным взглядом, Дженова отвернулась.

Генрих полагал, что знает о причине больной головы Болдессара – его давил тяжелый груз совести, – но ничего не сказал. Он позволил ей еще немного поработать, а себе – полюбоваться ее красотой, затем сдвинулся с места. Она повернула к нему голову, чтобы узнать, что он задумал. Когда его руки обвились вокруг ее талии, в ее глазах промелькнуло сомнение.

Он начал щекотать носом ее шею, покрывая поцелуями нежную, чувствительную плоть, мягко сдувая прочь тонкие завитки волос. Ахнув, она прильнула к нему спиной и тотчас забыла о пестике и ступке, едва его ладони легли на ее грудь и нащупали сквозь шерстяную ткань твердые соски.

– Кто-нибудь может войти, – прошептала она томно и, повернув к нему лицо, лизнула в ухо.

– Надеюсь, не раньше, чем я удовлетворю тебя, – сказал Генри, подняв ее юбки.

Его пальцы заскользили вниз по стройным ляжкам, пока не нашли место их соединения, теплое и влажное, сказавшее ему о ее готовности.

– Генри, – выдохнула она, изогнувшись. Он еще глубже ввел пальцы в ее лоно, лаская чувствительный бугорок. Дженова задрожала и положила голову ему на плечо. – Генри, – снова прошептала она.

– Тише, милая, – пробормотал он, прижимаясь губами к ее волосам. – Расслабься и насладись тем, что я могу тебе дать. Позволь себе почувствовать…

Ее тело двигалось в одном ритме с его пальцами. Прислушиваясь к звукам за пределами кладовой, Генрих довел ее до экстаза и крепко сжал, когда, содрогаясь в его руках, она закричала.

Его тело ныло, требуя собственной разрядки, но он не обращал на это внимания, нежно целовал ее в губы, давая возможность перевести дух. Ему было достаточно видеть, как она наслаждается. Впервые в жизни он довольствовался тем, что давал, ничего не получая взамен.

Вспоминая эту сцену, Генрих ощутил дрожь беспокойства. Почему ему этого хватило? Потому что, стоя с Дженовой среди трав в благоуханной тишине, он знал, что она принадлежит ему. Не Алфрику, ни Мортреду. Он, Генрих, заставил ее задыхаться и молить о продолжении. Довел ее до экстаза.

«Что в этом плохого? Дженова хочет этого ничуть не меньше меня». Возможно, это и соответствовало действительности, но из опыта Генрих знал, что страсть всегда кончается. Дженова сказала ему, что готова к этому, но в собственной готовности он сомневался. Единственное, что он знал, – что в настоящий момент не имеет ни малейшего желания препираться с лордом Болдессаром.

Дженова устроила роскошный обед, столы буквально ломились от изобилия блюд. Большой зал украшали ветки омелы и других зимних растений. В камине ярко пылал огонь. Все было превосходно. И только гости оставляли желать лучшего. Генрих очень жалел, что согласился принять участие в пиршестве. Старый лорд, очевидно, хотел выплеснуть на него все свою меланхолию, но не обладал обходительностью Генриха. И если Генрих улыбался шпилькам Болдессара, как безобидным остротам, то Болдессар, не в состоянии отвечать вежливо, цедил сквозь зубы прямые оскорбления.

– Король стал слабым. Позволяет фаворитам управлять страной и делает вид, будто не замечает их алчности, – грубо выпалил он.

Генрих приподнял бровь:

– Он вознаграждает преданность и старание, Болдессар. Вы это называете слабостью? Я бы назвал это здравым смыслом.

– Есть много преданных людей, кто так и не дождался заслуженной награды. Как могут они оставаться преданными, когда видят, как другие, менее достойные, постоянно забирают то, что должно по праву принадлежать им?

Лорд Болдессар был невелик ростом, с седыми, коротко подстриженными волосами, жестким лицом и колючими серыми глазами. Он никогда не был доволен тем, что имел, всем завидовал и вечно ворчал.

– Может, этим преданным, с позволения сказать, людям стоит хорошенько пошевелить мозгами и вспомнить, чем они вызвали недовольство короля, вместо того чтобы завидовать всем и каждому.

Болдессар презрительно фыркнул:

– У вас смазливое личико и бойкий язычок, лорд Генрих. Королю, несомненно, нравятся ваши остроты, а простые люди его вообще не интересуют. Королю, кстати, не мешало бы покопаться в вашем прошлом. Оно у вас наверняка темное.

У Генриха внутри все похолодело, но он сохранил самообладание. Надеялся, что сохранил, когда взглянул с кривой улыбкой на Болдессара. Может, Болдессар просто забросил удочку в надежде выловить что-нибудь полезное в своей войне против Генриха. Скорее всего, так оно и было. Но лучше бы он не догадался, что его последний выстрел попал в яблочко.

– Отец, тебе не кажется, что сын леди Дженовы вырос? Вы, может, не знаете, леди Дженова, что мой брат Алфрик очень любит детей, а они – его.

Приятный голос леди Роны в этот напряженный момент прозвучал так же неуместно, как прозвучал бы детский смех во время казни. Генрих поднес кубок к губам и стал медленно пить, наблюдая, как лорд Болдессар метнул в дочь испепеляющий взгляд. Она сделала вид, будто не заметила, и с улыбкой кивнула Дженове. Агета, беспокойно водя глазами из стороны в сторону, заверила леди Рону, что Раф исключительно послушный мальчик и проблем с ним у Алфрика не будет. За что Дженова наградила ее укоризненным взглядом.

Находившийся рядом с матерью Раф смотрел на Генриха, выглядывая из-под ее руки, как узник сквозь решетку. Заметив его внимание, мальчик расплылся в улыбке, закатив глаза. Улыбнувшись ему, Генрих понял, как чувствует себя Раф. Он и сам сделал бы что угодно, лишь бы сбежать с этого пира и уединиться где-нибудь, загнав темные тени прошлого, взбудораженные Болдессаром, назад в глубины сознания, где они обычно гнездятся.

Дженова озабоченно наблюдала за ним.

– Генри! Что-то случилось?

Дженову, видимо, встревожило выражение его лица. Он рассказывал ей об инциденте с землей, на которую претендовал Болдессар, но король пожаловал ее Генриху. Все же у него возник вопрос, не физическая ли близость с Дженовой помогла ей лучше понимать его тайные эмоции, или же он утратил способность скрывать свои истинные чувства.

– Миледи, вы должны простить нас с лордом Болдессаром. Мы слишком увлеклись… лондонскими воспоминаниями.

Болдессар издал звук, похожий на всхрап. Дженова покосилась на него и обратилась к Генри.

– Лондон далеко, лорд Генри, – сказала она хмурясь. – Не лучше ли вернуться к настоящим событиям?

Генрих склонил голову. От ее упрека у него слегка подрагивали губы. Дженова не знала, что ее строгость лишь вызывает у него желание целовать ее до тех пор, пока она не улыбнется.

А может быть, и догадывалась об этом, ибо, когда повернулась к Алфрику, ее щеки пылали.

Генрих подмигнул Рафу. Тот захихикал. Агета рассердилась. Молодая женщина не любила его, единственная из фрейлин Дженовы, она не испытывала к мальчику нежной привязанности. Интересно, знала ли она, что он и ее госпожа – любовники? Может, ей это не нравилось. Может, она предпочитала Алфрика, если преданные взгляды, которые она на него то и дело бросала, что-нибудь да значили. Оставив Агету в покое, Генрих переключил внимание на стол и обнаружил, что за ним наблюдает леди Рона.