Кононов Варвар. Страница 38

– Сурово! – посочувствовал Ким. – Ну, привет передавайте. Я к слонам со всей симпатией… Как оклемается, навещу, морковки принесу и попрошусь потанцевать на спине.

Хихикнув, Варвара повесила трубку. Ким поглядел на экран, неторопливо набрал несколько фраз, потом вошел в нормальный ритм. Странно, но совиные привычки не мешали, шум с улицы не отвлекал – работалось, как ночью, даже еще быстрее и плодотворнее. «С чего бы? – думал Кононов, барабаня по клавишам. – То ли кофе в постель, то ли Дашино влияние, то ли Трикси посодействовал…» Так ли, иначе, но снова раскинулись вокруг безлюдные мрачные земли, нависло над головой серое небо, загрохотали волны, штурмуя скалистый берег. Ванахейм! Не так уж далеко от Питера, но все же к Мурманску поближе…

Путь Конана отклонился к западу, к прибрежным утесам, за которыми ярилось и бушевало море. Тут встречались сосновые рощицы и заросли разлапистых елей; тут, в укромных бухтах, прятались ванирские подворья – побольше, принадлежавшие вождям, и совсем маленькие, в коих обитала одна семья, какой-нибудь рыбак или охотник с женой и полудюжиной рыжеголовых отпрысков. Смутные мысли бродили у Конана в голове; он собирался заглянуть в подходящую ванирскую усадьбу и либо найти там дружину из крепких молодцов, готовых штурмовать хоть замок колдуна, хоть ворота мрачного царства Нергала, либо выведать, где можно разжиться сотней-другой воинов. Не исключалось, что такой визит мог закончиться побоищем. Все зависело от обстоятельств: как его примут, куда посадят, какой кусок поднесут – или предложат, вместо мяса и пива, понюхать лезвие секиры.

Размышляя на сей счет и прислушиваясь к грохоту волн, упрямо таранивших берег, он вспоминал о кормчем Шуге, старом псе, об Одноухом, десятнике стрелков, о Харате, парусном мастере, мошеннике Броде, Кривом Козле, Стимо с бычьим загривком, недоумке Рикозе и прочих головорезах, ходивших с ним на «Тигрице». «Эх, были б барахтанцы тут, не пришлось бы сговариваться с ванами, искать у них людей! С другой стороны, если б парни были, к чему тогда мстить Гор-Небсехту, этой склизкой гадине? – думал Конан. – Тогда бы он о колдуне и слыхом не слыхивал, как и о Дайоме, владычице острова!»

Но судьба судила иначе, и теперь, подбираясь к замку Кро Ганбор, Конан мечтал, как справит тризну по своему экипажу – причем не багряным барахтанским вином, а кровью! Вот только воинов у него маловато: один каменный ублюдок и одна пуантенка…

Ублюдок, конечно, стоил сотни бойцов, но лучше спихнуть его с утеса и сговориться с ванирами – с каким-нибудь вождем, готовым обокрасть родную мать, не то что богатый замок. Вождем у ванов почитался всякий, кто мог снарядить боевое судно и два-три десятка воинов, но такой предводитель Конану не подходил; для штурма Кро Ганбора требовался отряд побольше. Иногда он сожалел, что пикты так неуступчивы и упрямы. На худой конец он мог бы, преодолев неприязнь, повести их воинство на север – вот только чем бы все закончилось? Пикты сражались каменным оружием, а у ванирской дружины Гор-Небсехта наверняка имелись стальные клинки и копья, крепкие медные кольчуги да бронзовые рогатые шлемы. «Нет, – думал Конан, – против ванов лучше нанять ванов, если не имеешь под рукой кого получше – скажем, киммерийцев».

План его был вполне реальным, ибо смертельной вражды между ванирами и киммерийцами не было. Они то ссорились, то мирились; иногда вместе воевали с асами, иногда ходили в набег на Гиперборею, а временами случалось и обратное: киммерийцы и асиры, вступив в союз, обрушивались на Ванахейм. Многое зависело от вождей, от их междоусобиц и счетов друг с другом. Бывало так, что ван ненавидел вана сильнее, чем асира или киммерийца, и охотно принимал помощь иноплеменников, чтобы пустить кровь сородичу. И потому Конан полагал, что сможет с кем-нибудь сговориться – тем более что в этих северных краях имя его пользовалось известностью и даже почетом. Да, пикты были бы только помехой! Если бы он заявился с ними в ванирскую усадьбу, могло случиться что угодно… Ваниры любили пиктов не больше, чем киммерийцы.

Ким откинулся в кресле и, хмурясь, почесал затылок. Не нравилось ему, когда куски романа разбросаны там и тут, начало на одном компьютере, а продолжение – в другом. Непорядок! Соединить бы надо, на этом самом пентюхе, коли он тут задержался… Собственно, не задержался, а обосновался, прочно и надолго. А что? Место хорошее, вид на Фонтанку приятный, и городская библиотека рядом, опять же районный загс поблизости – хочешь, женись, а хочешь, разводись… Ну, разводиться можно в рубище, а бракосочетание – момент торжественный, костюм необходим, штиблеты, галстук… А у него – джинсы да рубаха, и та с чужого плеча…

Он закрыл файл, пошарил в столе, нашел ручку и листок бумаги, написал: «Любезная моя Дарья Романовна! Честь имею предложить Вам руку, сердце и остальные мои органы, какими пожелаете владеть с этого дня и до скончания веков. В общем, вся моя душа и тело – Ваши! Но тело нуждается в облачении, а зеркало души – то есть лицо – необходимо брить и чистить в нужном месте „Блендамедом“. Поехал в Озерки, чтобы пополнить гардероб. Если до трех не обернусь, не беспокойся. Целую. Ким». Подумав, он добавил: «Солнышко! Ты пахнешь розами и медом. Ты…»

Ким закрыл глаза, вдыхая ее запах, витавший в воздухе. Солнечный свет, струившийся в окна, трепетал под веками мягким огнем, будто рыжие Дашины волосы, а в голове рождались рифмованные строчки – что-то о любви, губах, подобных алому кораллу, чарующих очах и спелых виноградных гроздьях, что прячутся за шелком платья. Еще о лебединой шее, тонком стане и…

Он вздохнул, решительно поднялся и зашагал к дверям, бормоча: «Двигай, олух, шевелись! Раньше уедешь, раньше приедешь!»

Добравшись к себе на Президентский, Ким набил рюкзак вещами, прихватил роман с парой запасных дискеток, выгреб из стола последние рубли вместе с валютной заначкой. Потом тщательно запер квартиру, спрятал ключ в секретное место и поглядел на часы. Двадцать минут второго… пожалуй, можно прогуляться, а по дороге и цветы купить… Какие любит Даша? Со временем он это выяснит, а нынче что уместней роз?.. Алых, пышных, ярких, с нежным ароматом и лепестками, как губы любимой… целая охапка из миллиона алых розочек… Размышляя об этом, Ким приблизился к цветочному ларьку, исследовал свою наличность и выяснил, что миллион ему не потянуть. Пришлось ограничиться более скромным букетом.

У входа в метро он замер, обуреваемый какой-то смутной мыслью, потом развернулся и прошагал пару кварталов Выборгского шоссе и торгового центра с лавкой унитазов из Бразилии, аптекой «Пурген» и ДСО «Киммерия». Мысль тем временем созрела и оформилась; теперь он знал, что движется сюда, гонимый страхом и тревожным ощущением. Воспоминанием, как впивались в его тело пули – там, в лесу, и чувством беззащитности перед оружием, какого не было и не могло быть в хайборийских землях. Странно, но он не думал про пистолеты и винтовки, автоматы и гранаты, как если бы забыл о них, вдруг превратившись в Конана; он размышлял о дротиках, метательных ножах, праще и томагавках. Кувалда хороша для рукопашной, а с десяти шагов противника не пришибешь – тут нужен инструмент полегче, поострее… «Топорик? Может быть», – подумал Ким и просочился в магазин.

Народу в нем было столько же, как в предыдущий раз, – он сам да ветхий продавец. Встретил он Кима, точно старого знакомого.

– Гутен таг! Ну, юноша, кувалда пригодилась? О, да вы с цветами! Какой букет роскошный!

– Жениться собрался, – пояснил Кононов, пропуская вопрос о кувалде мимо ушей. – Вот, присматриваюсь… Может, попадется что-то нужное в хозяйстве.

– Не хотите наковальню? Или тиски с рычагом, чтоб трубы гнуть? Или ключ разводной, пятидюймовый? Или…

Но Ким обозревал саперные лопатки, железные колья и небольшие туристские топорики. Затем его повлекло к дискам для распиловочных станков; он примерился к одному-другому, ощупал зубчики и острые края, уколол палец и поднял задумчиво брови. Вот это штука – ни дать ни взять японский сюрикен! Инструментальная сталь, заточена, как бритва, и на вес легка… Пожалуй, то, что надо.