Меч над пропастью - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 35

– Отведешь меня к ней?

– Для чего?

«Задает вопросы, – подумал Ивар. – Вроде бы пришел в себя, а слов покорности не говорит и на службу не просится. Странно! Одному в степи не выжить… Или его племя близко? Эти Живущие В Ущельях?.. Судя по названию, они обитают у самого Хребта…»

– Я должен попасть к Брату Двух Солнц, чье войско сейчас за горами, – сказал он. – И я очень спешу. Вождь меня ждет.

Физиономия Дхота вдруг переменилась. Насколько Ивар разбирался в мимике шас-га, она выражала сейчас изумление и злобную радость, какая бывает на лике дьявола, поймавшего грешную душу. Дхот-Тампа повалился в ноги Тревельяну и забормотал:

– Мой лоб у твоих подошв, хозяин… Повели, и буду грызть камень, пока он не станет песком… Я – твой слуга! Я отведу тебя к Спящей Воде, а ты возьмешь меня в лагерь этого ублюдка! Возьмешь в его шатер, когда он тебя призовет!

Ублюдок – древнее земное слово, никак не подходившее шас-га, не имевшим понятий о законных и незаконных потомках. На самом деле Дхот сказал «нидда сижж ад'хру темми рирр'ни яхх», что означало «рожденный в несчастливый день из дерьма хромого яхха», то есть высшую степень оскорбления. Получалось все же «ублюдок», коль родительница – не самка, а зловонная куча навоза.

Ухватив Дхота за плечи, Тревельян потянул его вверх, всмотрелся в искаженное ненавистью лицо.

– Ххе! Выходит, у тебя счеты с Великим Вождем… Ну-ка рассказывай!

– Проклятый нидда вырезал наш род, перебил без всякой вины, – снова забормотал Дхот-Тампа. – Пещера со Спящей Водой открылась Кайни, пастуху, но он был молод и перепугался колдовства. Пришел к старикам, и те велели Ошу-Ги узнать, нет ли там какого зла… бывает злое от демона Хатта – скалы раздвигаются, и из трещин ползет ядовитый дым… бывает желтый дым, а бывает невидимый, но убивающий живое…

«Сернистые испарения и углекислый газ», – подумал Ивар и кивнул:

– Дальше! Кто такой этот Ошу-Ги?

– Ппаа, самый сильный в нашем Очаге. Он пошел в пещеру, а с ним – я и Тукки, лучшие из воинов. Долго там пробыли, глядели, и ппаа делал разные вещи… Он мог сказать: что непонятно, то зло… Но Ошу-Ги сказал иначе: вот чудо, ниспосланное богами! И старейшины послали к ублюдку гонцов, желая войти к нему в милость. Он пришел и перебил Очаг, и нет больше Живущих В Ущельях…

– Почему он это сделал?

– Откуда мне знать? Я сражался с Мечущими Камни, а потом бежал к Спящей Воде и очутился у кьоллов, порази их Ррит вечным голодом! Они учили меня палкой и плетью, пока я не загрыз двоих… Тогда надели цепь и продали купцу туфан, а от него я попал к колдуну с летающей повозки. И хоть он был сильнее, я пустил ему кровь! – Тут Дхот-Тампа огляделся и озабоченно спросил: – Ты уверен, что это не Йргык? Может, все-таки ты Страж, а не ппаа Айла из Белых Плащей?

– Уверен. Подумай сам, я ведь тебя не съел. Там горы, – Ивар показал на юг, – а там – повозки, яххи, мои слуги и трупы убитых. Стая крыс пожирает их. Пойдем! Теперь ты мой воин, я дам тебе мясо и воду, но потребую послушания.

Дхот снова завелся насчет камней, которые будет грызть, но Тревельян прервал его, сказав:

– Я знаю, ты хочешь отомстить Трубачу. Не спорь, я знаю! Посмотри сюда! – Он широко развел руки и оттопырил большие пальцы. – Вот его глотка, а вот – твои зубы! Держись подальше от него, пока я не скажу.

– А ты скажешь? Скажешь? – Лицо Дхота опять перекосилось гримасой ненависти.

– Придется, – со вздохом молвил Тревельян.

Они зашагали к повозкам, и по дороге Ивар думал, что вот теперь одной заботой меньше – нашелся проводник. Возможно, и от другой заботы он избавился – Дхот не только проводник, но и орудие убийства. Хотя какая разница, своей ли рукой убиваешь или чужой, которую направил?..

Мысли были горькими, и снова вспомнил он про Анну Веронезе. Зачем мы здесь? – спросила Анна. Зачем? – повторил про себя Тревельян, и ответил: для чего угодно, только не для убийств.

Анна сидела в шезлонге, подставив лицо солнечному свету и теплу. Сквозь защитный купол Ракшас казался серебристым кружком, а цвет Асура был ближе к розовому – если прищурить глаза, чудилось, что в небе повис огромный круглый пион. Его лучи-лепестки окутывали сад и жилую башню и превращали воду в бассейне в алое вино.

Уютное место, спокойное и красивое, очень подходящее для размышлений. А поразмыслить есть о чем…

По другую сторону бассейна Джикат Ду и Теругга перебрасывались клинками, стараясь отбить их или поймать за рукоятку. Древняя воинская игра-поединок, все еще популярная у терукси… Но в прошлом клинки были стальными, а теперь из пластика, который увечьем не грозил, даже не резал кожу. Не поединок – игра… Иллюзия!

«Как все здесь – наши сосны и березы, наше жилище и мы сами, – подумала Анна. – Мы тоже иллюзия, мы чужаки, краткий миг в истории Раваны. Как появились, так и уйдем… Этот мир существовал до нас, и жизнь его будет длиться после нас, по своим законам, которые никто не в силах изменить. Никто и ничто, кроме времени».

В систему ФРИК она пришла совсем еще юной, исполненной романтических грез. Странствовать по архаичным мирам, смирять циклоны и вулканы, вести меньших братьев к вершинам прогресса, спасать и помогать, карать зло и сеять добро – это казалось таким возвышенным и грандиозным! А кроме того, дарило ощущение всемогущества – ведь старший брат имел неоспоримое право распоряжаться судьбами тысяч и миллионов, поскольку ему было известно, что для них лучше, а что – хуже. Теперь, спустя восемь лет и пять прогрессорских миссий, романтика поблекла, и Анна уже сомневалась в чистоте своих девичьих помыслов. Что направляло ее в те годы, какая мечта? Возможно, не инстинкт мудрого и сильного, желавшего спасти обездоленных и слабых, а всего лишь стремление поиграть в богов? Примериться к роли Геры, Афины или Маат, египетской богини справедливости?

Джикат и Теругга метали клинки, делая это с изяществом, присущим их народу. Они не смотрели в сторону Анны, но девушка знала, что эти двое стараются для нее, желают привлечь внимание, ищут знака благосклонности, но ничего не требуют. Ненавязчивый флирт, вполне в стиле терукси… Их мужчины обладали не только грацией и красотой, но также нежностью чувств, верностью и рыцарским обхождением, столь милым женскому сердцу. На Земле еще сохранились древние обычаи, там еще дарили женщинам цветы и целовали руки, но терукси делали это всегда – преклонив перед избранницей колено и ожидая ее решения. Анна понимала Энджелу – с таким мужчиной, как Кафингар Миклан Барахеш, можно было прожить жизнь в согласии и любви. Понимала, но не завидовала и не мечтала, чтобы Теругга или Джикат преклонили перед ней колено.

Вот если бы это был Тревельян… пусть даже в страшном облике шас-га…

Что-то случилось с ней на Пекле – возможно, этот скудный дикий мир давил на нее, заставляя испытывать чувство безысходности, или она вступала в зрелый возраст, когда игры в богов не привлекают и хочется чего-то иного, более серьезного – выполнить свое предназначение, найти любовь, родить ребенка… Прежние миссии тоже были нелегкими, особенно для усмирителя вулканов, который, спасая поля и города, трудится на грани гибели, в грязи и дыму, рядом с потоками лавы, под раскаленными камнями. Но, сражаясь с природным катаклизмом, она защищала людей или тех, кто был подобен людям, кто испытывал такой же страх перед стихиями, как жители древних Помпей. Она не решала, кого и как убить, чтоб выжили другие, более достойные – или, возможно, те, кто причислен к достойным старшими братьями. С этой дилеммой она столкнулась лишь на Пекле, с задачей, не поддававшейся логическому анализу… Так утверждал Тревельян, и что бы он ни сделал, как бы ни поступил, она и все остальные члены миссии отвечали за его решение.

Теругга повернулся к ней и одарил нежной улыбкой. Джикат, изловчившись, бросил клинок, заставив его со свистом вращаться в воздухе. Лезвие чиркнуло по плечу Теругги, отлетело и воткнулось в землю. Поражение? Очевидно. Теругга явно был огорчен – он отступил, хмуря брови и вытирая со лба испарину. Теперь Анне улыбался Джикат – его зеленые глаза сияли, и чудилось, что в них отражаются два светила, алое и серебристое.