Нечаянный поцелуй - Беннет Сара. Страница 18

Она не просто наблюдала, но пыталась флиртовать.

Генрих поднес к губам кубок, отхлебнув еще немного вина, и задумался, что бы все это могло значить и стоит ли ему предпринимать какие-либо ответные действия. Будь он сейчас дома, при дворе, то назначил бы ей тайное свидание. Через час или около того она уже лежала бы в его постели нагая, разметав по простыням свои прекрасные золотистые волосы. Но то, что возможно при дворе; неосуществимо в Ганлингорне. Здесь, в Ганлингорне, она стала бы для него еще одним осложнением.

Генрих задумчиво смотрел на нее сквозь полуопущенные ресницы.

Внешне Рона весьма походила на своего брата Алфрика, оба были гораздо привлекательнее своего отца. Вероятно, пошли в мать. Бедная женщина. Генрих слышал, что причиной ее смерти стало жестокое обращение с ней Болдессара. Генрих считал, что проницательный ум отца унаследовала из них двоих, сына и дочери, Рона. Алфрик предпочитал добиваться желаемого меланхоличными взглядами и кислым выражением лица. В другое время Генриха позабавило бы недовольство Алфрика, омрачавшее его черты каждый раз, когда Дженова улыбалась Генриху, но сегодня у него не было настроения веселиться.

Рона по-прежнему не сводила с него темных глаз, глядевших на него украдкой из-за кромки поднятого к лицу кубка. Когда она улыбалась, внешние уголки ее глаз слегка приподнимались. Судя по всему, сейчас она улыбалась и, улыбаясь, потягивала вино. Выражение ее лица было хорошо знакомо Генриху. Даже слишком хорошо. Оно говорило: «Я твоя, если ты меня хочешь».

Правда, леди Рона была незамужней, а его внимания обычно добивались либо жены, которым наскучили мужья, либо женщины, желавшие узнать, так ли он хорош в постели, как о нем рассказывали. Болдессар в отличие от большинства отцов не очень-то дорожил честью дочери. С темными глазами и белой кожей, она была обольстительна, и тело ее под богато расшитой одеждой имело крепкие, округлые формы. Неизвестно, как отреагировал бы на нее Генрих в Лондоне. Но это был не Лондон, это был Ганлингорн. А главное – Генрих не хотел ее.

Он не чувствовал к ней влечения, не чувствовал желания одержать победу. Впрочем, о какой победе могла идти речь, если она сама вешалась ему на шею? Может, он стареет? Но нет, он доказал себе и Дженове, что еще есть порох в пороховницах. Или, может, неприязнь к отцу отрицательно повлияла на его интерес к дочери?

Нет, конечно. Причина заключалась в Дженове. Теперь, когда он сделал ее своей, остальные женщины просто перестали для него существовать. Дженова владела всеми его помыслами и чувствами.

И это по-настоящему тревожило Генри.

Рона бросила на брата неприязненный взгляд. Вместо того чтобы вести себя так, как она его учила – льстить гордой леди Ганлингорн и стараться стать для нее незаменимым, – он сидел насупившись и молчал. Как можно вести себя так неумно? Она сожалела, что не может призвать его к благоразумию. Сделать ему внушение.

Леди Дженова – зрелая, опытная женщина. Она не станет долго потакать капризам Алфрика. Она как будто питает к нему симпатию, но уж никак не влюблена в него, размышляла Рона. Эта дама не позволит чувствам взять верх над здравым смыслом. Алфрик должен это учесть, если не хочет потерять ее.

– Все дело в этом паразите, Генрихе Монтевое, – брюзжал Алфрик всю дорогу до Ганлингорна. – Он главная проблема, сестрица, вот увидишь.

Что ж, она позволила себе пялиться на лорда Генриха и без труда увидела, что заставляло Алфрика так нервничать. Генрих был куда более искушенным, чем ее брат, и более опытным. Не говоря уже о незаурядной красоте. Женщин, разумеется, к нему влекло. Действительно ли он лучший в Англии любовник? Подобные слухи доходили до Роны.

Глядя на Генриха и Дженову, Рона невольно задавалась вопросом: связывают ли их только дружеские отношения? Впрочем, держались они друг с другом с безукоризненной вежливостью. Ходили слухи, будто Мортред, муж Дженовы, был другом Генриха, и после его смерти Генрих взял на себя заботу о его вдове, став ее защитником и покровителем.

И все же было что-то неуловимое. Обмен взглядами, мимолетные улыбки… Может, этим и объяснялся тот факт, что с момента их прибытия лорд Генрих фактически ни разу не взглянул на Рону. Поначалу Рона планировала отвлечь его внимание от Дженовы, чтобы освободить дорогу для брата, но убедилась, что совершенно не интересует лорда Генриха.

Рона знала, что обладает прелестной наружностью, и что любой мужчина был бы польщен ее вниманием. Она не была распутницей и соблазняла мужчин не ради удовольствия, которое они могли ей доставить. Она никогда не испытывала наслаждения, о котором рассказывали другие женщины. Мужчин она использовала в корыстных целях, пуская в ход дарованные ей Господом красоту и ум, чтобы добиться выгоды для себя и брата. Не представляя, что еще может сделать в их ситуации беспомощная женщина. Сегодня она рассчитывала использовать лорда Генриха Монтевоя. Но потерпела неудачу. Для лорда Генриха ей, видимо, не хватало городского лоска, блеска и изысканности светских дам. Но почему отец ни разу не удосужился отправить, их с Алфриком в Лондон?

На этот вопрос Рона знала ответ. Лорд Болдессар не любил двор и не желал подвергать своих детей его влиянию.

Ничто не вызывало его интереса, кроме земли, огромных земельных угодий, где он сидел бы, как гигантский, жирный паук, и плел бесконечные интриги. А его дети служили пешками в тех играх, которые он вел, наживкой для заманивания в его сети лакомой добычи. Он правил ими с ненавистью и страхом, и продолжалось это столько, сколько Рона себя помнила.

Рона перевела прищуренный взгляд на отца и изобразила на лице вежливую улыбку. Об ее истинных чувствах никто не догадывался. Но барон смотрел не на нее, а на лорда Генриха, и, хотя на тонких губах Болдессара играла улыбка, его глаза сверкали, как копья. Лорд Болдессар питал ненависть к лорду Генриху с того самого времени, как вернулся из Лондона, не получив в собственность земли на западе Англии. Король отдал их лорду Генриху, и они оба потом долго и весело смеялись над ним. Отец Роны уехал униженным, полным решимости отомстить.

Рона слышала, как ночами барон громко жаловался своему писарю и священнику, Жан-Полю, а тот, стараясь умиротворить его, говорил, что терпение барона будет вознаграждено и он получит желаемое. Жан-Поль уповал на женитьбу Алфрика на леди Дженове с Ганлингорном в качестве приданого и главного приза. Ходила молва, что маленький сын Дженовы нездоров. И в случае его смерти Ганлингорн перешел бы в руки Алфрика и его отца. Ибо как может одинокая женщина противостоять могуществу лорда Болдессара?

Откуда им было знать, что к Дженове тотчас поспешит на помощь лорд Генрих? Рона даже не подозревала, что Дженову и лорда Генриха связывают узы дружбы. Ее отец, вероятно, тоже этого не знал. Похоже, его очередная интрига находилась на грани провала. Рона хорошо понимала истоки его злости. В Англии короля Вильгельма земля являлась символом власти, и Болдессар еще лелеял мечту стать одним из наиболее могущественных лиц государства.

Рона, в свою очередь, боялась и ненавидела отца за то, что он сделал с ней, но хорошо сознавала его силу. Хотя в повседневной жизни она порой бунтовала, но никогда не рискнула бы совершить в открытую акт неповиновения, который сделал бы ее его заклятым врагом. Она не сомневалась, что он раздавил бы ее с такой же легкостью, как мошку. Жан-Поль то и дело внушал ей, что на то воля Божья, чтобы она во всем повиновалась отцу. Как-никак он был священником, хотя Рона и не вполне доверяла ему. Она и без его советов понимала, что в ее же интересах ладить с отцом.

Рона сознавала, что если она и Алфрик хотят жить в комфорте и здравии, если хотят сохранить за собой теплое место детей барона, то должны стремиться во всем потакать родителю и выполнять его требования.

Рона придвинулась к Алфрику.

– Улыбнись, братец! – прошептала она. – Отец смотрит! Алфрик нервно оглянулся на человека с мрачным лицом, сидевшего за столом поодаль от него, и через силу улыбнулся, с трудом проглотив кусок жареной свинины, который только что затолкал в рот. Рона погладила его по руке. Так-то лучше. Спору нет, ее брат, когда хочет, может выглядеть привлекательным. Не все еще потеряно, приободрила она себя оптимистично, хотя оптимизма не чувствовала. Лорд Генрих приехал погостить, большую часть жизни он проводит в Лондоне. Скоро он уедет, после чего Алфрик возобновит ухаживания за леди Дженовой, и теперь уже никто ему не помешает.