Мужество в наследство - Абрамов Александр Семенович. Страница 8

В ту ночь на перехват вражеской армады вылетел и заместитель командира эскадрильи 27-го истребительного авиационного полка старший лейтенант Петр Еремеев. Набрав высоту, он увидел, как на ближних подступах к Москве светился огненный вал зенитных разрывов. Между ними шел немецкий самолет. Петр нагнал его, стал заходить с задней полусферы. Когда дистанция сократилась метров до ста, нажал гашетку пулемета. Гитлеровский стрелок сразу ответил яростными очередями, одна из которых пробила кабину Еремеева. Петр немного поотстал, потом вновь оказался в хвосте у фашиста, настолько близко, что его истребитель болтало отработанными газами бомбардировщика.

Спустя три дня «Правда» опубликовала очерк «Ночные истребители», в котором рассказывалось и об уральце Петре Еремееве и его победном бое: «…вокруг возникали красные разрывы нашего зенитного огня, но Еремеев не стал отступать и, наседая на хвост врага… метко расстреливал… пока не сбил первый бомбардировщик…

Какое это сложнейшее дело, какое высокое искусство — ночной взлет, поиски врага и бой на высоте, посадка.

Кто они — эти храбрейшие из храбрых, умелые из умелых? Вот старший лейтенант Еремеев Петр Васильевич… Он стоит рядом со своей боевой машиной. Карие глаза пытливы и остры, лицо опалено солнцем и ветром. Он хорошо знает не только авиацию, но и литературу, преподает историю ВКП(б) в своей эскадрилье. У него находятся исключительно глубокие, нежные и яркие слова о Родине, о жене, о дочери и сыне, и весь он — олицетворение простоты и достоинства советского человека, любящего Родину — большую семью и свою личную семью… Еремеев был ранен в голову, а через полтора часа уже на другой машине он вновь взлетел со своей посадочной площадки…»

За успешное отражение налетов на Москву старший лейтенант П. В. Еремеев был награжден орденом Красного Знамени. На митинге при вручении наград Петр Еремеев сказал: «…я считаю себя в долгу перед Родиной и буду стараться всеми силами оправдывать заботу партии и правительства. Буду бить врага беспощадно, если кончатся патроны — протараню, но не допущу стервятников к нашей любимой столице — Москве».

Отважный уралец сдержал свое слово. Вот как это было.

…Дверь, распахнутая сильным толчком, пронзительно взвизгнула, и на крыльцо штабного домика выскочил дежурный связист.

— Товарищ подполковник! — крикнул он, сложив рупором ладони. — К телефону! «Хозяин» на проводе…

Командир полка, стоявший на летном поле в окружении пилотов и техников, оглянулся и, придерживая рукой планшет, размашисто зашагал на КП.

— Ну, как воюем, как настроение? — зарокотал в трубке знакомый голос командира дивизии.

Подполковник коротко доложил обстановку.

— Та-ак, — протянул генерал. — А потери у тебя большие?

— Две машины за трое суток… Нынешней ночью не вернулся с боевого задания замкомэска старший лейтенант Еремеев.

А произошло вот что. 29 августа 1941 года, около часу ночи, до аэродрома, где базировался 27-й истребительный авиационный полк, докатился лай зениток. Поначалу глухой, еле различимый, он становился все отчетливее, все яростнее. Очевидно, немецкие самолеты настойчиво пытались просочиться сквозь заградительный огонь к Москве.

Дежурное звено «мигов» немедля взлетело и взяло курс на северо-запад.

Летчики сразу окунулись в густую, вязкую темень. Постепенно глаза пилотов стали привыкать к ночной мгле. Но вот впереди черноту неба стали вспарывать сверкающие трассы зенитных пушек и пулеметов, заметались длинные щупальцы прожекторов. Еремеев видел, как недалеко вспыхнул один из фашистских бомбардировщиков, за ним ярким факелом посыпался на землю другой. В перекрещенных лучах мелькнула движущаяся серебристая точка. Ныряя то вправо, то влево, она тщетно стремилась вырваться из-под «опеки» прожекторов. Однако лучи медленно и неотступно ползли следом за ней.

«Юнкерс», — без труда определил старший лейтенант Еремеев и устремился на сближение с ним.

«Миг» находился немного выше вражеского бомбардировщика. Опасаясь, что тот может вот-вот выскользнуть из освещенной зоны, советский летчик резко перевел машину в пике и дал длинную очередь из пулемета. «Юнкерс» мгновенно растворился в темноте, точно его и не было.

— Эх, мазила! — обругал себя Еремеев.

Интуиция подсказывала ему, что противник не успел далеко уйти, он где-то рядом. Изменять направление полета не следует, чтобы не потерять ориентировку.

Ага! Луч прожектора снова зацепил бомбардировщик, но теперь его силуэт обозначился выше истребителя. Старший лейтенант увеличил обороты винта и начал подбираться к немцу снизу…

Стремителен темп воздушного боя. Успех в нем часто зависит от мгновенной реакции, счет времени ведется на доли секунды. Чуть промедлишь или проглядишь — и потеряешь выгодную позицию, а то и вовсе проиграешь схватку.

Еремеев напряженно следил за «юнкерсом». Главное — не упустить его из виду. Выбрав момент, летчик жмет гашетку. Из носа истребителя выплеснулось несколько трассирующих очередей. Но и на этот раз, прошив мглистое небо огненными строчками, они затухли в стороне от цели. Вот фашистский бомбардировщик резким маневром выскользнул из лучей прожекторов, его контуры становились все более расплывчатыми, почти невидимыми.

«Уходит, уходит!..» Блеснувшая под крылом речушка — знакомый ориентир. Где-то здесь город Клин… Увеличив скорость, старший лейтенант нажал гашетку. Но пулеметы молчали. Кончились боеприпасы. Еремеев, не упуская из виду едва заметное свечение выхлопных газов «юнкерса», догоняет его. Но что он может сделать без патронов? Одна мысль завладела летчиком: «Таран! Только таран!» И он, подойдя снизу, винтом сбил стабилизатор и руль поворота немецкого бомбардировщика. Тот рухнул на землю. Но и еремеевский самолет вошел в штопор. Не подчиняясь рулям управления, он катастрофически терял высоту. Поняв, что он уже не в состоянии что-либо изменить, Еремеев быстро отстегнул привязные ремни и приготовился прыгать. И тут он почувствовал, что встречный поток воздуха толкает его обратно. Невероятных усилий стоило ему выбраться из кабины и оттолкнуться.

…Еремеев очнулся. Светает. Вокруг темнеет лес, сыро. Парашют висел, запутавшись в ветвях деревьев, стропы туго натянуты.

Отстегнув лямки, летчик осторожно ощупал себя. Кажется, цел. Вот только нестерпимо ломит спину и трудно дышать. Но это чепуха, пройдет. Надо искать свой полк. К счастью, в кармане сохранился ручной компас, лишь разбилось стекло.

Еремеев засек по нему юго-западное направление и двинулся в путь.

Летняя ночь коротка. Вскоре на горизонте всплыло раскаленное солнце, а впереди замаячили очертания какого-то селения. Летчик ускорил шаг. Вдруг кто-то громко крикнул: «Стой!»

Как подкошенный упал он на землю. И сразу застучал автомат. Пули просвистели над его головой. Что делать? Еремеев решил притвориться убитым: может, перестанут стрелять. И действительно, стрельба прекратилась. Потом к нему подползли два красноармейца, встали около него, разглядывают.

— Кажись, убит, — сказал один из них.

— Жаль… А то бы «языка» притащили, — отозвался другой.

Тут Еремеев не выдержал, подал голос:

— Свой я, братцы, свой! Летчик я!

Не верят:

— Притворяешься, шпион несчастный! Не выйдет! А ну, вставай! Руки!

Еремеева обыскали и повели в штаб. Оттуда созвонились с авиаполком, и через несколько часов старший лейтенант был среди своих товарищей.

В начале августа 1941 года москвичи увидели на Манежной площади искореженные обломки самолета со свастикой. Крупная надпись на щите гласила: «Хвост фашистского бомбардировщика, сбитого под Москвой старшим лейтенантом Еремеевым».

Вскоре по указанию командования ВВС Московского военного округа во всех авиачастях были организованы беседы: «Как летчик Еремеев винтом своего самолета изрубил фашистского стервятника». Среди слушателей был тогда и младший лейтенант Виктор Талалихин.

Об этом подвиге нашего земляка в «Красной звезде» писал Алексей Толстой в своем очерке «Таран». Кстати, в Институте мировой литературы имени Горького Академии наук СССР хранится рукопись Алексея Толстого с набросками к очерку «Таран». На последнем рабочем листе авторская пометка с датой — 15 августа 1941 года. Значит, очерк о подвигах летчиков писатель готовил по горячим следам после ночных таранов Петра Еремеева и Виктора Талалихина.